— За примерное поведение?
— Шиш с маслом!.. Если у тебя память не отшибло, то ты помнишь кадровые перестановки в органах после путча?
— Ну?
— Дело этого Богдановича в восемьдесят седьмом вел следователь ГУВД Протопопов…
— Юра?.. Юрий… Юрий… Как его звать-то? — оживился Решетников.
— Да какая, к черту, разница! — отмахнулся Каменев. — Я не уточнял. В девяносто первом его «ушли», и на его место назначили Донца. — Каменев достал из кармана потрепанный блокнот, перелистал замусоленные страницы. — Да… Донец А. В. Тогда многие дела пересматривались, такого говна из тюрем наотпускали, что до сих пор разгрести не можем…
— Саня, не отвлекайся, — жалобно попросил Решетников, — у меня и так мозги участкового, а с твоими афоризмами я и вовсе пугаюсь.
— Это потому, что ты не пьешь, — уверенно сказал Каменев. — Даже у участкового в мозгах вырабатываются алкалоиды — жизненно необходимый продукт. Если человек начинает получать алкалоиды извне — с водочкой, например, — эта функция у него постепенно атрофируется и больше не восстанавливается. Прекратил пить — и стал скучным, как завязавший алкоголик. Поэтому я…
— Саня! — Решетников почувствовал, что спокойствие покидает его. — Мы с тобой и так ни хрена не заработали! Приедет Женька…
— Между прочим, он приказал ни во что не вмешиваться. Ну ладно. Если тебе про алкалоиды неинтересно, слушай про Богдановича. — Каменев заглянул в блокнот. — Ага!.. Вот оно… Следователь Донец направил дело на пересмотр…
— Через пять лет, — уточнил Решетников. Каменев глубоко вздохнул и посмотрел на напарника, как на нерадивого ученика:
— «Пересмотр обвинительного заключения по вновь открывшимся обстоятельствам в пользу осужденного сроками не ограничен», — процитировал статью УПК. — А обстоятельства такие. Богдановича осудили по сто семнадцатой, части два, предусматривающей изнасилование, сопряженное с угрозой убийством. Донец решил, что для применения этой части было недостаточно оснований, направил дело горпрокурору Шорникову и в соответствии с частью три статьи триста восемьдесят четыре УПК потребовал отменить приговор суда, что и было сделано: возобновили уголовное дело по вновь открывшимся обстоятельствам, то есть установлению преступного злоупотребления лица, производившего расследование по делу.
— А чего его стали пересматривать-то? — задумался Решетников. — Чтобы утопить Протопопова?
Каменев поморщился, налил себе кипятку в стакан и бросил туда щепоть заварки.
— Спроси чего полегче, Викентий! У потомственного торгаша Богдановича ничего не конфисковали, а значит, сработали деньги, которые он наворовал.
Решетников снял трубку, набрал номер клиентки, но телефон молчал.
— Куда же она подевалась? — недоуменно спросил он. — Весь вечер звоню.
— Сутки истекут, не объявится — приостановим расследование, и дело с концом!
Неожиданно зазвонил телефон, Решетников схватил трубку:
— Частное агентство «Шериф», детектив Решетников.
Звонил Вадим Нежин, полковник госбезопасности в отставке, ныне работавший в коммерческом детективном агентстве «Альтернатива».
— Привет, Вик! — сказал бодрым голосом. — Вы уже открыли шампанское по случаю торжества?
— Дня рождения дедушки Ленина, что ли?
— Да нет, я имею в виду статью!
— Сто семнадцатую, часть вторую?
Нежин засмеялся так, что смех его был слышен даже Каменеву, звучно отхлебывавшему горячий чай и выплевывающему чаинки.
— Значит, насилуют и угрожают убийством? — спросил Нежин. — Да нет, Вик, я о статье в газете в последнем выпуске «Подробностей». Да вы что, не читали, что ли?! Ну, ребята, вы даете! О них, можно сказать, вся Европа говорит, а они и ухом не ведут!
— Да не темни ты, Вадим! Говори, что написано? Закрывают нас, что ли?
— Нет, вас только открывают для широкой публики, Вик. Каменеву привет, я больше вам, дуракам, ничего не скажу: купите газету и прочитайте сами.
Послышались гудки отбоя.
— У нас налоги все уплачены? — спросил Решетников упавшим голосом.
— Босс нам сказал, с мытарями не связываться. Приедет — сам разберется.
Решетников закурил «Дымок» и посмотрел на часы. Было половина десятого.
— Ладно, Саныч. Надо смотаться на какой-нибудь вокзал и купить эту газету, а то я человек мнительный, до утра не засну.
