Оформив квартиру на родственника и получив всю сумму наличными, он уехал в Каратул. Дом родителей оказался вполне в сносном состоянии, требовался лишь косметический ремонт да замена кое-чего из мебели. Не обманул родственник и с трудоустройством. Доктор медицинских наук Ахмедов устроился патологоанатомом в местную больницу. Вернее, родственник устроил. Впрочем, специалистов этой профессии в Каратуле не было.
Долго не мог свыкнуться со своим новым положением заслуженный профессор, но время делает свое. Свыкся. Жил тихо, ни с кем не поддерживая дружественных отношений, но и ни с кем не враждовал. В больнице его чаще называли профессором, и это не звучало издевкой. Главный врач относился к нему с почтением. Жить можно. Впрочем, не жить, а существовать. Но и к этому привык Ахмедов.
Он отошел от окна, налил в пиалу чай, отпил несколько глотков. В тумбочке лежал сверток с завтраком, но есть не хотелось. Так прошло полдня. Только Ахмедов решил пройтись по больничному парку, как противной трелью задребезжал старый городской телефон.
– Морг, – ответил он, как обычно.
– Это вторая бригада, Фархад Алимович, труп вам везем!
– Мужчина? Женщина?
– Мужчина, судя по всему, афганец, его передали нам пограничники Башанской погранзаставы.
– Что с ним? Насильственная смерть? Огнестрел при задержании?
– Нет. Все гораздо хуже, но сами увидите.
– Понятно, я на месте.
Профессор открыл кабинет, из морозильника, в котором находился всего один неопознанный труп пожилой женщины, выкатил в приемный зал каталку, подготовил инструмент. Ассистент ему не требовался, да и не было у него ассистента. Работал один. Ничего особенного от трупа афганца он не ждал, вскроет, посмотрит, сделает, что надо, зашьет, уложит в морозильник, составит отчет и все! Будут в морозильнике два неопознанных трупа.
Санитарный «УАЗ» подъехал к дверям морга, развернулся, водитель задом сдал к зданию. Вышедший к машине Ахмедов приподнял простыню, которой был накрыт труп.
– Неплохо, – проговорил он, – и где это так разбило мужика?
– Река выбросила труп на берег.
– Да, это заметно по характерным травмам, ну что ж, давайте тело на каталку.
Врач «неотложки» кивнул на изуродованный труп:
– Что, и это вскрывать будете, Фархад Алимович?
– Положено. Судя по сохранившейся коже, это молодой еще мужчина. Как попал в Пяндж, неизвестно?
– Нет, пограничник сказал, что сначала на берег выбросило перевернутую лодку, затем труп. В ночь на реке была большая волна, вот лодка, видимо, и перевернулась.
– Ну, тогда следует ждать еще пару-тройку трупов. Афганцы по одному не плавают. Хорошо, если будут мужчины, терпеть не могу вскрывать молодых женщин и особенно детей. Это противоестественно.
– Э-э, Фархад Алимович, сейчас ничего противоестественного нет. Большинству населения жрать нечего, муку в долг берут, а власть – чиновники, бывшие партийные работники, что в свое время на трибунах кричали о равенстве, братстве и дружбе народов, – сегодня трехэтажные особняки строят, по несколько жен имеют. Спрашивается, откуда у них деньги?
– Как будто ты сам не знаешь, откуда?!
– Знаю, – кивнул врач, – наркота чуть ли не на каждом шагу.
– Это здесь, а сколько ее уходит в Россию? Ну ладно, Камал, что толку вести пустые разговоры. Видно, время такое настало, когда у власти могут оказаться только воры да их ближайшие родственники.
– Мне-то что – вам должно быть обидно, начальник здравотдела медицинское училище окончил, а располагается в таком кабинете, катается на дорогущем «ниссане», вы же, профессор, доктор наук, в морге сидите, на рядовой должности.
– На обиженных, Камал, знаешь, что делают? Да и плевать мне на всю эту чиновничью свору! Перед Всевышним ответ держать всем придется, независимо от должностей и состояния. Тогда и воздастся всем по заслугам.
– Да будет так. Ну что, мы поехали?
– Конечно. Заезжайте, а то скучно здесь одному.
– Да уж нет, лучше вы к нам в гости. У вас здесь слишком мрачно, – рассмеялся врач.
– Зато тихо и спокойно. Чиновники сюда точно не сунутся. Да и кто-либо другой, исключая родственников умерших. У нас же как? Похоронить надо до захода солнца. Когда же делать вскрытие, если люди умирают утром или ночью? И родственники не дадут. Но все, Камал, езжай, я говорить долго могу.
«УАЗ» уехал, патологоанатом вкатил каталку в кабинет, который можно было назвать и операционной, уложил труп в ванную, срезал остатки одежды, принялся из шланга поливать тело водой, затем перенес на стол. Силы еще остались, не напрасно в студенчестве занимался вольной борьбой.
