Буги припарковала пикап слева от крыльца, выскочила из маши–ны и попыталась открыть дверь. Та сдвинулась на пару сантиметров и застряла.
– Чертов песок, – вполголоса пробормотала Буги и обернулась к нам: – Ну что ж, беритесь за лопаты – они под задним сиденьем.
Мы с Сабжем лениво выползли из машины и, вооружившись ло–патами, принялись разгребать песок на крыльце. Это оказалось не–просто, поскольку в некоторых местах он почти окаменел. Во время наводнений вода поднимает из пещер соль, и та склеивает подсы–хающий песок не хуже бетона.
– Обожаю поваляться на песочке, – отплевываясь, сказал Сабж с улыбкой. Казалось, он воспринимал необходимость помахать ло–патой как лекарство от скуки. – Буги, сестренка, ты не прихватила ли случаем крем от загара?
– Откроешь эту хренову дверь,– ответила Буги, отирая со лба пот, – и я сама намажу тебе спинку. Если раньше не сварюсь, ко–нечно.
Она не шутила. Полуденное солнце набросилось на землю с жад–ностью и злобой некормленого цепного пса. Не прошло и двух ми–нут, как наша одежда пропотела до нитки. Буги попыталась передох–нуть от палящих лучей в утробе пикапа, но тут же выскочила наружу и, ругаясь, полезла под машину.
Дверь упрямо сопротивлялась нашим усилиям.
– Какого черта мы не сделали лаз через второй этаж? – пропых–тел я, пытаясь сбить штыком лопаты особенно крупный кусок окаме–невшего песка.
– А что это дало бы? Копали бы сейчас на втором этаже, – еле слышно проговорила из-под днища пикапа Буги.
– Точно, – прохрипел Сабж, – этот песок везде.
– Ма-а-а-ать ва-а-а-а-а-шу! – взревел я, налегая на дверь. Сабж поспешил мне на помощь, а через секунду к нам присоединилась и Буги. Дверь вдруг начала поддаваться, и общими усилиями мы сдви–нули ее ровно настолько, чтобы я смог туда протиснуться. Следом за мной пролезли Буги и Сабж.
В холле было темно и прохладно. Я захлопнул дверь и устало опу–стился на пол, прислонясь к стене.
– А знаешь, что опаснее всего для человеческого организма? –спросил Сабж, опускаясь рядом.
– Что?
– Лекарства от кашля.
– Да ну…
– Серьезно. Ты как-нибудь прочитай список побочных явлений. Кожная аллергия, тошнота, рвота, головная боль, сонливость и так далее. А если принимать долго, может возникнуть зависимость от кодеина.
– Ни хрена себе…
– Ну! Потом, значит, что там еще?.. Аритмия, проблемы с моче–вым пузырем… э-э-э… Ну короче, до хрена. А самое главное, либо понос, либо запор. Прикинь? Либо понос, либо запор, и никаких компромиссов.
– Какие компромиссы, Сабж? Запор и понос одновременно?
– Я знаю, как надо было тебя прикончить, – усмехнулась вдруг Буги. – Накормить таблетками от кашля и дождаться, пока ты лоп–нешь от собственного дерьма.
– Не смешно.
– А я почти и не смеюсь. Ладно, отдыхайте. Я пока «свисток» за–кину.
Гостиница стояла над одной из пещер. Двенадцать лет назад с помощью нескольких небольших зарядов динамита удалось проде–лать проход из ее глубокого винного погреба под землю. Но по–скольку сырой погреб облюбовали змеи и скорпионы, нам приходи–лось брать с собой «свистки»: устройства, которые отпугивали этих тварей.
Буги прошла в угол холла и не без труда подняла обитую метал–лом крышку люка. Быстро закинув туда несколько «свистков», она закрыла люк и вернулась к нам.
– Полчаса чешуйчатого ада, – улыбаясь, констатировал Сабж. –Кто как, а я в люльку.
– Я тоже, – кивнула Буги.
А я просто молча подложил руку под голову и закрыл глаза.
21. Во сне и наяву
Сон не шел, а скорее пробивался сквозь пудовую тяжесть реаль–ности, смешивался с ней в абсурдном месиве образов, воспомина–ний, неясных ощущений. В какой-то момент я вдруг явственно уви–дел лицо Марты и тут же поспешно заставил себя вынырнуть из по–лудремы. К черту!
Снизу, из подвала, доносился громкий шорох и скрежет. Сабж по–храпывал громче обычного, Буги спала совершенно спокойно. Если она вообще спала.
