Эхма! Жизнь была – закачаешься…
Так нет же, я решил жениться. Вот придурок! Право слово, на тот час у меня точно случилось временное помутнение сознания.
Нет, Каролина хорошая девушка. Симпатичная. Даже красивая. Но эмансипация из нее так и прет. А в голове лишь бизнес, новые наряды и украшения. Для нее мужик не человек, а средство производства. Жаль, что наша наука еще не додумалась до биороботов.
Для Каролины это было бы то, что надо. С одним маленьким уточнением: у робота должно быть ВСЕ, что полагается мужчине. И даже больше, чем ВСЕ.
Ладно, что сделано, то сделано. Потерявши голову, по волосам не плачут. Семейные проблемы можно оставить на потом. Сейчас главная задача состоит в том, чтобы не присесть на нары и сохранить собственную жизнь – ни много, ни мало.
Чухлаев… С какой стати он предоставил Лане для такой серьезной операции с далеко идущими последствиями свою машину? Что это – недомыслие или пренебрежение к противнику? Хотя… какой я противник для братвы, которая держит в руках полгорода. Пыль придорожная.
Конечно, автомобилей у Мины много; в распечатке, которую я получил от Дейзика, за Чухлаевым числилось семь импортных тачек. Он мог и не знать, что одну из его машин использовали в операции по устранению Заварзина.
А если все так и задумано? Вдруг Чухлаев не имеет к убийству никакого отношения? Что если НЕКТО задумал гениальную интригу, чтобы подставить не какого-то там Иво Арсеньева, случайного человека, джокера, а козырного туза Мину?
Это вариант… Тогда меня точно должны сдать милиции. Почему? А потому, что я просто обязан был заметить номер авто, на котором Лана увезла меня с презентации.
Только теперь я вспомнил, что "ауди" стояла как раз под фонарем, на самом освещенном месте автостоянки.
Так что ее номер не мог рассмотреть разве что слепой или вдрызг пьяный. А я был вполне вменяемым.
Значит, кому-то нужно, чтобы я на допросе назвал и марку, и номер машины, а также живописал внешность Ланы. Тогда получается, что и она подставлена? Так сказать, за компанию.
Не исключено. Но в этом случае я очень сомневался, что Светлана еще дыбает на своих прелестных ножках по грешной земле. Она сейчас самое слабое звено в цепи, на которой держится интрига. Убрать его, заменив на железную неопределенность, – и дело в шляпе. Все концы оборваны, остался только лох Арсеньев с его не очень убедительными показаниями. Лох ушастый, сухарь.[14]
Однако, как мне показалось, Лана не была абсолютной дурочкой. И если она знала, на что идет, то по меньшей мере должна была озаботиться на предмет своей безопасности.
Конечно, ее могли элементарно надурить, чего-нибудь наплести, но уж больно она нервничала, вспомнил я случай с котом. Значит, предполагала, что ситуация очень серьезная. Но не трагическая. Я бы это точно учуял.
Скорее всего, ей и впрямь сплели какую-то розовую сказочку с хорошим концом. А может, просто изъяли из обращения – после того, как она опоила меня снотворным.
Короче говоря, мне в первую голову нужно отыскать Лану. Это, конечно, полегче, чем найти иголку в стоге сена (в том случае, если она еще жива и находится в городе), но задачка мне светила еще та.
Будь я на службу, ее данные лежали бы у меня на столе уже через сутки – это максимум. Спецслужбе просеять наш городишко через частое сито (пусть он и значится как областной центр) – раз плюнуть.
Но увы и ах. Сейчас я всего лишь простой обыватель, у которого нет даже надежного оружия; помповое гладкоствольное ружье не в счет. Если за меня возьмутся всерьез, притом, братва, то от меня только уши останутся. В качестве сувенира.
Искать надо. Надо!
К Мине меня не допустят, это точно, а вот Лана… Стоит попробовать. Это пока единственный просвет в туманной мгле, в которую я попал. Единственная надежда найти хоть какую-то зацепку, от которой можно будет плясать как от печки.
Искать… Где? Вопрос на засыпку. Думай, Иво, думай…
А что думать? Вариант сам просится на ум. Нужен фоторобот Ланы-Светланы. К сожалению, Дейзик такими вещами не занимается. Нет у него художественной жилки, и все тут.
Однако, чего-чего, а талантов на Руси хватает. В этом вопросе мы действительно впереди планеты всей. Так что свет клином на Дейзике не сошелся.
Я решительно тормознул такси и указал водителю адрес. Похоже, сегодня у меня был день визитов к нестандартным творческим личностям…
В художественной мастерской шел гудеж. Дверь была не заперта, и я вошел, как к себе домой – даже не постучав.
