Хатынь жгла и другие непокорные деревни с непокорными детьми и женщинами заживо, и опять пришёл убивать людей за то, что не хотят в твоей вонючей луже копошиться, а неприятно. И вдвойне противно оттого, что вполне подтвердил ты репутацию вашу бандеровскую: как собственной смертью запахло — так обделался. Натурально так обделался, вонь пошла.
Ну и вёл себя бандеровец, как зайчик, — послушно и предупредительно. Рассказал, где караульная смена отдыхает, сколько человек в доме, где начальство располагается. Что фактически нет его, начальства: «ваши» озверели с чего-то, стреляют как бешеные — вот и увели командиры бойцов ближе к линии соприкосновения, в Трёхизбенку, чтобы возможные прорывы отсекать. Так и говорили, да. А тут только охрана задержанных, да те бойцы, что с сотником приехали, привезли сюда троих пленных ближе к вечеру. Да, говорили, будто это русские журналисты, наводчики, проникли в украинскую зону.
Почему троих, должно было быть четверо? Он не знает, ему не докладывали. Да, побили их немножко, журналистов. По приказу начальства. Но несильно, чтобы товарного вида не потеряли. Охраняют? Трое в подвале. Нет, не наши. Ну, в смысле тоже наши, но не из караула, а из тех, кто привёз задержанных. Наш там тоже есть один, у входа стоит. Да, вместе со мной сменяется. Ещё? Да, ещё двое наверху, на втором этаже, в кабинете директора. Одного из задержанных на допрос к начальству провели. Да, сам видел, мимо меня на центральную лестницу выводили.
Начальство — да, большое. Сотник Молодченко. Он их привёз, россиян, со своими бойцами. Почему сотник, а не старший лейтенант? Из казаков, что ли? Нет, не из казаков точно. Из бандеровцев. Его бойцы говорят, что он, типа, считает себя состоящим в украинской повстанческой армии. Нет, непосредственно ему здешние бойцы не подчиняются. Подчиняются они старшему лейтенанту Смирко. Да тот ещё днём своих бойцов погрузил и уехал с ними в Трёхизбенку. Но сотник Молодченко — большой человек, он где-то наверху крутится, в самом командовании. Отдельные операции сам проводит. Молодченко — фамилия? Нет, позывной. Фамилию не знаю. Нет, людей с позывными Гром и Лихой тут нет. Да. Известные люди. Но тут их нет, я бы знал.
Чёрт, жаль! Можно было бы заодно и расквитаться за гибель отца. Ладно, встретимся ещё…
Стоп! Молодченко, Молодченко… На днях звучала эта фамилия! Мишка? Да, Мишка говорил… Балда, как ты мог сразу-то не вспомнить! Это ж тот же Кудилов, что им с Иркой покушение подсуропил! Из-за которого девочка теперь в больнице лежит и волнуется, что головка у неё обрита после МРТ!
Ну, гад, вот и привелось встретиться… Эка мы удачно зашли!
Айдаровец засучил ногами, выгнулся в последнем стремлении уже непослушного тела задержать уходящую жизнь и — затих, обмякнув. Да, парень, неправильно ты оказался в неправильном месте. Причём давно, изначально. Когда убеждения выбирал, которые тебя карателем на Донбасс привели…
Нет, у нас, конечно, у всех есть право на собственных тараканов в голове. Но до тех пор, пока мы не объявляем их единственно правильными тараканами. И не начинаем их подсаживать в мозги всем прочим согражданам. А особенно — насилием. А особенно — оружием.
Эх, тараканы фашистские…
И не было к этому парню жалости, той, которая нередко останавливала карающую руку Бурана на прежних выходах. Был бы ты простым солдатом ВСУ… Но сам выбрал свою судьбу, когда шёл в нацисты. Теперь лежи тут. Разве что гранаткой мы тебя одарим, чтобы развлёк ты некоторым образом своих огорчённых товарищей, когда найдут они тебя…
Дальше надо действовать быстро. Пусть до смены часовых ещё полтора часа, но война полна случайностей настолько, что их запросто можно приравнять к неизбежностям. Даже нужно, если подольше жить хочешь. Давайте, торопимся, ребята!
Главное на данный момент — просочиться в подвал. Там, по словам безвременно усопшего, трое, и ещё один на входе. Если этого тихо прикрутим, то с остальными легче. Даже стрелять можно — хлопков ПБС наверху не слышно будет. Затем хватаем двоих писателей и тихо смываемся — через заднюю дверь столовской кухни или через люк. Наверняка у кого-то должны быть ключи.
Далее Шрек и Еланец отволакивают спасённых в нашу машину и тихарятся там. Если через полчаса мы со Злым не появимся — прогреваете машину ещё пять минут, и если нас всё же нет, то тихонечко уезжаете к Лобачово через Старый Айдар. Мы там ходили, помните, — где блокпосты и секреты, знаете. Объедете или на крайняк обойдёте. Пропуска на машине хорошие, «контрабасы» для себя делали, но всё ж не борзейте, время-то ночное. «Бобика» милицейского у входа номера срисовали? Не «обижаешь, командир», а «так точно!». Потому как не исключаю, что на нём мы отсюда с третьим писателем выбираться будем. Не шмальните там сгоряча, как подъедем. Если за нами тут шухер поднимется, то уходите сами.
Едете без света, будьте внимательны. В село не въезжаете, там «укропов» полно. Шрек, «контрабасы» тебя хорошо срисовали, на перекрёстке перед селом свернёшь влево, тут же включишь подфарники на две секунды. В ответ получишь две вспышки по секунде синим фонариком на дорогу. То есть под колёса смотри: на дороге у тебя должно два раза синим появиться, на снегу хорошо видно. Число пароля сто один. Едете, куда они укажут, там у них своя переправа есть, не там, где все переправляются. Плоты там у них. «Контрабасы» всё сделают сами, и машину заберут, так что всё наше забираете. Ясна задача?
Шрек кивнул и по заведённому ещё в роте порядку кратко повторил диспозицию. В основе всё то же: упокоить часовых, вытащить журналистов. Второе — смыться, не поднимая шума. Третье — совместиться с контрабандистами. С ними уйти.
Нет, теперь есть и четвёртое. Гадёныша Кудилова прикрутить…
Входная дверь. Дверь в фойе. Обе прикрыты, но не закрыты. Естественно, начкар — или разводящий, кем он был? — их так и оставил, когда выходил. Ключи от столовой-люка-подвала есть? Да, вот какие-то.
Затолкав тело, которое Шрек споро приволок с улицы, в администраторскую — или как тут эта комнатка называется, — просочились к лестнице. Здесь разделились. Вовка аккуратно, чтобы не стукнуть, прикрыл створки дверей, оставив щёлку, возле которой и заныкался, чтобы наблюдать за фойе, а заодно и за лестницей сверху. Остальные тихо сползли по стеночке вниз. Да, трудно без плана помещений. Непонятно, где может стоять — или, может, ходить? — часовой. Где засели трое охранников. Как тут вообще всё устроено. Может, шумнуть
