Пару раз за первый час пути, в который мне удалось покорить — шутка сказать! — почти километр, меня обогнали такси с фирменным знаком третьего таксомоторного. Первый принадлежал Дедушке Будильнику, второй — Генахе Кавалеристу, вернее, его сменщику Габрияну. Ни тот, ни другой не притормозили и даже не обернулись, хотя ехали порожняком. Допускаю, конечно, что в роботоподобной фигуре, штурмом берущей метр за метром, трудно было узнать меня, но ведь и с первым, и со вторым я проработал почти по десятку лет, и они видели меня всякого. Так что могли хотя бы приостановиться и поинтересоваться, я это или не я. Даже при том, что с их стороны в моем направлении имел место бойкот, но если мне хреново, то святое дело — оказать помощь страждущему, чего бы он не натворил до этого. По крайней мере, раньше таксопарк всегда жил по такому принципу. Не знаю, может быть, со смертью Четыре Глаза во всех что-то надломилось и прежние законы утратили силу. Как бы там ни было, а мои коллеги, ничтоже сумняшеся, промчались мимо. Бедный Камена, как он ошибался, рассчитывая на мой разговор с ними! Впрочем, его проблемы, мне же предстояло ковылять дальше.
И я плелся, похожий на зомбика, но не зомбик. Просто мне очень нужно было добраться до дома. Времени впереди — уйма, дорога длинная, вокруг — темень, тишина, никто не мешает. А значит, можно и мозгами пораскинуть. Я в последнее время часто этим видом спорта занимаюсь, скоро чемпионом стану, сказать — не соврать. Только вот мысли у меня почему-то были не о только что состоявшемся разговоре в кабинете Камены, а об уже более суток, как канувшей в Лету аварии.
Вспомнилось, что в машине был пистолет. Почему вспомнилось — понятно. Я спешил домой не просто так, а с определенной целью — взять ключи и спуститься в подвал, где у меня, запасливого, хранился небольшой арсенал. Шесть гранат системы Ф-1 той поры, когда наши под танки кидались, автомат АК-74 с тремя неполными магазинами к нему, да штук с десяток пистолетов разных марок, моделей и калибров.
Криминализация, понимаете. Лет пять после армии я и не помышлял о собственной коллекции оружия — мне вполне хватало монтировки, кулаков, а, в крайнем случае, моего хорошего друга и коллеги, крепко повязанного на криминалитете — Бэка, царство ему небесное. Но после того, как в многочисленных хипешах стало с завидным постоянством принимать участие огнестрельное оружие, выводы сделались сами собой, независимо от меня. И в моем хозяйстве стали появляться большей частью трофейные, а иногда и благоприобретенные — причем за деньги, иногда хорошие — стволы и прочие орудия массового поражения.
Но это так, к слову. Мне стало интересно, что подумали менты, обнаружив «Браунинг» в изувеченной машине. А в том, что они его обнаружили, хотя при очной встрече в больнице об этом и умолчали, я не сомневался. Не такие уж они серые, как кажутся с виду. Вполне серьезные ребята тоже носят форму, именно им обычно и поручаются самые серьезные случаи. А работу свою они умеют делать вполне профессионально. При желании, конечно.
Мое счастье, что я перед погрузкой сбитого туловища в салон положил пистолет на панель приборов. При ударе он мог забиться куда угодно, так что, по большому счету, с меня взятки гладки. И вряд ли на нем можно будет обнаружить отпечатки пальцев — когда раненному в живот оторвало голову, кровь должна была забрызгать все на свете. Наверное, это и явилось причиной скромного молчания ментов в больнице.
Нет, все-таки зря я грешил на удачу, якобы отвернувшуюся от меня. Ничего подобного. Старушка по-прежнему оставалась моей верной поклонницей. За последнее время выручала трижды. В первый раз — в связи с «Браунингом», во второй — когда я остался жив и даже, по большому счету, цел во время аварии, и в третий — чуть больше часа назад, когда Камена нежданно-негаданно сделал мне царский подарок — оставил жизнь.
Неожиданно бросилось в глаза, что среди окон в домах все чаще и чаще попадаются освещенные. Да и на дороге становилось все суетливее. Проехала поливальная машина, обрызгав меня водой с ног до головы. Потом активизировались и обычные граждане, помчались куда-то вдаль, вцепившись руками в баранку, а в предрассветную мглу, чуть разреженную светом фар — невыспавшимися глазами. Первые трудовые или посттрудовые ласточки. В общем, дело явно шло к рассвету, а до моего дома оставалось еще километра два с хорошим гаком. Сколько это будет во временном исчислении — вопрос вопросов.
Рядом взвизгнули тормоза и громыхнул, пытаясь остановиться в одном месте в одно время, металл обшивки автомобиля.
