— Который час? — спросил я его.
— Начало первого.
На нем были желтый плащ и зюйдвестка, с которых стекала вода.
— Вы должны помочь мне с Сэмом, Нейл.
Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, в чем дело.
— Вы, наверное, шутите? — усмехнулся я и повернулся на бок.
Он схватил меня за грудки с силой, которой я от него не ожидал.
— Когда я ушел оттуда, он прикончил вторую бутылку бренди и заказал третью. Он просто убьет себя, если мы не поможем ему.
— И вы на самом деле думаете, что я помогу ему после того, что он сделал со мной сегодня?
— Вот это интересно! Вы страдаете от того, что он сделал с вами, а не с теми несчастными дикарями там, в джунглях. Что же важнее?
У меня от ужаса чуть не встали дыбом волосы, когда я вспомнил ту страшную картину. И я взмолился:
— Бога ради, Менни!
— Ну что, вы хотите, чтобы он умер?
Я вскочил с кровати, начал одеваться и сразу вспомнил печальную историю самого Менни. Но стараясь не принимать ее близко к сердцу, просто ради того, чтобы не сойти с ума. Что мне было надо, так это обрести уверенность. Общение с человеком, столь же встревоженным, как и я сам, могло меня спасти.
Отношение Менни к происходившему меня не совсем устраивало. Он скорее склонялся к аргументам полковника Альберто, чем к моим. Было странно, что он так беспокоится о Хэннахе, который полностью избегал меня с момента прилета.
Я хотел бы порвать с ними обоими, а сейчас, чтобы как-то успокоиться, налил себе виски из запасов Хэннаха. И напрасно — пока я шел по главной улице под дождем рядом с Менни, моя голова начала раскалываться на части.
Еще на подходах к отелю я услышал музыку. Сквозь щели в жалюзи пробивались золотые полоски света. Вдруг раздался звон разбиваемого стекла и чей-то крик.
Мы задержались на веранде, и я предупредил:
— Если он войдет в раж, то переломает нас обоих голыми руками. Поймите вы это!
— Вы сам дьявол, который видит только черную сторону вещей. — Он улыбнулся и на мгновение положил свою руку на мою. — А теперь давайте попытаемся вызволить его отсюда, пока есть еще хоть какая-то надежда.
В салоне сидели два или три посетителя, Фигуередо возился за стойкой, а Хэннах привалился к бару перед ним. Старый патефон играл грустный вальс, и жена Фигуередо стояла рядом.
— Еще, еще! — кричал Хэннах, стуча ладонью по стойке бара, когда музыка стала стихать. Она быстро закрутила ручку патефона, а Хэннах взял полупустую бутылку бренди и попытался налить себе стакан, одновременно неловко смахнув пару грязных стаканов со стойки, которые упали и разбились.
Он так и не заметил нашего появления, пока Менни не подошел и решительно не отобрал у него бутылку.
— Довольно, Сэм. Мне кажется, пора идти домой.
— О, старый добрый Менни! — Хэннах потрепал его по щеке, а потом повернулся, чтобы выпить свой стакан, и заметил меня.
Боже, как же он нализался! Лицо опухло, руки дрожали, а взгляд осоловелых глаз...
Он схватил меня за ворот куртки и в ярости заорал:
— Ты думаешь, я очень хотел сделать это? Ты думаешь, что это так легко?
Он был явно вне себя. Настолько, что мне стало жаль его. Я освободился от его рук и спокойно сказал:
— Мы уложим вас в кровать, Сэм.
И тут позади меня распахнулась дверь, раздался взрыв необузданного смеха, и вдруг наступила тишина. Глаза Хэннаха расширились, и в них вспыхнула злоба. Он оттолкнул меня в сторону и рванулся вперед. Я вовремя повернулся, чтобы увидеть, как он изо всей силы ударил Авилу кулаком в зубы.
— Я выучу тебя, подонок! — кричал он, повалив Авилу на стол одной рукой и продолжая бить его другой.
Дружки Авилы сразу куда-то исчезли в темноте, что развязало нам руки. Боже, я боялся, что Хэннах со своей невероятной силой забьет обидчика до смерти.
Когда мы потащили его к двери, он повернулся ко мне и снова схватил за куртку.
— Ты не бросишь меня, парень, правда? У тебя ведь контракт! Ты же дал мне слово. Это для меня так много значит, я больше ничего не имею во всем свете.
Я не взглянул на Менни, и так все понял.
— Ну как я могу уйти, Сэм? Мне же надо везти почту в Манаус в девять утра.
Этого оказалось для него вполне достаточно, рыдания начали сотрясать его тело, когда мы вели его, поддерживая с двух сторон, вниз по ступеням, а потом под дождем домой.
