Ткач держался уже двое суток. Первый день он был никакой и валялся без сознания. Второй – отчасти в сознании, но все равно никакой. Сегодня он попытался встать и упал. Хорошо, что никто не видел его позора. Илья самостоятельно добрался до кровати и затаился под одеялом. Помимо упадка сил врачи насчитали у него несколько десятков заживающих гематом, ссадин, нарывов, ушибы костей, сотрясение мозга и трещину в коленной чашечке, известие о которой ввергло его в полное недоумение.
Скрипнула дверь. Он повернулся. В палату вошел Антон Беженцев, весь замотанный в бинты, как в рыцарские доспехи. Он улыбался и грыз ржаные сухарики, которые по одному доставал из пачки. Илья тоже расцвел и приподнялся на кровати. Товарищи обнялись.
– Супер! – восхитился Антон. – Ты совсем не изменился. Только похудел вдвое, и лицо у тебя какое-то не такое. Излагай, командир, что за блокбастер ты учинил в тылу врага.
– Да ничего я не учинял, – заявил Илья.
Беженцев сел на край его кровати, протянул пачку:
– Подставляй ладонь.
– Что это? – Илья машинально вытянул руку.
– Сухарики. Со вкусом черной икры. Чего смеешься? Это лучше, чем икра со вкусом сухариков.
Несколько минут они говорили. Илья представил визитеру краткие тезисы о своем пребывании в тылу врага.
– Впечатляет, командир. – Беженцев улыбнулся. – На роман, конечно, не тянет, но на маленькую повесть – вполне.
О погибшем Сереге Якушенко они старались не вспоминать. Для этого нужно собраться отдельно и хорошенько выпить.
– Вечером примем на грудь, командир, – пообещал Антон. – В заначке есть бутылка коньяка и еще одна пачка сухариков. После отбоя жди, приду.
Скрипнула дверь, и в палату вошел грузный и нахмуренный майор Караба в белом халате, с пакетом апельсинов.
– Отлично, – прошептал Беженцев, вставая при появлении начальства. – Закуски стало больше. Не вздумай все апельсины до вечера сожрать. – Он бочком выбрался из комнаты, делая вид, что его здесь и не было.
Комбат выразительно откашлялся и опустился на место, нагретое Антоном.
– Здравствуй, герой.
– Можно я не буду вставать и отдавать честь, товарищ майор? – взмолился Илья.
– Сейчас можно. Но потом вернешь вдвойне. – Карабас рассмеялся. – Ладно, рассказывай.
– Да нечего рассказывать. – Илья пожал плечами. – Побыл в плену у темных сил, решил вернуться на сторону света.
Они проговорили минут десять.
– Да ты и вправду герой. – Впечатленный комбат недоверчиво покрутил головой. – Если не врешь, конечно. Ты же мне чистую правду говорил, да?
– Ну, может, приукрасил самую малость, – допустил Илья.
– Ладно, – великодушно пробасил Караба. – Буду ходатайствовать перед командованием о награждении тебя высшим знаком отличия нашей мятежной республики.
– А какой у нас высший знак отличия? – поинтересовался Илья.
– Не знаю. – Майор пожал плечами. – Но обязательно уточню. Ладно, старлей, счастливо тебе доболеть до победного конца и вернуться в строй. Некогда мне с тобой, дела.
– Просьбу разрешите, товарищ майор? – спохватился Илья.
Майор насторожился.
– Надеюсь, в разумных пределах?
– Думаю, да. Телефончик позволите на пару минут, Богдан Мстиславович? У вас ведь защищенная линия? Очень срочный звонок, знаете ли.
– Хорошо, держи. – Комбат протянул больному мобильник. Тот взял его и выжидающе уставился на старшего по званию.
– Ну ты и наглец! – Карабас покачал головой. – Ладно, Ткач, подожду в коридоре.
Олеся отозвалась на третьем звонке.
– Милая, это я. – Голос Ильи задрожал.
– Господи!.. – Она расплакалась. – Ты где?
– В госпитале.
– В каком?
– В нашем.
– С тобой все в порядке?
– Да, милая, я сбежал. Если ты слышишь меня, значит, все хорошо. У тебя не было проблем?
– Меня допрашивали в СБУ. Ты ведь лежал в нашем лазарете. Мне кажется, они ни о чем не догадываются.
– Отлично, родная. Как мама, дочка?
– Спасибо, Илюшенька, все хорошо. Господи, какое счастье, что ты позвонил!
В палату всунулся недовольный комбат:
– Ты долго еще, Ткач? Это вообще-то служебная линия.
– Прости, милая, тут люди, – с сожалением сказал Илья. – Совещание намечается. Я попозже перезвоню, можно?
– Конечно, родной мой.
– Милая? – проворчал комбат, отбирая у Ильи телефон. – Это что такое было, Ткач? Ты по моему служебному телефону болтаешь с бабами? Не могу поверить. Ты в своем уме?
– Простите, Богдан Мстиславович, – буркнул Илья.
– Простить? – изумился Караба. – Ну, знаешь ли, старлей!.. Ладно, черт с тобой. – Он махнул рукой и направился к выходу. – Вот закончишь лечение, мы еще займемся твоим воспитанием.
«Бесполезно, – подумал Илья, отворачиваясь к окну. – Многие пытались».