Поначалу на меня не обратили никакого внимания, и я скромно устроился в уголке, возле сваленных как попало подрамников и всякого хлама, чтобы немного освоиться и осмотреться. Так как свободных стульев не оказалось, я сел на рулон тонкого картона, поставленный на торец.
Это была мастерская довольно известного и уважаемого в определенных кругах художника, которого звали Бьен Кирис. Именно аристократический Бьен, а не какой-то там примитивный Бен, рубаха парень, ковбой с одной извилиной в голове.
На самом деле художника звали Венедикт, а в его паспорте черным по белому было написано, что никакой он не Кирис, а просто Крисюк. Творческая манера Венедикта заключалась в сборе разных предметов на свалках, и вообще где попало, после чего он мастырил с них оригинальные композиции, пользующиеся, как это ни удивительно, большим спросом, особенно среди людей состоятельных.
Если честно, мне его художества нравились. Венедикт обладал уникальным талантом совмещать несовместимое и находить красоту там, где, по идее, ее и в помине не должно быть.
Однажды по пьяни я прикупил у него нечто невообразимое, сварганенное в основном с железок от комбайнов и швейных машин и называющееся скульптурой, и поставил эту химеру в своей спальне рядом с дорогой имитацией итальянского камина.
Больше всего в этой композиции меня умилял и восхищал хорошо начищенный старинный пест из бронзы, впаянный в большой кусок стекла цвета янтаря, который был обрамлен зубчатыми шестеренками и хромированными колесиками.
Причудливая игра света и тени, а также разнообразие материалов, форм и фактур, вызывали у меня приятные ассоциации, большей частью мечтательные. Нет, мне точно нравилось мое приобретение.
Правда, Каролина несколько раз порывалась самолично вышвырнуть творение Венедикта в мусорный контейнер, горячо (как это умеют женщины) убеждая меня, что место ему – на свалке, но я героически отстоял этот шедевр искусства двадцать первого века. А чтобы окончательно успокоить и умаслить свою половину, я заказал Венедикту ее портрет.
Он действительно был выдающимся портретистом. Многие мечтали иметь личную парсуну от Бьена Кириса.
Да очень немногим удавалось уговорить его сподобиться на такой подвиг.
Венедикт терпеть не мог рисовать людей. Он считал это глупым и нудным занятием. Обычно своих заказчиков он отсылал в фотоателье, при этом приговаривая, что более точного изображения физиономии, нежели фотографическое, достичь невозможно. Венедикт не хотел заниматься портретной живописью ни за какие деньги. Ну был у него такой бзик, и все тут.
Но иногда на него находило. И он за час-другой выдавал такой шедевр, что волосы дыбом вставали. Это были не портреты, а симфонии. Право слово.
Я знал это его свойство и подгадал сделать заказ именно в момент, когда Венедикта посетила муза. (Естественно, на тот час он был подшофе). Когда я принес портрет домой и повесил его в гостиной на самом видном месте, моя дорогая супруженция от умиления и счастья даже пустила слезу.
Картина была выполнена в стиле французского импрессиониста Клода Моне, и казалось светилась неземным светом. Особенно красивой была дорогая позолоченная рама. Что касается Каролины, то она выглядела на полотне словно ангел.
Чертов льстец, этот Веня Крысин…
Первым меня заметил лепший друг Венедикта ярко-рыжий, а из-за этого похожий на низкорослый подсолнух, художник-график Кирилл Алдошин. Или Кир Кирыч, Кир Вмазыч, Кир Непросыхающий.
Застать его когда-нибудь трезвым было невозможно. Однажды мы с Венедиктом ввалились к нему в пять часов утра. На тот момент у нас иссякли все запасы спиртного и закончились деньги. Мы почему-то решили, что Кирюха нас выручит.
К нашему удивлению, Кир Кирыч еще и не ложился спать. У него гостевала небольшая компания, которая чемто напоминала мышиное семейство, сгрудившееся вокруг аппетитно пахнущей головки швейцарского сыра.
Сыром в данный момент служил самогонный аппарат – вершина конструкторской мысли знакомого студентахимика. Аппарат был до гениальности прост и экономичен. Он помещался в обычном "дипломате" и за час давал около литра отменного первача крепостью градусов под шестьдесят.
Аппарат перегонял в самогон все, что угодно. Студент умудрился каким-то образом ускорить процесс брожения, и от момента закладки исходного вещества до выхода готовой продукции проходили считанные минуты – не более часа.
