— У многих неприятности из-за этой катастрофы, — сказал он. — Даже у нас.
— Кроме моего мужа, у вас были и другие клиенты? — спросила Клер с едкой иронией.
— Нет, но охранники, которые дежурили в нефтяной компании, мои коллеги.
— Я знаю, — проговорила Клер.
Женис был разочарован и не знал, что придумать, чтобы предстать в более выгодном свете. Мысль о том, что эта женщина втайне его презирает, была невыносимой, выводила его из себя. В какие-то моменты ему хотелось избить ее так, чтобы она запросила пощады, а иногда он желал стать ее другом, добиться ее доверия. В такие минуты он открывал для себя, что совершенно одинок. Эта женщина со своим малышом тоже была одинока. Невозможно, чтобы они прошли вот так почти рядом, а их судьбы не пересеклись.
— Вы с ними знакомы? — спросила Клер.
— Это мои друзья.
Ей было лишь известно, что они служат в В.Р.Н. и больше ничего.
— В газетах об этом не писали, — заметила Клер. Женис хитро улыбнулся:
— Зная нашего патрона, это вполне понятно. Никто не рискует портить с ним отношения.
Впервые, кажется, эта женщина взглянула на него по-другому. Не как на служащего из организации, имеющей отвратительную репутацию, а просто как на человека. Он был симпатичным парнем, с приятным, интересным лицом, живым взглядом. Но многолетняя погоня за деньгами делала его похожим на алчного волка.
— Хотите что-нибудь выпить?
— Почему нет...
— Здесь у моей матери нет ничего крепкого, нет виски. Только ликер или легкое вино.
— Ликер пойдет.
Краем глаза Женис рассматривал ее фигуру, пока она наклонялась, чтобы взять рюмки, тянулась, чтобы достать бутылку. Она хорошо сложена, свежая, молодая, здоровая. Женис с отвращением подумал о пухленьком теле Мирей и почувствовал себя несчастным, обделенным. Он вспомнил, как один из его приятелей однажды заметил, что с этими леваками всегда самые красивые девчонки. Клер, быть может, и не участвовала в политике, но принадлежала к новому поколению; у нее светлая голова, она способна жить самостоятельно и не ждет, пока провидение ниспошлет ей мужа.
— А почему они дежурили в эту ночь, разве у нефтяной компании нет своих охранников?
Разумеется, она оттаивала только для того, чтобы вытянуть из него какие-нибудь сведения. Он не строил никаких иллюзий, но умел ценить маленькие радости, пусть даже сомнительные.
— Есть, конечно, но один был в больнице, а второй в отпуске.
— Ради чего стали бы красть цистерну, полную бензина?
Женис закурил, преисполнился чувством собственной важности. Она слишком наивна, чтобы подозревать тут тысячи возможных махинаций. Время от времени ему приходилось встречать таких людей.
— Чтобы его перепродать? — спросила Клер.
— А вы догадливы!
— Да нет. Но я чувствую, что за всем этим кроется что-то грязное, чудовищное.
— Ах, и вы тоже?
Они взглянули друг на друга. Величайшее недоверие, которое испытывала Клер, ничуть не уменьшилось, но она знала, что подобные личности всегда бывают замешаны в тайную жизнь некоего подполья, о существовании которого в современном обществе она догадывалась.
— Так бывает?
— Конечно, бывает. Крадут цистерну с бензином, и всегда находятся любители перепродать... Каждый грузовик, наполненный товаром, можно продать. Вполовину или в три раза дешевле, все равно деньги большие.
— Зачем было вору ехать по этой узкой улочке?
— По незнанию, разумеется, и для того, чтобы не нарваться на полицейских. Цистерна ночью по туманной погоде — это все-таки подозрительно.
— Да, конечно... — сказала Клер задумчиво.
— Кажется, вас это не очень убедило.
— А этот шофер, у которого крадут все документы... По-вашему, это возможно?
Женис, морщась, допил ликер; для его луженой глотки — чересчур нежный напиток.
— Вы далеко заходите, — заметил он. — Вот увидите, все уладится, и страховая компания в итоге сдастся. Поначалу всегда так.
Клер тихо засмеялась:
— Ловко, а? Вы умеете незаметно вернуться к интересующей вас теме.
Женис смутился, но только он знал, что сделал это не нарочно. Она ему никогда не поверит.
— Речь идет о документе на продажу, осуществленную ранее, — объяснил он.
— Но не мог же мой муле его подписать.
— Вы могли бы подделать его подпись.
Клер широко раскрыла глаза, потом ее лицо сделалось строгим.
— Вы это серьезно говорите?
