Бегемот ненатурально заржал.
— Фаска, ты сколько косяков сегодня уже дунул?
— Иди ты со своими косяками! Я видел документы в конторе. После смерти Берии этот объект законсервировали, а при хрущевском бардаке все про него и забыли. Когда на Кыштыме в пятьдесят седьмом рвануло, отсюда всех тоже окончательно сняли. Ты знаешь, они же все тут смертники были! Кто от радиации загнулся, кого — так… Знаешь, почему у тебя все клешни в нарывах? Помнишь склад с баллонами?.. В баллонах аргон. А в аргоне — плутоний! Аргоном его от коррозии защищают, но баллоны текут, и ты облучился…
— Ты чего несешь, сволочь?! — зло зашипел Бегемот. — Откуда ты это все знаешь?
— А ты забыл, где я учился? Я тебе правду говорю. Сдохнем мы тут все к свиньям… Гришка слег, блюет желчью, грибами будто отравился. Сроду он грибов не жрал, век воли не видать! Дед сам кашляет, как пожарная лошадь, да и ты… Хана нам, Бига! Рвать когти надо! Дед пьяный спит, не протрезвел еще, Славка Штырь — тоже, Гришка болеет… Другого такого случая не будет! Через проходную объекта направо и прямо. Там дорога начинается и идет прямо в Ширяево. А?.. На «трумэне» и уедем, черта они нас догонят. Там — на самолет… Бегемот, ты чего, в натуре…
Грохнул выстрел. Фаска мешком плюхнулся в грязь. Бегемот внимательно посмотрел на него, вздохнул, потом глянул в дуло пистолета, из которого только что пристрелил собеседника и, убрав оружие в карман, поднялся и не спеша скрылся в гараже. Знакомо лязгнуло железо, и над объектом вновь повисла тишина. Фаска лежал молча и не двигаясь. Из его развороченной глазницы в грязь стекала кровь.
Мне нужно было срочно делать отсюда ноги. И как можно тише. Я теперь знал то, за что с точки зрения того же Бегемота в живых права не имел оставаться. Стараясь не шуметь, я слез с машины, и прижимаясь к стенам складов, стал пробираться к выходу с этого странного «объекта».
Ну что ж, верно все понял Саша Иванов, по моей косвенной вине сидящий сейчас за решеткой, а, может быть, уже и лежащий в земле. Все сходилось, и все стало понятным — и странные перевозки по реке, и характер груза, и пункты отправления и назначения. И вполне понятно, зачем кавказским отделенцам ядерное оружие, и не таким уж удивительным казалось то, что наши военные в те странные пятидесятые годы сумели потерять целый атомный город, названный номером несуществующего сейчас почтового отделения в городе Сургуте.
Сургут? А почему бы и нет — ведь от Кыштыма, где в те годы делали плутоний, до Сургута не так уж и далеко, если разобраться. А оттуда спокойно, без всяких пересадок и перегрузок, можно добраться водным путем до Курчатова, что на Иртыше, откуда до Семипалатинска сотни полторы километров — лишь в полтора раза больше, чем предстоит мне еще пройти. И к тому же — а таким ли уж нерукотворным был тот каменный причал в Староверской протоке?
…Я провел скверный день и еще более скверную ночь. После долгого перехода по бездорожью отчаянно гудели ноги, и все болело — не забывайте, что я отнюдь не был здоров. От сырости костер, который я порой разводил, горел отвратительно, и к утру я замерз совершенно, тем более, что приходилось пить лишь холодное пиво.
Утром я съел последнюю банку консервов, затушил костер и, скрипя зубами от боли в костях, поковылял дальше. Поселок, по моим расчетам, находился уже почти совсем рядом.
Часа через три лес поредел, но вместо привычных в такие моменты открывающихся передо мной болот я увидел деревянный штакетник, столб с электрическими проводами… Потянуло печным дымком, послышался собачий лай. Добрался!
Что теперь? Поселок, надо полагать, сейчас отрезан от мира. Единственный способ сообщения — самолет. Впрочем, на билет должно хватить. Вопрос в том — куда мне потом идти?
Домой, к Тане? Исключено. Там меня ждут два варианта — дурдом или тюрьма. Впрочем, есть еще городское кладбище.
В Казань, к матери? Она болеет, за ней ухаживают мои сестренки. У отца давно другая семья… Садиться на шею к трем женщинам? Увольте, это не для меня. Кроме того, возможно, меня там тоже поджидают.
