Владимир не сказал Диане, что охотились на него, но предупредил об осторожности, чтобы не заводила никаких новых знакомств.
Криминальную загадку удалось разгадать быстро. Все случилось до смешного просто.
Юлия готовилась к встрече с Дианой, надеясь завлечь в свой номер и Владимира. Купила дорогого вина, фруктов, конфет. У нее, по словам сына, часто болела голова, и она на тумбочке рядом с кроватью держала коробку с таблетками спазмалгона. Среди этих таблеток обнаружены и несколько таблеток цианида, точно такие же по форме и по цвету. Как они там оказались, разбираются.
После обеда, уложив сына спать, легла и Юля. И крепко уснула: ночью плохо спала. Проснувшись, почувствовала сильную головную боль, достала таблетку спазмалгона. Точнее, цианида…
Вот такая случилась странная история с отравлением.
– Не зря говорят: «Бог шельму метит», – сказал Владимир, выслушав следователя по особо важным делам.
Появление рядом жестокой шахидки и ее коварный замысел, случайно не реализованный, напомнили Владимиру о гибели сестры. Грудь стиснуло болью. Он не находил себе места. Вышел из номера, где с египетскими спецслужбами Селезнев вел расследование, походил из стороны в сторону, не решаясь вернуться в свой номер, и наконец решил: надо снять стресс. Зашел в бар, выпил рюмку коньяка, вспомнил, что Диана ждет его с расспросами; купил бутылку, кое-какую закуску и поднялся в свой номер. Позвонил журналистке.
Диана обратила внимание на его подавленное состояние, подошла к нему и положила руки на плечи:
– Что случилось? Какое отношение имеешь ты к этой женщине и к ее отравлению?
– Успокойся. Никакого. Просто очень неприятная история. – Владимир умолчал, что таблетка с ядом предназначалась ей или ему. – Следователи разбираются, кто виноват, кто подсунул ей таблетки цианида… Давай лучше выпьем. Настроение у меня действительно препаршивое. – Он достал из пакета коньяк, закуску, выложил на журнальный столик. Раскупорил бутылку, извлек из серванта рюмки, наполнил их.
– Ничего, что коньяк?
– Ничего. В студенческие годы приходилось и этот напиток пробовать.
– Тогда за нас, за наши лучшие годы, что ждут впереди.
Они выпили.
– У тебя есть жених? – спросил Владимир.
Диана пытливо глянула ему в глаза:
– Тебя это очень интересует?
– Не очень. Но хотелось бы знать.
– Да, есть, – твердо ответила Диана. – Сынок папиного дружка, генерала МВД. Мы вместе учились в университете, на факультете журналистики. Толковый парень, неплохой журналист. Взяли в «Комсомолку». – Замолчала, задумалась. – Да, он сделал мне предложение. Но… – Снова помолчала. – Любовь, как я поняла, серьезное испытание. Вроде бы нравился парень, а что-то настораживало. Сказала, чтоб подождал, что я еще не готова к семейной жизни. И вот однажды, после выпускного вечера, он пригласил меня в ночной клуб на танцы. Раньше я не бывала там. Шикарный зал, шикарный оркестр, шикарный бар. И публика, не похожая на нашу, университетскую, – наряженная, разухабистая. Олег, мой парень, угостил меня дорогим вином, не помню названия, заказал еще. И когда захмелел, открыл мне тайну, почему торопится жениться: иначе квартира, которую отец приобрел впрок, пока служит, достанется сестре, шестнадцатилетней «дылде», любимице родителей. Казалось бы, ничего особенного в его откровении не было, а мне стало противно. Особенно когда он стал говорить о родной сестре всякие гадости. И, как думаешь, могу я выйти за такого человека замуж?
– Ты отказала ему?
Диана снова помолчала.
– Нет. Пожалела его отца, друга моего папы… Хватит об этом, – вдруг решительно прервала свой рассказ девушка. – Налей лучше еще. Мне сегодня почему-то хочется напиться…
Они выпили бутылку до дна. Потом, как и в день приезда, стали танцевать.
– Ты не похож на летчика, – лукаво, с улыбкой вдруг сказала Диана. – Даже поцеловать не решаешься. – И впилась ему в губы. – Вот так умеют целоваться недавние студентки факультета журналистики МГУ.
Неукротимый огонь охватил все тело Владимира. Губы Дианы были нежными, притягательными и дышали дурманящим ароматом. Он ответил на ее поцелуй и стиснул стройный, заставивший трепетно забиться сердце стан. Чуть приподнял. Диана обвила его шею руками, и он понес ее в кровать.
Двенадцать дней промелькнули как одно мгновение. Когда прилетели в Москву, Диана пригласила Владимира к себе в гости.
