Начальник штаба бригады, моложавый майор в форме, идеально подогнанной по фигуре, взял в руки антенну от приемника, приспособленную под указку, и ткнул ею в карту:
– По плану операции прикрытия, части нашей бригады выдвигаются в квадрат «А-40-11», где должны будут развернуться в боевые порядки. В случае, если у нашей рейдовой группы возникнет необходимость в прикрытии, бригада направляется в район Волчьей горы, тем самым оттягивая на себя главные силы сепаратистов.
Блестящая указка обвела кругом участок горного массива.
– Трудность проведения этого маневра заключается в следующем, – продолжил начальник штаба, – по данным разведки, район достаточно сильно укреплен, проходы между гор заминированы, а на самих возвышенностях оборудовано множество долговременных огневых точек, связанных между собой подземными переходами. Штурм может оказаться весьма кровопролитным, – майор задумался. – Потери могут составить до семидесяти процентов, если на этом узком перешейке будем прорывать их оборону.
– Пиррова победа получается, – недовольно буркнул один из командиров батальонов.
На эту фразу Серебряков никак не отреагировал. Попыхивая папиросой, он смотрел на карту и сейчас видел не обозначение высот, лесополос и горных дорог, перед его застывшим взглядом проходили искореженные гранатометными взрывами, закопченные туши БМД, изуродованные трупы бойцов и офицеров, навсегда замерших в предсмертных позах. Дальше он представлял себе многочисленные похороны с рыдающими родственниками, рвущим душу оркестром, почетным караулом и траурным салютом.
В первую чеченскую Иван Серебряков командовал батальоном морских пехотинцев. На войну они попали в самый разгар людоедской мясорубки, когда огромная военная машина федеральных войск забуксовала на улицах Грозного и вайнахские боевики, засевшие среди развалин пятиэтажек, жгли грозные современные танки, как фанерные мишени. Повсюду лежали обезображенные трупы своих, чужих, мирных. Здесь смерть сняла свою самую обильную жатву. До покойников никому не было дела, и бродячие собаки, сбившись в стаи, праздновали кровавую тризну.
Морпехов прямо с железнодорожных колес бросили в бой. Такой войны Серебрякову видеть еще не приходилось, и тем не менее батальон, пройдя «кладбище» уничтоженной бронетехники, как волна цунами, врезался в оборону сепаратистов…
На вторую войну он вернулся уже командиром бригады, состоявшей из трех батальонов с разных флотов, усиленной артиллерийским самоходным дивизионом. Весь полученный в прошлую кампанию опыт Иван Иванович использовал на полную, в результате бригада, находящаяся на острие наступления, понесла куда меньше потерь, чем любое подразделение объединенной группировки.
И вот теперь, когда уже подписан приказ о возвращении частей бригады к местам постоянной дислокации, как черт из табакерки, появляется московский полковник Долгов. Все повторялось один к одному, как в январе девяносто пятого: «Добро пожаловать в ад».
От одной этой мысли Серебряков со злостью перекусил бумажный мундштук папиросы. Окурок, падая, ударился об утрамбованный земляной пол и рассыпался множеством рубиновых искр. «Черт!» – выругался полковник. Резко нагнувшись, поднял недокуренную папиросу и зажал в кулаке.
Его мысли были густыми и горючими, как напалм.
«Мусса им нужен, благородный враг. Таких надо на свою сторону переманивать, они будут новой Чечней управлять, – мысленно Серебряков передразнил Вадима Долгова. – Враг, он и есть враг, и, как раньше нас учили, если враг не сдается, его уничтожают. И нечего с Хаджибеем нянчиться, выследить его банду, навести штурмовики, а потом зачистить, кто остался, – и вся недолга. Дальше тем же макаром и остальных бабаев, как тараканов, вывести».
При всей логической правильности его мыслей, комбриг отчетливо понимал, что все это примитивно, как дубина неандертальца. Политика – искусство возможного, проще говоря, поиск наиболее эффективного пути с наименьшими потерями. Поэтому все подчиняется политике: и экономика, и искусство, и армия. Только так может все проходить.
Пауза слишком затянулась. Начальник штаба, негромко крякнув, будто напоминая о себе, неожиданно произнес:
– Москва обещала полную огневую поддержку, от фронтовой авиации до артиллерии из резерва командования объединенной группировки. Вот что я думаю, может, воспользуемся льготой и перед тем, как совать голову в пасть черту, ударим из всех возможных стволов по Волчьей горе?