Следующим утром я не видел Хэннаха. Когда вылетел в девять на Манаус, он еще был в полной отключке, а в понедельник всегда столько хлопот, что у меня не нашлось времени даже вспомнить о нем.
Вез я не только почту, но и посылку с алмазами от Фигуередо, зашитую в обычный парусиновый мешок, которую мне следовало передать правительственному агенту в Манаусе. После этого мне предстояло сделать еще два полета по контракту с горными компаниями, доставить вниз по реке почту и другие посылки.
После трудного дня я возвращался в Манаус вечером, с намерением провести ночь в "Паласе", принять горячую ванну, сменить белье, хорошо поесть и, может быть, даже зайти в "Лодочку".
Взлетная полоса оказалась свободна, когда я приземлялся, хотя в другие дни на аэродроме у ангаров стояли два или три самолета, которые прилетали с низовьев реки или с побережья. Два дежурных техника помогли мне закатить "Бристоль" в ангар на ночь, а потом один из них подвез меня в город на своем старом автомобиле.
Войдя в отель и не обнаружив за стойкой никаких признаков присутствия сеньора Хука и вообще никого, я прошел прямо в бар.
Там тоже было пусто, если не считать какого-то романтического типа весьма потрепанного вида, который уставился на меня, глядя в большое зеркало позади бара.
Я давно не брился, мои зашнурованные сапоги до колен и плотные габардиновые бриджи покрывала пыль, а под расстегнутой кожаной летной курткой виднелся автоматический пистоле1 45-го калибра в наплечной кобуре. Его вместо моего "уэбли" дал мне Хэннах, который считал, что не имеет смысла носить оружие, из которого нельзя убить человека или хотя бы на время выключить его.
Я бросил свою парусиновую сумку на пол, зашел за стойку бара и сам достал бутылку холодного пива из ящика со льдом. И как только начал наливать пиво в стакан, услышал легкое вежливое покашливание.
У раскрытой на веранду двери стояла монахиня в белом, низенькая женщина, не более пяти футов ростом, лет пятидесяти, с ясным, спокойным взором. Я обратил внимание на ее удивительно гладкое лицо — ни морщинки, несмотря на возраст.
Она заговорила с легким английским акцентом, характерным для жителей Новой Англии. Как я узнал позже, она родилась и выросла в городке Виньярд-Хейвн, штат Массачусетс, на острове Марта-Виньярд.
— Мистер Мэллори? — спросила она.
— Да, это я.
— Мы вас ждем. Комманданте сказал, что вы прилетите сегодня к вечеру. Я сестра Мария Тереза из ордена сестер милосердия.
Она сказала "мы". Я огляделся, ожидая увидеть вторую монахиню, но вместо нее с веранды легкой походкой вошла молодая женщина, существо совершенно из другого мира, спокойная, элегантная, в белом шифоновом платье, широкополой соломенной шляпе с голубым шелковым шарфом, концы которого чуть развевались от легкого бриза. Она держала на плече открытый зонтик и стояла, слегка расставив ноги и подбоченясь, как бы бросая своим высокомерным видом вызов всему свету.
Меня поразила еще одна деталь ее туалета — серебряный браслет с укрепленными на нем маленькими колокольчиками на лодыжке правой ноги. При ходьбе колокольчики как-то жутковато позвякивали, этот звук потом преследовал меня много лет. Я не мог как следует рассмотреть ее лица, потому что она стояла против яркого солнца.
Сестра Мария Тереза представила ее:
— Мисс Джоанна Мартин. Ее сестра работала в миссии Санта-Елена.
Я начал догадываться, в чем дело, но решил не подавать виду.
— Чем могу быть полезен, леди?
— Мы хотим попасть в верховье реки как можно скорее.
— В Ландро?
— Сначала туда, а потом в миссию Санта-Елена.
Это было сказано с такой простотой и прямотой, что у меня перехватило дыхание.
— Вы, наверное, шутите.
— О нет, уверяю вас, мистер Мэллори. Я уполномочена моим орденом поехать в Санта-Елену, выяснить обстановку и доложить о возможности продолжить там работу.
— Продолжить работу? — глуповато переспросил я.
Но, казалось, она меня не слышала.
— И еще есть одно неприятное дело, тела сестры Анны Жозефы и сестры Бернадетты так и не обнаружены. Я допускаю возможность того, что хуна забрали их с собой и они живы.
— Это зависит от того, какой смысл вы вкладываете в слово "живы", — выговорил я.
— А вы не допускаете такой возможности? — спросила мисс Мартин таким холодным и хорошо поставленным голосом воспитанной девушки, какой и следовало ожидать, судя по ее виду.