– Как воспримут твои родители наше знакомство? И претендент на твою руку?
– Нормально. Родителям я говорила, что не люблю Олега. И не собираюсь ставить претендента в известность о своих знакомых. Скажи лучше, мы будем поддерживать связь?
– Не только связь. Я, если ты не против, собираюсь на тебе жениться. Вот слетаю в часть, узнаю, как обстоят дела, и заявлюсь с предложением.
Она поцеловала его.
Родители Дианы, пожилые, с добрыми лицами интеллигенты, встретили друга дочери тепло и гостеприимно: уставили стол дорогими закусками, вином и коньяком. Жила профессорская семья в достатке. Отец Дианы, седовласый Павел Прокопьевич, узнав, что Владимир летчик, весь разговор сосредоточил на авиации, чем снял с Владимира беспокойство о вопросах службы, дальнейших планах, об отношениях с Дианой. А он и сам не знал, что ждет его в полку. Да, он готов жениться на Диане, но не прошло еще и месяца после гибели сестры. И Диану он знает несколько дней. Курортный роман – одно, а семейная жизнь – другое…
У Понариных – фамилия семьи профессора – он переночевал в прихожей на диване и утром отправился на Павелецкий вокзал, чтобы навестить в родной Докучаевке родителей – они вернулись в свой дом, как только Владимир сообщил, что киллер убит и опасность миновала.
Перед событиями в Чечне Владимир заезжал к родителям. Поселок небольшой, около ста пятидесяти дворов, выстроенных в два ряда по бокам трех прудов, соединяющих жителей тремя плотинами. В прудах мальчишки ловят карасей, плотву и карпов. У каждого дома (немало в поселке еще и «избушек на курьих ножках» – неказистых хатенок) яблоневые, грушевые, вишневые и сливовые сады. А некоторые жители умудряются, несмотря на суровую зиму, выращивать и абрикосы, виноград. Дом родителей достался им по наследству от умершего деда, который прожил в нем один около десятка лет, и Владимир помнил, как с детства помогал отцу ремонтировать то крышу, то окна, то сени.
Дом здорово обветшал и нуждался в капитальном ремонте; отец, Василий Яковлевич, в силу своих возможностей подправлял кое-что, даже сад обновил новыми яблонями.
Знакомый сосед – приятель отца, бывший председатель колхоза – Петр Афанасьевич с умилением рассказывал, какие роскошные сады цвели здесь до войны. Их разделили между колхозниками по два рядка (по два десятка фруктовых деревьев), и люди ухаживали за ними, собирали осенью богатый урожай. Но во время войны сады вырубили, пожгли – топить зимой было нечем. До войны и колхоз был богатый, и колхозники не голодали. После войны хозяйство восстанавливали с трудом: мешали всякие постановления правительства. Даже сады, воссозданные потом и кровью, пришлось снова вырубать – непосильные налоги вынудили. Лишь с приходом Хрущева жизнь в колхозах начала восстанавливаться. Оказалось, ненадолго…
Старик Афанасьевич рассказывал с большой грустью, и Владимир понимал его: честный человек, заботившийся о благе народа, столько вложил в колхоз труда и здоровья, остался одиноким и несчастным: пенсии на хлеб не хватает. Была одна дочь – и та ушла из жизни раньше его. Хорошо, соседи помогают, те, с кем создавал колхоз, – старики моложе его и крепче здоровьем.
Да, раздумывал Владимир, плохо без наследников, потому пора и ему подумать о семье…
Осень в этом году выдалась погожей, и Владимир либо рыбачил на озере, либо бродил по лесу, собирая грибы. Он окончательно успокоился, родители были в безопасности: в селе каждый новый человек на виду, да и чеченским боевикам снова настало время не для личных счетов – вторгшись в Дагестан, они еще больше увязли в войне с федеральными войсками…
Вернувшихся из отпуска летчиков эскадрильи Владимира Крутогорова ждали новые суровые испытания. Восстановив утраченные за отпуск навыки, они получили первые боевые задания…
Еще не закончились боевые действия в Дагестане, как ваххабиты из сел Карамахи и Чабанмахи, провозгласившие «независимую исламскую республику», под предводительством лидера Надира Хачилаева, с большим отрядом захватили Махачкалу. Переговоры с представителями новоявленной «независимой республики» результатов не дали, а попытки подтвердить свою миролюбивую политику гуманитарной помощью и вовсе обернулись негативной стороной: ваххабиты расценили это как слабость Москвы.
«Независимая исламская республика» почувствовала вседозволенность, и преступность здесь достигла небывалых размеров: террор, торговля оружием и людьми, производство и транзит наркотиков. Кадарская зона, по разведданным авиации, стала перевалочной базой.
