Он завел двигатель и поехал домой на «Бауманскую». Проезжая мимо станции метро, вспомнил о звонке Нежина. К счастью, последний выпуск «Подробностей» оказался в продаже, и на вокзал ехать не пришлось.
Добравшись до своей квартиры, Викентий включил в прихожей свет, опустился на обувной ящик и нетерпеливо стал перелистывать страницы. На восьмой полосе был помещен портрет Женьки Столетника с какой-то девочкой на руках, рядом большими буквами напечатан заголовок статьи: «Полетт спасена», и маленькими — подзаголовок: «Русский сыщик превзошел своих европейских коллег». Статья оказалась перепечаткой из «Франс суар» и, судя по торжествующей Женькиной улыбке, ничего плохого не содержала. От волнения у Решетникова заслезились глаза. Он протер их рукавом и стал читать.
«С начала апреля Франция внимательно следила за судьбой маленькой Полетт, дочери чиновника департамента по атомной энергетике Жюльена Марше, похищенной неизвестными в швейцарском Граубюндене. Путешествие семейства Марше по родине Келлера и Песталоцци едва не обернулось трагедией. В поисках принимали участие все подразделения кантональной полиции, пограничный департамент Швейцарии, а также полиция Франции и частное детективное агентство Кристиана Марселена, куда обратился убитый горем отец пропавшей девочки.
По стечению обстоятельств, по инициативе г-на Марселена в Париже проводилась конференция Международной ассоциации частных детективов, на которую съехались представители более десяти европейских стран. Все они подключились к поиску, предлагались самые различные версии — от политической акции до банального киднеппинга.
Поистине высокое мастерство сыска продемонстрировал детектив из России, владелец агентства «Шериф» в Москве г-н Евгений Столетник, прибывший в Париж вместе с очаровательной супругой Валерией — подданной Франции.
Дело оказалось куда более запутанным, чем предполагали детективы. Полетт родилась у Жюльена и Жаклин Марше в Мельбурне. Жаклин погибла в автокатастрофе, когда дочери исполнилось восемь месяцев. Наблюдательная г-жа Валерия обратила внимание на азиатский разрез глаз девочки. Жюльен сказал, что девочка похожа на мать, хотя ни одной фотографии Жаклин в доме не оказалось. Своими наблюдениями г-жа Валерия, референт агентства «Шериф», поделилась с мужем и его французским коллегой Марселеном. Предоставив ей заняться материалами, касавшимися гибели Жаклин, детективы немедленно выехали в Граубюнден, чтобы узнать как можно больше обо всех, кто останавливался в окрестностях в день похищения девочки.
Немецкий детектив Вальтер Шуман и его австрийский коллега Вольфганг Юнгер вызвали на откровенный разговор Жюльена Марше. Он рассказал о подметных письмах, которые ему случалось получать незадолго до исчезновения дочери. Франция в то время готовилась к ядерным испытаниям на атолле близ берегов Австралии, и не только «Гринпис» был заинтересован в срыве испытаний. От г-на Марше требовали сведений о транспортировке урана к месту предстоящего взрыва и списки лиц, ответственных за проведение испытаний. По словам Жюльена, он не придал угрозам значения.
Как стало известно Марселену и Столетнику из сводки кантональной полиции, на следующий день после исчезновения Полетт в горах был найден труп террориста из французской группировки «Аксьон директ», разыскивавшегося Интерполом за покушение на генерала Одрана — чиновника министерства обороны, ведавшего экспортом французских вооружений. Это обстоятельство и данные, которые прислал из Парижа немецкий сыщик, показались Кристиану Марселену связанными между собой: террористы «Аксьон директ», как явствовало из листовок, вели борьбу «с военно-промышленным комплексом». Разумеется, человек, разыскиваемый Интерполом, не стал бы держать девочку при себе, скорее всего в его задачу входило лишь похищение, и действовал он не один.
Бармен в Базеле опознал террориста по предъявленной фотографии и заявил, что видел его вместе с человеком, проживавшим в отеле неподалеку от Банка международных расчетов. Через час удалось установить, что речь идет о некоем Барни Хьюмане, проживающем в Претории и имевшем отношение к «эскадрону смерти».
Только на следующий день в департамент полиции пришло сообщение: Хьюман, выдававший себя за Жака Жанэ, пересек границу Испании, откуда самолетом направился в Абиджан вместе со своей восьмилетней дочерью Кэтрин.
Русский сыщик Столетник немедленно вылетел в Барселону.
