Проводив меня до ограды, парень остановился:
— Это здесь. Заходите, располагайтесь. Если что понадобится — поднимите трубку.
— Спасибо, меня уже предупредили, — ответил я и направился к домику настоятеля, отныне ставшему и моим пристанищем.
Как и говорил полковник, ни на одной из дверей дома я не увидел замка.
Щеколды не было даже в туалете. Чуть ли не половину жилой комнаты занимала непропорционально большая для столь маленького дома печь. Возле окна стояла железная армейская кровать с полосатым матрацем, на котором лежало новое армейское одеяло и комплект постельного белья. Помимо односекционного шкафа, тумбочки, засиженного мухами зеркала над жестяным умывальником в дальний угол комнаты был задвинут старый деревянный стол.
Когда я нагнулся за чемоданом, одиноко стоящим на полу рядом со столом, то совершенно случайно обнаружил ржавый напильник, воткнутый в одну из его ножек. Он был прижат к внутренней стороне столешницы и потому, видимо, так и оставался незамеченным долгое время. Кто и когда воткнул сюда напильник, заточенный до остроты опасной бритвы?.. Ясно, что тот человек так и не смог им воспользоваться. Удивительно, как мне вообще удалось его обнаружить?
Покрутив в руках напильник-нож, я, недолго думая, вернул его на прежнее место и занялся своим чемоданом. Подняв его с дощатого пола, положил на матрац и открыл. С первого же взгляда стало понятно, что некто весьма любопытный скрупулезно изучал его содержимое, состоящее лишь из одежды, стянутой резинкой пачки церковных свечей, томика Библии, кошелька с небольшой суммой денег и предметов личного пользования. И хотя беглый осмотр показал, что ровным счетом ничего не пропало, сам факт скрытого досмотра был мне неприятен. Я вспомнил не только о видеокамерах, но и о предупреждении полковника Карпова относительно «неусыпного глаза», чье следование по моим пятам было если не гарантировано, то весьма вероятно. Видимо, негласный досмотр личных вещей являлся самым первым пунктом в перечне мер, которые планировал исполнить в отношении меня начальник тюрьмы.
Закрыв чемодан, я убрал его под кровать, умылся под краном, после чего снял обувь и прилег на кровать. Она тут же отозвалась тихим писком давно растянутых пружин. Сквозь маленькое окошко еще светило солнце, начинающее клониться к закату, но я чувствовал себя настолько уставшим, что хотя бм кратковременный отдых был мне необходим.
После того как за священником закрылась дверь, полковник Карпов снял телефонную трубку и набрал нужный номер. Наконец с другого конца линии донесся очаровательный женский голосок, от которого у полковника сразу же возникло внутреннее томление. Так случалось каждый раз, когда он звонил Жихареву.
Повезло начальнику вологодской милиции с секретаршей, ничего не скажешь!
— Светочка, здравствуй, — приятельским тоном произнес Карпов, перекладывая телефонную трубку в левую руку, а правой вытаскивая из пачки очередную сигарету. — Романыч у себя? Дай мне его на минутку!
— Добрый день, Олег Николаевич. Сейчас соединяю. — После короткого грудного вздоха секретарши раздался чуть слышный щелчок, и в динамике заиграла дурацкая телефонная музыка. К счастью, Жихарев снял трубку почти сразу, не дав дотренькать даже первому проигрышу.
— Юра, привет, — поздоровался Карпов, щелкая зажигалкой. — Как дела на передовой?
— А-а, островитянин объявился! Да какие тут у нac, в провинции, могут быть дела! Серьезные дела в Москве да в Питере творятся, а у нас так, делишки.
Бытовуха в основном. Муж вернулся из командировки, застукал жену с любовником, пиф-паф, два жмурика. Или пьяные гопники подрались, а когда прохожие кинулись их разнимать, они тут же объединились и с успехом настучали миротворцам по морде. Вот такие у нас дела, Олег Николаевич! А у тебя чего новенького?
— Новенького? — Карпов пожал плечами, словно собеседник мог его не только слышать, но и видеть. — Да вот, попа в помощь прислали... Аж из самого города на Неве. Для поддержания, так сказать, морального духа среди моих истинно верующих подопечных. У меня тут к тебе просьбочка одна будет, исполнишь?
— Что, думаешь, засланный казачок, а?! — мгновенно поймал тему вологодский «шериф».