— Нет, — сказал он. — Но можно попытаться... Мы произведем фиктивную продажу, которая будет просто отказом от прав.
— Сколько вы заработаете, на этом?
— Только комиссионные, — признался Женис.
— Почему вы живете только ради денег?
— Это единственное, что имеет еще какую-то ценность. — произнес он, искренне в это веря.
— Не хотела бы я быть на вашем месте.
— Если вы думаете меня пристыдить... У меня неплохая работенка, и я занимаюсь ею с удовольствием... Если вы хотите сказать, что я отвратителен, то мне на это наплевать.
— Отвратителен, это уж точно, а может, и опасен, а? Уж вы, наверное, нагоняете страх на дурочек, которых ловите.
Они молча рассматривали друг друга. Он чувствовал, что она прекрасно владеет собой. Ее можно было унизить, уничтожить физически, но не затронуть главного.
— У меня бывают и интеллектуалки, — бросил он насмешливо.
— Не сомневаюсь. Они частенько еще глупее.
— Вы так суровы к своим подружкам?
— Я-то их не эксплуатирую.
Какое-то время он не мог произнести ни слова.
— Вы что, принимаете меня за сутенера?
— Да нет, вы плаваете в еще более мутной воде. Знаете, что такое рыба-лоцман? Такая мелкая рыбешка, которая всегда плывет рядом с акулами.
— Вы не очень-то похожи на любительницу детективов, — произнес Женис с сарказмом. — Что вы себе воображаете, черт возьми?
— Не воображаю, а подозреваю, что это еще хуже. Но рано или поздно вы станете идеальной жертвой... Они быстро разделаются с вами, когда в вас не будет больше надобности.
— Интересно, — проговорил он, — но лучше бы вы подписали эту бумажку, иначе вам придется заплатить некоторую сумму за машину, которая уже не существует.
— Вы никогда не заглядываете в свою душу? Боитесь, голова закружится?
— Прямо как в кино, — сказал Женис, теряя терпение. — Знаете, с тех пор, как умер Габен, нет нужды писать подобные диалоги...
Она улыбнулась.
— Перевертыш... — проговорила Клер снисходительно. — Подпишу я вашу бумагу. Надеюсь, что это позволит вам провести рождество по вашему вкусу.
Женис просто возненавидел ее за эту фразу. Что она воображала? Что он устраивает оргии?
— По крайней мере один не останусь, — зло бросил он.
Мадам Руссе-старшая возмутилась, когда дочь заявила ей, что уходит.
— Канун рождества... Мне надо за покупками.... Ничего не готово. Даже нет елки для бедного малыша... Спрашивается, о чем ты думаешь.
— Я скоро вернусь.
Не могла же Клер сказать ей, что их телефон прослушивается. Мать устремила бы свое, недовольство в одном направлении. Административные органы, закон, полиция по-прежнему пользовались у нее огромным авторитетом. Если кто-то вызывал подозрение, значит, действительно серьезно провинился. Она еще припомнит «эти глупые истории с экологией», припомнит, что Клер водится с кем не надо, вечно поддерживает всякие протесты.
24 декабря накануне рождества Клер уже не надеялась найти какого-нибудь приятеля, химика или фармацевта, который согласился бы сделать анализ содержимого фляжки. Напрасно она названивала. Большинство уехали из Лиона. Один приятель готовился к рождественскому вечеру и не мог попасть в лабораторию, которая была закрыта до будущего вторника. Однако обнадежил Клер, дав ей адрес студента, который готовился поступать в управление, занимавшееся борьбой с мошенничеством.
— У него есть дома какое-то мудреное оборудование. Его фамилия Бальнеа, но все зовут его Жонас. Ему это нравится. Ты его так и назови, это послужит паролем.
Студент жил в районе Сен-Поль. Клер с трудом нашла его квартирку, к которой вела железная лестница. Близорукие глаза, выглядывающие из зарослей щетины, пытались рассмотреть Клер.
— Жонас, я от Ривуара.
— В самом деле? — спросил он подозрительно. — Не в его привычках делать мне такие подарки даже накануне рождества.
Он посторонился, впуская ее в свое царство реторт и самодельных аппаратов. Слышалось непонятное шипение, виднелись циферблаты, слишком большие, чтобы быть настоящими. Клер все это показалось игрушечным и смешным, но студент заверил ее, что все аппараты функционируют и прекрасно ему служат.
— Водичка, — произнес он разочарованно. — Никогда не принесут божоле... Ну что ж, удовольствуемся этим. Что вы хотите знать?
— Опасна ли эта вода для питья... я предполагаю, что в ней могут быть инсектициды...