Тихо, чтобы не будить их, я встал и отошел к дальней стене, туда, где в пыльный потолок упиралась шестигранная колонна. Сел, при–жавшись к ней спиной, достал сигареты, закурил.
Странно, но мне никогда не снится Эпицентр. Ни его кошмары, ни жуткие обитатели, ни не поддающиеся разумному объяснению Вол–ны безумия.
Некогда Полковник составил перечень обитателей Эпицентра –неполный и не совсем точный, но постоянно обновляющийся за счет дополнительных сведений, приносимых сталкерами. Полков–ник считает, что всех тварей можно смело разделить на тех, кто му–тировал из нормальных земных животных, и тех, кто появился непо–средственно в Эпицентре. Я их не различаю, у меня нет на это вре–мени. Любая тамошняя тварь – враг и считает врагом меня. Вот что нужно знать сталкеру. Разумеется, мне известны повадки обитате–лей Эпицентра, в противном случае я давно бы отдал душу радиоак–тивным богам. Но когда группа попадает в зону действия Волны – а даже опытные проводники вроде Сабжа порой не в состоянии про–вести группу «чисто», – все эти знания становятся бесполезными. Впрочем, и об этом я подробно расскажу позже.
Сейчас же вот о чем. Итак, мне не снится Эпицентр, и даже когда я вспоминаю Полковника, он предстает перед моим мысленным взором вне этого ада. Возможно, срабатывает защитная реакция организма… Тогда, сидя у колонны с сигаретой в руке, я подумал, что надо бы спросить Сабжа, какие сны видит он. И Буги, если она захочет со мной разговаривать. И даже Полковника или кого-ни–будь из его ученых, если группе суждено будет дойти до Территории Штиля.
Должен сказать сразу – я это так и не выяснил.
В какой-то момент я снова задремал, и опять поплыли перед гла–зами самерсенские виды, знакомые лица с печатью вечной устало–сти и тоскливой беспросветности, заваленная хламом книжная лав–ка, в которой я что-то искал и никак не мог найти, какая-то пьянка, уличная драка…
А потом Марта. Ее глаза, в которых читалась немая просьба. И я вдруг понял, что был слеп. Не стоило, черт меня побери, давать на–дежду этой женщине – возможно, единственной любившей меня и видевшей во мне не случайного знакомого, не бойца-сталкера, но человека.
Марта знала, что такое безнадежность, привыкла к ней, как привыкают к тому, что зимой идет снег, а осенью и весной – дождь, к тому, что надо дышать и спать. Для нее это была просто реаль–ность. А я дал ей напрасную надежду, и это ей было куда труднее пе–ренести.
Там, в моем кратком сне, мы не сказали друг другу ни слова. Мар–та сидела на кровати и сначала медленно застегивала пуговицы на блузке, а потом порывистыми движениями пыталась привести в по–рядок растрепанную прическу, все время беспокойно поглядывая на часы. А я – теперешний, уже все осознавший, – мучался: мне хоте–лось схватить ее в охапку, утащить к чертовой матери на другой ко–нец света и – нет, не сделать счастливой, даже, возможно, бросить в конце концов, но не здесь, не в этой тоскливой самерсенской пусто–те; но при этом я понимал: поздно, поздно, теперь-то уж точно позд–но… А потом мне приснилась бескрайняя белая равнина и я один –в сердце белого пустого небытия… Это видение преследовало меня со времен детдомовского детства, где внутреннее одиночество странным образом сочеталось с невозможностью побыть одному. Меня растолкал Сабж.
– Макс! Приятель, солнце взошло, бери мотыгу! Я рывком сел, огляделся, приходя в себя.
– Что, нигер, кошмары?
– Да нет, Сабж, самая настоящая и привычная реальность.
– Ну, я и говорю, – кивнул Сабж, – кошмары. Буги уже внизу, там все чисто. Спускайся, а я пока по-быстрому разберусь с маяками и тачкой.
22. В ожидании военно-морского флота Ее Величества
По шаткой деревянной конструкции, отдаленно напоминающей приставную лестницу, я спустился в гулкий гостиничный погреб (язык не поворачивается назвать это место подвалом). Крутолобые, почти мавританские, и все же именно британские потолочные арки, стены, выложенные красным кирпичом, кое-где, впрочем, осыпав–шимся, гигантские полуистлевшие бочки, клети для бутылок… Все, разумеется, в плачевном состоянии. Песка тут почти не было, зато стояла влажная духота и неистребимый запах плесени.
