Не обращая внимания на бурные протесты Лисицы, временно поселившейся в угольном вагоне, я начал пробираться к голове поезда. Прыгать с вагона на вагон так же красиво и лихо, как это делают супермены в кино, я не смог. Не рискуя свалиться между вагонов, как в мясорубку, я преодолевал препятствия на четвереньках.
Пока я таким образом шествовал по песчаным кучам, Лисица ползала по продукции шахтеров, придумывая и испытывая различные способы перехода с вагона на вагон. Оборачиваясь время от времени, я мог отслеживать динамику ее мысли. Сначала она пыталась закинуть на соседний вагон ногу, а затем перенести туда тело, но нога оказалась слишком короткой. Потом она пыталась дотянуться рукой. Тот же результат. Интереснее всего было наблюдать, как она ползет раком, намереваясь взять вагон штурмом обеими ногами сразу.
Очутившись на платформе, которую облюбовал покойник, я затащил мешок на макушку песчаной кучи, откуда его легче было скинуть в реку, и принялся развязывать шнурок на горловине. Проделав это, я решил удовлетворить свое любопытство. Опустившись ниже, где не было ветра, я вынул из кармана портмоне покойника.
Оно было туго набито «корочками», визитками, телефонными картами, различными пропусками и деньгами. Последние занимали достаточно много места – восемь стодолларовых купюр и еще тысячи полторы рублей сотенными бумажками. Жутко интересно было рассматривать документы. Я раскрыл паспорт. С фотографии на меня смотрел молодой мужчина с аккуратной бородкой и тонкими усиками. Рюмин Александр Николаевич. Холодок прошелся у меня по спине, когда я увидел дату его рождения – он был всего на три года старше меня! Место рождения – Москва, прописан в Южном административном округе. Жена и дети не обозначены.
Я воткнул паспорт на место и выудил «Пилотское свидетельство». Вот это да! Здесь наш несчастный был сфотографирован в летной форме. Погоны, шевроны. Красавец! Сверху написано: «Аэропорт «Шереметьево-2», ниже: «Пилот второго класса»… Из удостоверения выпал картонный квадратик типа визитки. На нем было написано красным фломастером: «3177-SS».
Не знаю, с какой силой вдруг возопила Лисица, тем не менее я услышал ее через восемь лязгающих вагонов. Пришлось прервать интересное занятие. Я вложил картонный квадратик в свидетельство и все запихнул в портмоне. Выпрямившись, я увидел, что Лисица лежит грудью на торцевой перегородке угольного вагона, а туловище и ноги болтаются над сцепкой. При этом она издавала совершенно душераздирающие вопли.
«Свалится ведь!» – подумал я и, посылая в ее адрес проклятия, пошел на помощь.
– А тебе идет быть негритянкой! – отпустил я комплимент, помогая Лисице перебраться на «песчаный» вагон. – Зубы кажутся белыми-белыми.
– Они у меня и так белые! – сердито ответила Лисица.
Я не мог без смеха смотреть на ее лицо.
– Придется тебе прыгать в реку вместе с ним!
– В какую еще реку? – начала качать права Лисица.
– В речную реку!.. Здесь я решаю, понятно?
– А кто дал тебе право решать? Один раз ты уже решил!
– Тебе что-то не нравится? Может быть, ты хочешь вернуться в свой вагон?
Лисица предусмотрительно замолчала, потому что понимала: здесь она полностью зависит от меня. Я тащил ее за собой, уверенный в том, что она уже не будет рваться к власти и руководить мной. Мое решение казалось мне продуманным и верным. На речном дне никто не нарушит покой пилота второго класса Рюмина Александра Николаевича, криминальные эксперты не станут ковыряться в его ране, определяя, какой вид оружия ее произвел. Следовательно, никто не заподозрит меня в преступлении, которого я не совершал.
А мент на мотоцикле пусть допрашивает меня, штрафует и наказывает в административном порядке. Все это детская забава в сравнении с тюрьмой. Скажу ему, что товарняком отправил мешок картошки любимой тетушке, которая живет на Севере, и что таким способом я переправил уже не один десяток посылок. Все из-за бедности, товарищ сержант. Ведь почта за одну посылку последние штаны снимет.
Наконец мы добрались до мешка. Я сразу же принялся набирать пригоршнями песок и закидывать его в мешок.
– Зачем ты это делаешь? – удивилась Лисица.
– Для балласта… Не стой, помогай!
– Но его вынесет на берег! – опять начала спорить Лисица.
Я не вступал в дискуссию, продолжая работать. Песок был сухой, поток воздуха распылял его во все стороны до того, как я опускал ладони в мешок. Работа двигалась медленно. Я злился.
– Чего ты стоишь? – крикнул я Лисице.
– Это глупая затея!