– Бить по площадям – дурной расход боеприпасов, – покачал головой заместитель командира бригады, сам в недавнем прошлом командир артиллерийского дивизиона самоходок. – Максимум, что может быть, сдетонирует пара-тройка минных грядок.
– Задача бригады – идти на штурм этой чеченской линии «Мажино», если только наша разведгруппа попадет в шнягу, – вставил начальник бригадной разведки. – Если мы раньше времени накроем их огневым шквалом, как бы духи не разбежались. Мелкие группы басмачей, шляющиеся по горам, и вовсе могут всю ситуацию пустить в разнос. Тогда и наши, и московские планы накроются медным тазом. А за такую самодеятельность нас никто по головке не погладит.
Замечание было высказано как нельзя вовремя. Полковник Серебряков опустил на стол кулак с зажатым папиросным окурком.
– Значит, так, выдвигаемся на исходную позицию двумя батальонами. Черноморцами, тихоокеанцами и артдивизионом. Кроме того, нужно договориться с командованием группировки об усилении нашей бригады артполком «Мста-С». Также взять команду авианаводчиков, возможно, придется применять и штурмовики. – Немного помолчав, комбриг добавил: – На базе остается батальон североморцев, за меня – Олег Ильич. – Серебряков выразительно посмотрел на своего заместителя. – А я возглавлю основные силы бригады.
– Иван Иванович, может, я возглавлю основные силы? – негромко произнес заместитель командира бригады.
– Нет, – возразил полковник Серебряков. – Командир в бою должен быть впереди на белом коне. Не нами придумано, и не нам это менять…
Военно-воздушная база «Юг» развернулась на самой границе Ставропольского края и республик Северного Кавказа. За считаные месяцы здесь была выстроена крупнейшая в Европе взлетно-посадочная полоса, способная принимать все типы авиации. От транспортных вертолетов и самолетов до тяжелых стратегических ракетоносцев. База была создана для мобильного обеспечения объединенной военной группировки в политически нестабильных горных республиках. Но это была, так сказать, тактическая перспектива. А в стратегическом отношении входила в систему ударно-штурмовой воздушной армии, прикрывающей юг России. Сейчас на аэродроме базировалось дежурное звено истребителей-перехватчиков «Су-27», эскадрилья фронтовых бомбардировщиков «Су-24» и с десяток транспортников, доставляющих на Кавказ необходимые грузы. Кроме летчиков, на базе размещался отдельный батальон антитеррора, обеспечивающий безопасность аэродрома и прилегающих к нему территорий. Он был укомплектован профессионалами-контрактниками и обеспечен всем необходимым, от стрельбища до штурмового городка.
Группа морских пехотинцев, высадившись с транспортного вертолета, тут же выстроилась в две шеренги. Капитан-лейтенант Кутягин, прежде чем заговорить, окинул строй разведчиков внимательным взглядом. Перед ним стояли двадцать морпехов, которых он знал поименно, впрочем, как и всех бойцов своей роты. В разведчики набирал лично, беседовал, что называется, по душам. А потом они воевали плечом к плечу, ходили на захват укрепленных объектов, когда штурмовали Грозный. Позже выходили на боевые или сопровождали колонны.
– Значит, так, орелики, говорить о доблести и чести не буду. Высокий слог оставлю для чапаевцев[5], а то совсем без хлеба насущного останутся, – громким и в то же время спокойным тоном заговорил Егор, засунув два больших пальца за ремень. – Вы все добровольцы, поэтому перехожу сразу к сути. Операция не особо сложная, но особо ответственная. Работать нужно ювелирно, иначе все потуги будут проделаны зря. Нам отведено трое суток на подготовку, поэтому работаем с полной отдачей, по двадцать часов первые двое суток. На третьи по-быстрому пробегаем весь пройденный материал, потом собираем в «портфель» все необходимые «школьные принадлежности» и – отдыхать. На полновесный сон вам отводится двенадцать часов. Вопросы?
Выражался ротный по обыкновению грубым рубленым языком, но разведчики знали, что это всего лишь внешняя сторона. На самом деле капитан-лейтенант за своих бойцов черту горло перегрызет, и в бою, и на базе не отдаст никому на съедение. Слово свое ротный всегда держал, если сказал «пахать», то нагрузка при подготовке к выходу будет запредельная и сачковать Кайман никому не позволит.
