Снова бросок, практически с гарантией, что кто-то сегодня словит пулю. Ополченцы промчались метров пятьдесят, пока пули не засвистели в угрожающей близости.
Лес был рядом. Вернее, небольшая роща, за которой обрыв и безбрежное море кустарника, тянущееся вплоть до Канюки.
Останавливаться было нельзя. Бойцы ползли, стиснув зубы. Временами они делали остановки и стреляли. Вражеская пехота отстала. Там кто-то был ранен. Доносились возмущенные голоса.
Зато БМП была уже совсем близко. Пулеметчик перезарядил ленту, выпустил очередь и пока заткнулся.
Илья повернулся к боевой машине.
– Мужики, ползите к лесу! – приказал он и стал ловить в прицел узкое окошко в передней части БМП.
Ткач обязан был попасть. Он прицелился и принялся выбивать по мишени короткие очереди. Все мимо, то выше, то ниже. Трескотня оборвалась, магазин иссяк. Но последние пули, кажется, попали в цель. Машина резко дернулась, словно встала на дыбы, развернулась на сорок градусов.
Получил, скотина, по лбу?! Вперед, залетные!
Ополченцы снова помчались во всю прыть. До леса сорок метров, тридцать… Автоматчики опомнились, заорали. Забились рваные очереди. Десять метров! Пулеметчик поспешил исправить положение, принялся остервенело долбить вдогонку. Ноль метров!
Все трое влетели в разреженный лес, помчались, не сбавляя скорости, едва не сбивая деревья. В спину стреляли, но было уже легче. Лунный свет прорывался сквозь макушки деревьев, растекался дрожащей зыбью по лишайникам и корягам. Они неслись как зайцы.
Оставался пустяк. Лес уже обрывался. Полсотни метров пустого пространства, полутораметровый обрыв и гуща ивняка. Там можно спрятать не только трех спецназовцев, но и маленькую армию с артиллерией, обозами, всеми женами и любовницами комсостава.
БМП прорываться через лес не могла, встала на опушке и достреливала остатки боезапаса. Автоматный огонь пошел на убыль. Значит, укропы пустились в погоню, а стрелять на бегу не очень удобно.
Разведчики выскочили из леса. Все верно – впереди обрыв. Главное, ноги не переломать в тамошних корневищах.
– Я фигею, командир, – просипел Якушенко, притормозил и перевел дыхание. – Этот марафон точно победит в номинации «Пипец года». Не понимаю, почему мы до сих…
Он не договорил. Прогрохотала упругая пулеметная очередь. Она пронеслась через всю лесополосу, ломая молодые деревца и сбивая ветки, вырвалась на волю. Пули уносились за обрыв, вспарывали землю, расшвыривали куски дерна. Все трое повалились в траву.
Застонал от боли Беженцев. Стрельба прекратилась. Илья бросился к товарищу, чувствуя, как волосы шевелятся на голове.
– Антоха, ты что?
– Руку прострелили, уроды! – прохрипел Беженцев, держась за левое плечо.
По пальцам его текла кровь.
Ткач схватил его за шиворот, начал поднимать. Рука – это мелочи, главное, что ноги в порядке.
– Давай, Антоха, съезжай с обрыва и беги в кусты. Мы прикроем тебя, потом отыщемся. Серега, поднимайся!
Якушенко лежал неподвижно, зарывшись носом в сухую глину. Ноги его были неестественно изогнуты.
Волосы Ильи уже не просто шевелились, они торчали дыбом. Что за черт? Холодея от ужасных предчувствий, он свалился на колени, перевернул Серегу, который еще несколько мгновений назад был жив и даже шутил.
В затылке бойца зияло входное отверстие, которое Ткач заметил не сразу. Половина лица спецназовца была разворочена в кашу. Слишком клятая пуля порвала на выходе все, что только могла. Серегу было не узнать. Он умер мгновенно, даже ничего не почувствовал.
Илья тупо смотрел на изувеченное лицо подчиненного и почти не понимал, что происходит. Рядом повалился на колени Беженцев, застонал уже не от боли, начал материться.
Ступор прошел, когда простучала вторая очередь. Что же он сидит? Забыл, что товарища нужно выручать, а самому – погибать?
– Живо вали отсюда! – прорычал Илья в лицо Беженцеву. – С обрыва, в кусты! Я прикрою. Перевяжешься сам и выходи к нашим. Сообщишь начальству диспозицию противника у Паленого. Надеюсь, ты ее запомнил.
– Подожди, Илья, – проговорил Беженцев. – Я никуда не пойду, с тобой останусь.
– Это приказ, боец! – Илья рассвирепел. – Ты в курсе, что бывает за невыполнение?! Давай, Антоха, шуруй, – сменил он тональность, пихая товарища к обрыву. – Кто еще сообщит о том, что мы видели? Да не волнуйся, помирать не собираюсь. Задержу их на минутку и двину за тобой.