Я обернулся. Старый-старый УАЗ-469, который давно бы умер своей смертью, если бы какой-то изверг-механик прекратил издеваться над ним, стягивая детали воедино проволокой. Уазик, конечно, продолжал жить, но жизнь была ему явно не мила. Он хотел покоя, он хотел в переплавку.
По борту шла относительно свежая синяя полоса, на которой было написано: «Патрульно-постовая служба». Как раз то, что мне и требовалось в моем состоянии. Я, надо полагать, был в стельку пьян, буйно хулиганил и вообще представлял собой угрозу обществу. А потому невыспавшийся наряд пэпээсников просто не мог проехать мимо такого образчика антиобщественного поведения.
Дверца распахнулась и оттуда высунулась распухшая от постоянного недоедания физиономия в дурацкой кепке:
— Куда путь держишь, друг?
— Домой, собственно, — а что ему еще сказать в такой ситуации? Тем более, что это правда.
— Ну, садись, довезем.
— Оно, конечно, большое спасибо от всего моего необъятного сердца, — душевно поблагодарил я. — Только я же вас знаю. Вы меня вместо дома прямиком в вытрезвитель доставите. А это будет зря, потому что я сегодня в рот не брал.
— Серьезно? — удивилась пухлая физиономия. — А чего это ты каждый столб обнимаешь? Да и одежонка на тебе не по сезону, не осенняя. Если скажешь, что от трезвого образа жизни, то рассержусь, сразу предупреждаю.
— Оно конечно, — согласился я, — одежонка на мне не ахти. Только это не моя одежонка. В больнице выдали. Я же из больницы иду. Потому и столбы все мои.
— Сбежал? — спросил мент.
— Вроде того, — я кивнул. — Да ты сам посуди: человек только после аварии, все тряпки, деньги и документы, поди, псу под хвост, потому как в крови испачкались. А кормежка у них там отвратительная — раз, а по выписке из больницы во что-то наряжаться надо будет — два, а никого у меня нету и никто не принесет мне передачку — три. Ну, как я мог не сбежать?
— Не мог, — согласился пэпээсник и задумчиво посмотрел на меня. — А ты правду говоришь?
— А то! — гордо сказал я. — Я за свое правдолюбие золотую медаль на выставке достижений народного хозяйства получил.
— И далеко тебе еще идти, орденоносец?
— Медаленосец, — поправил я. — До Продольной. Часа два еще.
— Какие два часа?! — удивился он. — Тут двадцать минут ходу!
— Это твоими ногами, — возразил я и, подумав, добавил: — И моими — двое суток назад. А теперь мне два часа шлепать. Так вы бы сделали доброе дело, и вправду подбросили бы меня. А я при встрече о вас Богу словечко замолвлю.
— Спасибо, мы как-нибудь сами, — возразил мент. — А вот довезти, пожалуй, довезем. Залазь.
Я продрался через придорожную клумбу и подошел к Уазику. «Залазь» — это сильно сказано. Может бревно залезть в машину? Вот и я не мог. Потоптался у открытой двери, два раза попытался задрать ногу и заругался нехорошей бранью. Менты, поняв, что от них требуется, схватили меня за разные выступающие предметы туалета и втянули внутрь, а после того, как я с грехом пополам устроился на сиденье, захлопнули дверь. И мы поехали.
Сидя в пыльном салоне Уазика, я размышлял, что, собственно, фортуна еще раз подкинула мне добрячок. И еще — что среди ментов тоже встречаются порой неплохие люди, которых власть над другими людьми не испортила. Хоть и единицы, но есть. Правда, в данный момент эти неплохие люди мешали мне сосредоточиться, приставая с рассказами типа: «А мы смотрим, идет, шатается, одет по-дурацки. Ну, думаем, или пьяный, или из психушки сбежал», и с вопросами вроде: «А что за авария-то была? А как машину — сильно помяло?». Я, конечно, старался на все это реагировать прицельно, но исключительно из вежливости.
А это, надо сказать, было непросто. У ментов, за чьими плечами имелась бессонная ночь, отчего их языки стали похожими на веники, сделалось недержание речи. Их было трое, и каждый хотел что-то услышать от меня, а я был один и, естественно, на всех угодить не мог. Но они не обижались, продолжая пороть глупости все пять минут езды до моего дома.
Пять минут! Всего пять, натурально. Они сэкономили мне кучу времени и сил, доставив к месту назначения. Я даже не опозорился перед соседями, поскольку те меня не увидели — на дворе все еще стояла тьма.
Из Уазика я, с горем пополам, выбрался сам. Отсалютовал напоследок стражам порядка пионерским салютом, которым так любил в свое время баловаться ныне покойный Четыре Глаза, и направился к подъезду. Менты пожелали мне всего-всего, в том числе благополучно добраться до квартиры, скорейшего выздоровления и толстую невесту, и тоже отправились по своим делам, которых у них было, думаю, ничуть не меньше, чем у меня.
