– Не пыли, Морозов, – заговорил своим обычным, чуть примороженным голосом Дубинин. – И домой не слишком торопись.
– Что такое? – сразу остыл Роман.
– Есть небольшое задание. Надо слетать во Вьетнам и встретиться с одним человеком.
– И все? – подозрительно спросил Роман.
– И все, – твердо сказал Дубинин. – На полдня делов.
– Почему я?
– Ты ближе всех. К тому же свободен. Так что двигай в консульство. Там узнаешь подробности. И получишь деньги на дорогу.
– Знаю я ваши деньги.
– Ну, с голоду не помрешь, а по массажным салонам таскаться необязательно. Или за свой счет в свободное от работы время.
«Чувствуется стиль Слепцова, – подумал Роман. – Эх, Дубинин, Дубинин, а когда-то был человеком».
– Не многовато ли тропиков для меня одного? – грустно спросил он. – Ты знаешь, какие там болезни? До конца жизни не вылечишься.
– А ты знаешь, когда у тебя конец жизни? – возразил Дубинин.
Сей неожиданный пассаж сбил Романа с толку. А в самом деле…
– Сделаешь в консульстве пару прививок, – посоветовал Дубинин. – И лети с ветерком. Кстати, во Вьетнаме есть отличное средство от всех болезней.
– Какое?
– Водка на змеях. Никакая зараза не пристает.
– А ты откуда знаешь?
– Оттуда. Все, капитан, связь окончена. Как будешь на месте, прозвонись.
– А куда я денусь? – проворчал Роман.
– А кто тебя знает? – засмеялся Дубинин.
«Весельчак, – мысленно окрысился Роман, отключая телефон. – Хорошо ему веселиться в своем кабинете… А ведь знает, конторская душа, про Вьетнам. „Оттуда“. Хм. Поди, довелось полазить по тамошним джунглям. Тот еще жучила. Вот сам бы и слетал, раз такой знаток».
Сим мягко усилила движения. Роман заставил себя не думать о предстоящем задании. Это потом, после, это от него, к сожалению, не уйдет. А пока надо получить в полной мере то, ради чего он сюда пришел. А то звонят тут всякие, сбивают с нужного настроя…
Через несколько минут Роман Евгеньевич уже плыл в сладкой неге, не ощущая ни своего тела, ни каких-либо мыслей – ничего. И только сожаление о том, что зря он все-таки не захватил с собой Лака, маячило дальней точкой на горизонте его сознания и чуточку омрачало состояние полного и безграничного счастья.
18 июля, Южный Вьетнам, 3.15
Небольшой транспортный самолет военно-морских сил США шел на высоте десяти тысяч метров. Темная гладь океана осталась позади, и теперь внизу черным ковром расстилались непроходимые джунгли.
Вдоль борта сидели шестеро вооруженных бойцов в скафандрах. На коленях они держали гермошлемы. Им предстояло скоростное десантирование с максимальной высоты. Но, похоже, это их мало беспокоило. Четверо дремали, устроившись в своих креслах так же комфортно, как если бы сидели у себя дома. Еще двое, негр могучего телосложения и худощавый мексиканец, коротали время тем, что делились впечатлениями о последнем посещении сингапурского борделя.
Из кабины вышел штурман, тронул за плечо командира группы.
– Майор.
Майор Олден открыл глаза, вопросительно глянул на штурмана.
– Готовность пять минут, – сообщил тот.
– Понял, капитан.
Штурман, окинув взглядом сонное воинство, скрылся в рубке.
– Я ей говорю: или мы делаем это прямо сейчас, или я заплачу в два раза меньше, – бубнящим басом втолковывал негр мексиканцу. – А она говорит, что у меня слишком большой, и ей потом придется выложить кучу денег на лечение.
– Вот сучка! – возмутился мексиканец. – Не хочешь работать, сиди дома.
– Точно, Маркес, – кивнул негр. – Я ей так и сказал. И пригрозил, что пожалуюсь хозяину.
– И что она?
– Ничего, – ухмыльнулся негр. – Угомонилась тут же.
– Вдул ей, Том?
– А то! По самые…
– Хватит трепаться, – перебил их Олден. – Подлетаем.
От его негромкого, но внушительного голоса говоруны затихли, а остальные сразу запросыпались.
– Проверить снаряжение, – скомандовал майор. – Надеть гермошлемы. Готовность номер один.
Через несколько минут над кабиной пилота загорелась красная лампочка. Вся шестерка, одинаково сложив руки на автоматах, висящих перед грудью, поднялась и выстроилась в затылок друг другу.
Из рубки вышел штурман, открыл люк. В салон ударила струя холодного воздуха, заставив качнуться стоящего ближе всех к люку Маркеса – самого мелкого в группе.