Видит бог, он действительно не собирался умирать. Вдвоем они не успели бы добежать до обрыва. Их срезали бы раньше. Противник в составе дюжины рыл уже топал по лесу.
Мертвецки бледный Беженцев, мучаясь от боли и сгорая от стыда, семенил по траве, беспрестанно озирался.
– Пригнись! – заорал Илья, падая в траву.
Ткач уже не оборачивался, остервенело стрелял по лесу. Он должен был задержать этих тварей хотя бы секунд на пятнадцать. Кажется, у него это получилось, не зря остался.
Из леса доносились вопли офицера:
– Вперед, не лежать! На кладбище отдыхать будете!
Илья откатился на десяток метров, перезарядил магазин, обернулся. Беженцев исчез за обрывом. Отлично! Там какие-то семьдесят метров, и его не взять.
Уже мелькали тени за деревьями. Противник приближался витиеватыми зигзагами.
Ткач выпустил веером длинную очередь, опустошил магазин и снова покатился назад. Он бросил последнюю гранату. Взрыв разметал ромашки-лютики. Укропы уже выбегали из леса, рассыпались, залегали в траве.
Илья мчался страусовыми прыжками. Обрыв уже рядом. Прыжок – блестящая возможность поймать пулю на излете! Но нет, обошлось, все они пролетели мимо.
Беженцев ковылял вниз, придерживая руку.
– Быстрее, боец! – страшным голосом проорал Илья.
Но ускориться тот не мог, ноги не слушались. Он споткнулся, упал на колено, кое-как поднялся.
Сто чертей! Не успеть! Если Ткач побежит за товарищем, то укропы окажутся на обрыве раньше, чем он затолкает Беженцева в кусты. Илья полез обратно на обрыв, хватаясь за узловатые корни, торчащие из него.
«Последний магазин в автомате, бережнее бы надо», – подумал он.
Из жидких завитков дыма выскакивали вооруженные до зубов солдаты в щеголеватой современной униформе. Это не те голодранцы в драных шароварах, которые начинали АТО, пачками сдавались в плен и умоляли их покормить. Они неслись на всех парусах, не встречая сопротивления.
Илья стал долбить по ним короткими очередями. Верзила, бегущий первым, словно нарвался на преграду из толстого стекла. Его лицо окрасилось кровью, он стек на землю, свернулся вдвое. Споткнулся еще один, но вроде с перепуга, рухнул плашмя, энергично завозился. Остальные тоже стали падать, выставляли стволы, стреляли не глядя.
Ткач снова тщательно прицелился, набрался терпения, чуть подождал и красиво снял офицера, прячущегося за бойцами, когда тот решил перебраться за бугор. Управление боем было полностью потеряно. Но противник брал числом. Хохлы подползали, а у Ильи в запасе осталось лишь несколько патронов.
Он обернулся и увидел, что Беженцев уже вломился в кустарник. Хватит!
Илья выпустил последние пули, оттолкнулся от обрыва и опрометью бросился вниз, на бегу выхватывая из кобуры «ПМ». Он успел пробежать от силы метров двадцать. Ох уж эти незапланированные обстоятельства!
Нога Ткача провалилась во что-то мягкое, корень, показавшийся стальным, обхватил лодыжку. Тело, набравшее инерцию, летело вперед. Он повалился, закричал от боли в потянутой ноге, вырвал ее из ловушки и обнаружил, что пистолет выпал из руки и куда-то исчез.
Спецназовец, твою мать! Не по-взрослому это, товарищ старший лейтенант!
Он побежал дальше, но укропы уже высыпали на обрыв, орали на разные голоса.
– Живым брать! – взревел кто-то.
Пальба ударила по ушам, оглушила. Пули взрывали землю под ногами Ильи, свистели рядом, едва не касаясь его. Он встал как вкопанный, осознавая, что влип, убежать не дадут. Состояние ужасное. Ткач медленно повернулся. Укропы мерцали на обрыве, потешались, светили мощными фонарями.
– Что, ватник драный, в штаны наделал? – крикнул кто-то. – Сюда иди, пока мы добрые.
Он погружался в какое-то липкое безразличие, дышал глубоко и спокойно. Все хорошо, нормально. Надо изобразить покой и умиротворенное созерцание.
Тут из кустов за спиной Ильи ударила автоматная очередь. Он аж присел. Беженцев! Молодец! Антоха снова нарушил приказ? Почему остался? Но что он мог сделать со своей больной рукой? Удивительно, как поднял автомат. Пули ударили по обрыву, выбили глину.
Автоматчики ответили из всех стволов, яростно, напористо. Град свинца взорвал кустарник, распотрошил, раскидал. Пыль взвилась столбом.
Кто же уцелеет в этом аду? Тем более с простреленной рукой, на подгибающихся ногах.
Илья и сам стоять не мог, рухнул на колени, оглушенный. Тошнота подкатила к горлу. Ткач схватился за виски, чтобы не разорвало в клочья голову, в которой набухал огненный шар.