— Не знаю пока. Вроде бы не похоже, но проверить не помешает. Странно он как-то отреагировал на некоторые мои слова. Надо выяснить про него все, что только возможно. У тебя ведь друг есть в питерском ГУВД, пусть он покопает по старой дружбе. Только осторожно, понял? Если за попом стоит служба безопасности, то информация, что кто-то собирает материал на их человека, без внимания не останется. — Карпов затянулся, выпустил через ноздри две тугие струи сигаретного дыма. — Прежде всего надо узнать, действительно ли наш «настоятель» заканчивал семинарию. Если заканчивал, то когда и чем занимался раньше, до поступления. Сможешь? Я в долгу не останусь, сам знаешь!
В трубке послышалось сначала тихое покашливание, а потом громкое недовольное сопение. Главный вологодский милиционер явно не хотел ввязываться в то, о нем его просили.
— Трудно это, Олег Николаевич, — наконец заговорил он заметно поникшим голосом. — Скажи, зачем тебе это надо? Даже если твой монах...
— Священник. Отец Павел, — уточнил Карпов.
— Да по мне хоть Павел, хоть Акакий — разницы никакой! Даже если его действительно подослали, тебе-то чего бояться? Зеки у тебя не сбегают, других ЧП тоже вроде не было. Ну и в чем проблема? Не пойму я.
— А я тебя не понимать меня прошу, а помочь, — как можно более спокойно произнес Карпов, хотя уже начал злиться. — Если можно узнать — хорошо, если нет — и на том спасибо! Задействуем другие каналы. Делов-то на две поллитры! И то много будет.
— Не боись, Олег Николаевич, много не будет, — рассмеялся Жихарев. — Двумя бутылками не отделаешься, так и знай!
— О чем речь! — довольно ухмыльнулся полковник, поняв, что гора сдвинулась с мертвой точки. — Ты сначала сделай, а потом поговорим насчет магарыча. Не обижу, не волнуйся.
— Ладно, посмотрим, — протянул в ответ собеседник. — Но ничего не обещаю, понял? Узнаю что — сам позвоню.
— Спасибо, Юра! Жду твоего звонка.
— Бывай!
Карпов положил трубку на рычаг и побарабанил пальцами по краю стола.
— Уже кое-что, — буркнул он себе под нос, поглядывая на висящие на стене часы. Когда главный вологодский мент Жихарев говорил насчет боязни ввязываться в это дело, он не мог знать, что начальнику объекта особого назначения действительно есть чего опасаться. Но об этом, так же как и о причине возникшей с некоторых пор сверхосторожности, кроме самого начальника тюрьмы для пожизненно заключенных знали лишь три человека, лично заинтересованных в сохранении тайны. У каждого из них был свой интерес, несмотря на то что дело было общим. И по-настоящему опасным.
Полковник какое-то время сидел за столом и курил, хмуро глядя в окно и размышляя о том, может или нет присланный на Каменный священник на самом деле оказаться агентом спецслужб. Наконец он затушил сигарету, тем самым под завязку заполнив хрустальную пепельницу, поднялся из-за стола и подошел к почти незаметной, замаскированной под деревянную обшивку стены, двери, ведущей в комнату отдыха. Отсюда можно было незамеченным, минуя посты охраны, спуститься по черной лестнице на первый этаж корпуса. Что Карпов и сделал. Здесь находились рабочие камеры заключенных. Подойдя к стандартному металлическому распределительному щиту, полковник открыл его крышку при помощи специального ключа и нажал на одну из десятка красных кнопок на квадратной серой панели.
Тотчас передаваемое одной из видеокамер изображение встало в режим «пауза».
Теперь дежурный на пульте наблюдения мог видеть лишь несколько металлических дверей и абсолютно пустое пространство перед ними, даже если в это самое время эти двери уже были бы сняты с петель. Закрыв щит, начальник тюрьмы подошел к одной из дверей, набрал на кнопочной панели комбинацию из шести цифр и вошел в просторное, тускло освещенное помещение — склад, где хранились рулоны грубой материи, сотни больших бумажных мешков с полиэтиленовыми гранулами, слесарные инструменты, безопасные механические рубанки и все прочее, что было необходимым для обеспечения заключенных тюрьмы постоянной работой. Она не была слишком разнообразной: кто-то шил рабочие рукавицы, кто-то штамповал на прессе полиэтиленовые хозяйственные крышки, а остальные изготавливали простейшие изделия из дерева, вроде разделочных досок. Лишь немногочисленная часть зеков принципиально отказывалась от работы, стойко перенося все применяемые охраной «меры убеждения», от многосуточного пребывания в тесном карцере до пытки голодом и жаждой.
Впрочем, заключенные в данный момент интересовали полковника не больше, чем расстрелянные израильтянами палестинцы на западном берегу реки Иордан, о которых вчера сообщали в программе «Время».