– Время, майор.
– Пошли! – крикнул Олден.
Маркес шагнул вперед, пригнулся, преодолевая напор воздуха, сгруппировался и нырнул в проем.
Тотчас на его место встал громила Том, выждал несколько секунд, шагнул следом.
Командир группы прыгал последним.
– Удачи, майор, – сказал ему штурман.
– Спасибо, кэп, – кивнул Олден, чье лицо было неразличимо за толстым стеклом маски.
Он махнул рукой, сделал шаг вперед и бесшумно исчез в темноте.
Штурман закрыл за ним люк, вернулся в кабину и доложил в Центр, что доставка и десантирование группы прошли в штатном режиме. Далее начинались заботы исключительно майора Олдена.
18 июля, Южный Вьетнам, 12.30
До города с труднопроизносимым названием Ратьзя Роман добрался относительно быстро. Всего-то сделал из Хошимина пересадку на рейс местной авиакомпании – и вот он уже на месте.
Найдя невдалеке от главного городского рынка католический собор, Роман зашел в кафе неподалеку, сел за столик у окна и принялся ждать человека по имени Сам Лиен. Тот должен был передать ему фотографии, дать устные пояснения – и тем, собственно, визит Романа Евгеньевича в Социалистическую Республику Вьетнам исчерпывался.
Прикрытие у него было стандартным. Корреспондент газеты «Правда». Удостоверение, командировка – все как надо. При местном режиме это был самый удобный вариант. В чем Роман и имел возможность убедиться в хошиминском аэропорту, когда его вещи практически не подверглись досмотру, а самого проводили в самолет, идущий до Ратьзя, чуть ли не под руки.
Ратьзя был ничего себе городишко. Просторный, залитый солнцем, оживленный. Правда, на вкус Романа, жарковатый, но за время командировки в Паттайю он пообтерпелся, да и напряжение здесь, что ни говори, было не то. Подобными пустяками – встретился, забрал, ушел – Роман занимался на заре своей шпионской карьеры и рассматривал нынешнее задание лишь с точки зрения потери времени, не более.
Чтоб не терять время совсем уж напрасно, он проводил усердное визуальное знакомство со страной и ее обитателями. Раз уж попал в ситуацию – бери от нее все, что можешь (правило номер какое-то). Авось когда-нибудь пригодится.
До того Роману, как и большинству россиян, доводилось видеть вьетнамцев во множественном числе лишь на московских рынках, да и то в основной своей гастарбайтерской массе те прятались подальше от глаз миграционной службы. Здесь же вьетнамцы были везде. Поэтому Роману пришлось привыкать к той простой мысли, что не они у него, а он у них находится в гостях.
Ничего, довольно милый народец. На лицах неизменная улыбка, даже какое-то воодушевление. Не от того ли, что жили при самом лучшем общественном строе? Слепцов однозначно сказал бы, что да, именно от этого. Роман же думал, что все дело в восточной философии, прививающей с детства особый взгляд на жизнь и на окружающих. Улыбка вьетнамца столь же отлична от улыбки, скажем, американца с его истерией непременного успеха, сколь отлична доброта от благотворительности.
Да и потом, здесь все другое. Жаркий, влажный климат сам по себе способствует флегматичности. Природа яркая, как оперение колибри. Глянешь вокруг – и уже радостно на душе. Уклад жизни неторопливый, монотонный, как процесс сева риса. Никто никуда не торопится. Разве что девушки в узких брючках и платьях с высокими разрезами по бокам, что лихо проносились по улице на своих мотороллерах.
За этими девушками Роман наблюдал из окна кафе с большим интересом. Красавицы – глаз не оторвать. Черные волосы полощутся на ветру, вьется позади яркий шелковый шарфик, маленькие ручки крепко держат руль, на матово-нежном лице белозубая улыбка. Ну, картинки, а не девушки. Вспоминая их в далекой, холодной России, обремененных многочисленными заботами по выживанию, с потухшими глазами, вечно усталых, неопрятных, забитых, Роману делалось как-то неловко за нашенскую непреходящую спесь перед всем, что от нас отличается.
Впрочем, к русским здесь отношение было любовное, а стало быть, процесс дружбы народов обещал когда-нибудь выровняться. К тому же русских таки было за что любить. В достопамятной войне с американцами СССР так помог дружественному Вьетнаму, что тот, несмотря на малость размеров и хилость населения, расколошматил сильнейшую мировую державу и с позором изгнал ее прочь.
Такое не забывается и через сотню лет. А тут прошло-то едва ли четыре десятка. Поэтому Роман не особенно удивился, когда, прознав национальность гостя, вокруг него так усердно захлопотали хозяин кафе, его жена и двое официантов, что создался самый настоящий водоворот хлебосольства.