Послушай теперь, как я весь день отдыхал… С девяносто второго Богданович работал в «Океане» в Строгине. Дела его в тамошнем отделе кадров не сохранилось, завмаги с тех пор раз пять поменялись, но я все же нашел старожилку — менеджер по продаже Андреева помнит Богдановича и в принципе неплохо о нем отзывается. О судимости его она знает, но утверждает, что сидел он по сто пятьдесят шестой «Нарушение правил торговли». Проработал он там недолго, оттуда перешел в гастроном на Каширском шоссе, теперь там супермаркет. Дело в архиве райторга есть, но судимость в нем уже не фигурирует — якобы в период с восемьдесят седьмого по девяносто второй он работал или, точнее сказать, служил вольнонаемным в четыреста пятьдесят шестом управлении торговли. Я, конечно, навел справки в Главном военном управлении торговли в Хрустальном переулке, и оказалось, что четыреста пятьдесят шестое базируется в Ленинске и обслуживает космодром Байконур.
— Посадили за изнасилование и отправили на Байконур? — улыбнулся Каменев. — Будет ему лапшу на уши вешать, в колонии номер двенадцать под Нижним Тагилом он отбывал!
— А он и не вешает лапшу, Саныч, — спокойно продолжал Решетников. — Два года назад он получил должность директора универсама на Саянской и стал очень стремительно восходить по коммерческой лестнице: прибрал парочку разорившихся — или разоренных специально — точек, оптовый склад в Южном порту, учредил ТОО, буквально через месяц оно стало называться «АО «Продсервис», и, наконец, в сентябре девяносто седьмого года, как бы в ознаменование десятой годовщины своей посадки, он становится председателем совета директоров, меняет вывеску на «АК «Моспродуктсервис», переводит через московскую администрацию в подчинение своей компании еще два супермаркета, заключает долгосрочные договоры на поставку свежих продуктов и импорта с тридцатью торговыми фирмами, отдельными хозяйствами по всей Московской области, и становится генеральным директором.
— Ну и что из этого следует? — Каменев допил чай и отправился в подсобку мыть стакан. — Кроме того, что он талантливый организатор?
Решетников включил кондиционер, дождался, когда стихнет шум льющейся воды.
— Из этого ровным счетом ничего не следует, — сказал и выпустил струю сизого дыма в потолок. — Дальше работает моя интуиция…
— Да? А вот моя интуиция уже ни хрена не работает, — убрал посуду Каменев.
— Это потому, что ты водку пьешь. У тебя алкалоиды не вырабатываются внутри. Вот сейчас опрокинешь рюмочку, и поймешь, что кто-то выдернул его из тюряги — из тех, с кем он был повязан до судимости торговыми отношениями или, возможно, за кого тянул срок, — и поставил на него. Хорошо бы копнуть положение дел в этом «Моспродукт…».
— Э-э-э!.. — замахал руками Каменев. — Только вот этого ты на меня не вешай, Викентий! Пошли домой, ну его в задницу! Устал я и не пил со вчерашнего вечера. Батарейки садятся без алкалоидов.
Решетников в последний раз позвонил Кире Богданович, но тщетно. Они опечатали сейфы, включили сигнализацию, сдали офис под охрану.
На улице было свежо, пахло зеленью и озоном.
Свет неонового рожка падал на капот «шестерки» Викентия в незакрашенных пятнах шпатлевки.
— Зачем он в Архангельск поехал? — спросил вдруг Каменев.
— Заключать контракт на поставку рыбы в «Ихтиандр». Я разговаривал с его помощником, который подвозил ему документы к поезду.
— Что завтра делаем?
— А как ты думаешь?
— Надо разузнать, что это за партия такая и что за фонд, в котором проходила презентация. И для чего этому торгашу понадобилось вступать в эту партию. Может, я и сам в нее вступлю.
— Смеешься?
Каменев сел в машину, включил двигатель.
— Серьезно, — оказал, опустив стекло. — Мне название нравится: «Власть и порядок». Как раз то, чего этой стране не хватает.
— Ладно, Саныч, поменьше светись и держи связь по сотовому, — пожав ему руку, сказал Решетников напоследок. — Завтра я поеду в Малаховку, попробую осмотреть его дачу. Леле поклон!
«Рено» умчал, Решетников добрел до своей машины и, сев за руль, почувствовал, как устал за сегодняшний день. Разболелось плечо, он вспомнил, что сегодня обещал показаться хирургу, но до сих пор рана не давала о себе знать. Что ни говори, а возраст на состоянии организма сказывается. Тем более на таком потрепанном организме, испытавшем нары и свинец, побои и наркотики. Оставалось только удивляться, как еще выдерживает сердце.