За кордон, как я уже прикидывал при Лехе? Ну, во-первых, я сам почти что пойманный вор, во-вторых, как я доберусь отсюда до Москвы, черт побери? И что я там буду искать, и кого? У меня ведь даже документов никаких нет. И потом — если смотреть правде в глаза — никто меня за бугром не ждет…
Я миновал пустую грязную улицу и направился к невысокому кирпичному зданию с покосившимися буквами «Аэропорт».
Настоящий Сургут встретил меня ясной, солнечной погодой. С «аннушки» вместе со мной сошли несколько человек живописного вида — заготовителей, охотников… Одному из них спасибо — купил мне билет по своему паспорту… Поэтому и мой, тоже довольно живописный, костюм — потерявший цвет пиджак и брюки, заправленные в болотные сапоги — никого здесь не удивлял. С телогрейкой же и с подшлемником я расстался, когда выходил из леса.
…Она открыла мне дверь и некоторое время смотрела на меня с удивлением. Когда узнала, то поразилась еще больше:
— Андрей?
— Я. Здравствуй, Наташа.
— Здравствуй. Ой, тебя не узнать… Бороду отпустил…
— Да, пришлось… Можно пройти?
Студентка-отличница впустила меня в знакомую квартиру; я вошел в прихожую и некоторое время боролся с искушением плюхнуться прямо на придверной коврик и заснуть на десяток часов.
— Ты одна?
— Д-да…
— А брат твой?
— Он будет только завтра…
— Так, Наташ… У меня к тебе большая просьба. Очень большая и даже не одна, а…
— Ну, говори.
— Мне бы побриться. И потом — у твоего брата есть какие-нибудь старые ботинки и куртка, которые я мог бы взять у тебя безвозмездно?
Наташа, конечно, была просто молодец. Соскоблив щетину, я вышел из ванной, а она уже нашла вполне приличные кроссовки и брезентовую штормовку.
— Примерь… — На ее лице уже читалось: «Я, конечно, рада тебя видеть, но лучше бы ты не приходил».
Я переоделся и начал благодарить.
— Ты что, уходишь? — по части женской чуткости она ничуть не уступала Таньке.
— Ухожу, — ответил я. — Волка ноги кормят. — Я взялся за ручку двери и встретился с встревоженными глазами Наташи.
Да, она была мировой девчонкой. Не знаю, что бы я делал, если бы на моих кривых дорогах не повстречались такие, как она. Как Алексей Теплов, как Саша Иванов… Смогу ли я вытащить его из тюряги?.. Черт возьми, я ведь даже «спасибо» и то не смогу ему сказать, потому что по милости каких-то мерзавцев вынужден скитаться неизвестно где…
Но тут меня словно что-то ударило. Я вдруг понял, что мне просто необходимо вернуться домой, убьют меня там или нет. И как можно скорее. И сразу же поднять такой шум, чтобы чертям тошно стало — иначе где гарантия, что над домом, где живет Таня, не взорвется прилетевшее с юга ядерное устройство?.. А для того, чтобы вернуться и успеть все рассказать, у меня есть только один способ. Что ж, будем надеяться, что на этот раз мне поверят, несмотря на мою репутацию.
И я спросил:
— Где здесь ближний переговорный пункт?
Наташа сухо объяснила. Я попрощался с ней и вышел на улицу.
…Номер был долго занят. Я терял терпение, сквозь зубы ругался, но минут через двадцать трубку наконец взяли.
— Алло? — услышал я.
— Здравствуй. Это Андрей.
— Андрей? — в голосе моей собеседницы угадывались все чувства, кроме доброжелательных. — Зачем ты звонишь?
— Валя, погоди, не клади трубку. Отца позови, пожалуйста.
На том конце провода повисло молчание, но вскоре я услышал знакомый баритон:
— Я слушаю.
— Иван Сергеевич, это Андрей Маскаев. — Я старался говорить ровно и отчетливо, но голос помимо моей воли срывался, и я даже несколько раз заикнулся. — Я нахожусь в центральном переговорном пункте Сургута. Я не могу к вам приехать, но мне необходимо как можно быстрее встретиться с вами. Я хочу сделать важное сообщение и только лично вам, потому что никому больше не могу доверять…
Я закрыл дверь кабинки и сел на один из секционных стульев рядом. Все-таки Лоскутов, впервые в жизни, кажется, мне поверил. Теперь остается только сидеть здесь и ждать, пока за мной не приедут его местные коллеги. А там — будь что будет. Главное, — думал я, погружаясь в сон, — у меня появился шанс вернуться. Вернуться домой.