Он уже заканчивал процедуру, как его внимание вдруг привлек светлый налет на печени. Подобного за свою практику профессор не встречал.
Он сделал срез, срезанную ткань опустил в колбу, завершил вскрытие.
Подошел к столу, где располагалась мини-лаборатория, созданная им самим. В Ахмедове проснулся ученый. Весь вечер он занимался срезом. Наконец отставил от себя колбы и прошептал про себя:
– Ничего не понимаю.
Встал, прошелся по комнате. За окном уже стемнело, рабочий день закончился. Забрав записи, что делал по ходу исследования, Ахмедов закрыл морг и пошел домой. Там по сотовому телефону, благо в последнее время мобильная связь охватывала даже отдельные районы Горного Бадахшана, набрал номер своего русского друга, бывшего сокурсника Алексеенко. В Москве было 22.10, но ответил московский абонент сразу:
– Да?!
– Здравствуй, Петя!
– Не понял, кто это?
– Не узнал. Конечно, я тебе никогда по сотовому не звонил.
– Так, прошу представиться.
– Изволь, Фархад Ахмедов.
– Фарик? Ты? Откуда, чертила? Ты в Москве? Один? С семьей?
– Сколько вопросов, Петя! Отвечу по порядку, да, это я, чертилой меня уже поздно называть, бурная студенческая молодость осталась в далеком прошлом, я в Таджикистане, в Горном Бадахшане, у себя на исторической родине, один, так как Тамара умерла, а дети за границей!
– Постой, Фарик, а откуда у тебя мой номер?
– О! Ты стал забывать. Не помнишь нашу встречу на симпозиуме в Петербурге в 2006 году?
– А, черт, действительно, мы же тогда обменялись телефонами. Но почему ты в Горном Бадахшане, ведь заведовал кафедрой в Душанбинском медицинском университете?
– Это было давно. Все было давно, сейчас я патологоанатом в морге небольшого поселка.
– Что? Ты – и в морге?
– Да. Не удивляйся и не жалей меня, я в порядке.
– Какой, к черту, это порядок? Такая голова, и в каком-то морге. Так, ты должен, нет, ты просто обязан приехать в Москву, я сейчас в медицинской академии наук, что-нибудь придумаем насчет твоего трудоустройства.
– Значит, ты большой начальник?
– Это неважно.
– Поздравляю, но выслушай меня без эмоций. Никуда я не поеду, поздно уже что-либо менять, да и привык. Как Людмила?
– Ее больше нет!
– Извини, не знал, прими соболезнования.
– И ты мои прими.
– Получается, тоже один живешь?
– Нет, со мной дочь с мужем, внучка, но больше времени провожу за городом, там у меня уютная дача на берегу озера. Кстати, там бы мог жить и ты. У детей свои дома.
– Нет, Петя, ничего уже не изменить, – вздохнул Ахмедов.
– Напрасно ты так думаешь, но… дело твое.
– Я тебе не просто так звоню, Петя.
– Что-то случилось? Нужна помощь?
– Нет. Я же говорил, со мной все в порядке. Нужна помощь другого рода.
– Я слушаю и, будь уверен, сделаю все, что в моих силах.
Ахмедов описал ему последние события. Алексеенко, выслушав, спросил:
– Так ты считаешь, что в организме афганца какой-то неизвестный доселе психотропный препарат?
– Я не могу делать категорические выводы, но то, что у меня не получается составить формулу этого вещества, говорит само за себя. Нет, кое-какие компоненты я определил, они применяются при изготовлении синтетических наркотиков, но вот главную составляющую часть, основу всей комбинации химических веществ определить не в состоянии. Для этого нужна современная лаборатория.
– Фарик, а чего ты так заинтересовался этим веществом?
– Я не люблю, когда чего-то недопонимаю. Это первое, второе – афганец, у которого обнаружено неизвестное вещество, явно пытался переправиться через Пяндж в бурю. Ты знаешь, что такое Пяндж в бурю? Это непроходимая река. Но афганец решился на переход, используя резиновую лодку. Это говорит о том, что на момент переправы у него полностью отсутствовал страх. Думаю, его даже тянуло в бездну. И это наверняка результат воздействия обнаруженного препарата. Теперь о том, что такое современный Афганистан. Это сплошные наркозаводы, наркосклады, нарколаборатории. Они занимают практически весь север. У нас афганской дури как в Москве снега, и только малая часть остается в Бадахшане. Представь себе, что за «речкой» разработали новый наркотик, подавляющий не только волю, но и инстинкт страха и способный еще черт его знает каким образом действовать на наркомана. Представь, что этот новый наркотик уже переправляется в Россию. Что мы все в итоге можем получить? Орды смертников, возможно, управляемых извне. Вот это мои предположения, но без детального анализа препарата опровергнуть их нельзя, а выбрасывать просто преступно. Я же ничего не могу сделать в своих нынешних условиях. Поэтому и прошу провести анализ тебя.