И тут я увидел мост. Поезд медленно сворачивал к нему, и пролеты еще были видны со стороны. Три огромных дуги с паутиной балок. Между ними слон запросто пролетит!
– Быстрее! – крикнул я, лихорадочно швыряя песок в мешок.
Лисица опустилась на корточки и, будто дразня, стала пересыпать песок из ладони в ладонь.
Черт с ней! Лишь бы под ногами не путалась! Я стянул горловину, туго обвязал ее шнурком и потянул наверх, чтобы придать мешку вертикальное положение. Теперь он весил все сто килограммов, но я надеялся, что сумею как следует толкнуть его ногой, а песчаная горка, с которой он покатится, придаст ему нужное ускорение. Локомотив еще не успеет протащить по мосту свой длинный хвост, как мешок мягко погрузится в донный ил, словно «Наутилус» капитана Немо.
Казалось, что мост подплывает к нам, разворачивается, предоставляя составу узкий коридор. По локомотиву уже побежали тени от мостовых конструкций. Резонируя, мост загудел, заскрипел. Блеснула поверхность реки. Во всем обозримом пространстве не было видно ни лодок, ни вездесущих мальчишек, ни рыбаков. Более удобного места трудно найти! Я приготовился. Лисица, сидя на корточках, сунула руки в песок, словно хотела схватиться за него, чтобы нечаянно не улететь вслед за мешком.
Вот и наш вагон въехал на мост. Перед глазами замельтешили металлические конструкции. Я приметил промежуток между пролетами и приподнял ногу. Раз, два, три…
Вдруг Лисица резко вскинула обе руки, и я почувствовал, как по моим глазам хлестнул песок. Я заорал от боли и схватился ладонями за лицо.
– Ты что?! Идиотка!! – орал я, тряся головой.
Глаза набухали от слез. Я не мог ни закрыть глаза, ни отвести зрачки в сторону. Упал на колени, сунул руки в карманы, но там у меня отродясь не было платка. Тогда я прижал к лицу майку и попытался протереть ею глаза. Хоть бы кружку воды!
Одуревший от боли и подлости Лисицы, я напрочь забыл про мешок. Когда я смог открыть глаза, мы уже проехали мост. Состав втягивался в ущелье. По обе стороны от железной дороги к небу поднимались сосновые леса.
Я посмотрел на Лисицу. Должно быть, мое лицо выражало абсолютно конкретные намерения, и Лисица, не терзаясь сомнениями, подготовилась к худшему. Она вскочила на ноги, сжимая в ладонях песок, как гранаты, и стала медленно пятиться.
– Не подходи! – предупредила она. – Хуже будет!
«Хуже уже не будет», – мысленно ответил я и тигром кинулся на нее. Лисица завизжала, тотчас длинным гудком отозвался локомотив. Я повалил черномазую предательницу на песок, сам распластался на ней и крепко сжал ее запястья.
Лисица беспомощно крутила головой и щелкала зубами. Я молил бога, чтобы ей не взбрело в голову начать плеваться.
– Сейчас я накормлю тебя песком, – с дьявольской радостью объявил я. – Потом засыплю твои глаза. Потом затолкаю песок в ноздри, и ты целый месяц будешь им сморкаться…
– Ты сумасшедший!! – заверещала Лисица и попыталась сбросить меня с себя. – Маньяк!!
– Да, я сумасшедший!! – с гордостью заорал я. – А вот ты хитрая и лживая!! Ты прячешься под своей негритянской маской и думаешь, что я ни о чем не догадываюсь!! Ошибаешься! Я все понял! Ты из кожи вон лезешь, чтобы труп нашли, и как можно скорее!
– Ай, мне больно! – заскулила Лисица. – Ты надавил мне на матку! С тебя песок сыплется!
Тут я услышал, как под нами снова загудели и застонали какие-то мостовые конструкции. Я вскочил на ноги и огляделся. Нет, к сожалению, состав переезжал не реку, а глубокое ущелье, дно которого было завалено камнями, а склоны густо поросли можжевеловыми кустами. Ждать более подходящего места уже не было времени. Состав могли остановить на ближайшей станции и оцепить милицией.
Я с ненавистью столкнул мешок. Он тяжело упал на край моста, перевалился набок и полетел вниз. Я провожал его взглядом до тех пор, пока он не упал на склон и не исчез в густом кустарнике.
Гора свалилась с плеч, и злость утихла. У меня пропало желание снова ложиться на Лисицу. Я принялся отряхиваться.
– Ура-а-а! – жалобно протянула Лисица. – Все кончено! Да здравствует свобода!
Я смотрел на ее восторг с недоверием. То, что я наговорил ей сгоряча, сейчас не казалось мне глупостью. Случайно или по злому умыслу, но все, чего она добивалась и о чем спорила со мной, преследовало одну цель: спрятать труп так, чтобы максимально облегчить милиции его поиски.