Тем временем его супруга обнаружила в газетах за 1990 год сообщение об автомобильной катастрофе, в которой погибла мать пропавшей девочки. Судя по фотографии погибшей, она была эффектной блондинкой, восточными чертами ее лицо не отличалось, и с маленькой Полетт у нее не было ничего общего. Г-жа Столетник запросила в библиотеке имени Тургенева мельбурнские газеты, относившиеся ко времени рождения Полетт, и обратила внимание на публикацию об участившемся похищении младенцев в Таиланде. Директор мельбурнской штаб-квартиры Интерпола высказывал подозрения, что они экспортируются в богатые американские семьи через Австралию.
След Барни Хьюмана в Абиджане терялся. Посовещавшись, детективы Столетник и Марселен вылетели в Мельбурн. Здесь они нашли семью, которая помнила Жюльена и Жаклин Марше, проживавших в девяностом году в одном из прибрежных пансионов в Сиднее. Добравшись до пансиона, детективы обнаружили на террасе труп хозяйки. Кто-то явно не хотел их встречи…»
(Продолжение читайте в завтрашнем номере).
— Планетарный уровень, — вздохнув, с завистью произнес Решетников. И дело Киры Богданович показалось ему таким мелким, ничтожным по сравнению с международными приключениями шефа, что он тут же забыл о нем и вскоре уснул как убитый.
В шесть часов утра он выехал в Малаховку, некогда бывшую дачным поселком, а теперь разросшуюся до размеров самостоятельного города приблизительно в пятидесяти километрах от столицы по Рязанской ветке. О том, что у Богдановичей есть дача, трудно было не догадаться — ее просто не могло не быть у торгаша такого масштаба. Решетникова насторожило другое: почему Кира умолчала о ней?
Накануне, мотаясь по столице в поисках вешек, расставленных бывшим насильником, а ныне генеральным директором и членом партии «Власть и порядок» Леонтием Богдановичем, он исподволь выведывал местонахождение дачи, пока наконец не получил нужные сведения от пожилого снабженца супермаркета «Ихтиандр».
— Сказали, уехал на дачу, — взял его на пушку Решетников, выдавший себя за давнего приятеля Богдановича, — а где его дача — одному Богу известно. И телефон молчит.
— В Малаховке дача, — просто ответил снабженец и, точно вспомнив о чем-то неприятном, сплюнул.
— Малаховка большая.
Снабженец оказался хватким, с подозрительной усмешкой поглядел на него и почесал в затылке:
— Не так, чтобы уж очень, — прозрачно намекнул на свою осведомленность.
— Бывал там, что ли?
— А как не бывать? Нешто босс сам себе стол накрывать станет? Возили-с продукт.
— Ладно, чего темнишь-то? — отщелкнув в урну окурок, сказал Решетников и посмотрел на часы. — Где?
— Не имею права разглашать секретные сведения о проживании персонала, — подняв указательный палец, заученно произнес снабженец. — Может, ты из милиции, мне потом головы не сносить. А может, киллер.
Разговор происходил во внутреннем дворике магазина, рядом со служебным входом. Двое рабочих разгружали фургон с какой-то импортной продукцией. Решетникову ничего не стоило справиться о даче Богдановича в самой Малаховке, но он смекнул, что путь через этого вымогателя короче и безопаснее: уж он-то распространяться о проявленном неизвестным интересе никак не станет.
— Шутник ты, братец. Был бы я из милиции, не стал бы справки окольными путями наводить. А киллеру по супермаркетам светиться — себе дороже. Говорю — знакомый. Срок вместе тянули, понял? — И сунул десять долларов в карман снабженца.
— От железнодорожной станции пойдешь на юг, на привокзальной площади указатель есть: «Жуковский». Дойдешь до речки… забыл, как она там у них называется… Говнянка, одним словом, — и по берегу. Там придется спросить, я номер забыл. Неказистая дачка, в два этажа. Первый из камня, второй из дерева. Она там одна такая…
Речка хоть и была охвостьем Москвы-реки, но больше походила на ручей, а дача Богдановича и в самом деле оказалась похожей на другие дома. Создавалось впечатление, будто поначалу у строителей были совершенно иные намерения: мощный гранитный фундамент, блоки из тесаного камня, окна из металлопластика, а ровно с середины здания с мансардой — бревна, обшитые досками. Едва ли у Богдановича кончились деньги, скорее верхняя часть дома, крытого пластиковой черепицей, предназначалась для отвода глаз: именно она представала взору из-за высокой деревянной изгороди.
