– Живи в тиши, а в Центр грамотки пиши, – пробубнил под нос Великанов, поздней ночью направляя сообщение в далекую Москву, не ожидая особых последствий – информация не представлялась ему сколь-нибудь важной.
…Профессор Савицкий придерживался другого мнения. Он нашел, наконец, тот крючок, на который можно подцепить, а потом вытянуть затаившегося в черных пучинах кракена.
– Ну что, Влад, дождались, – сообщил он оперативному координатору проекта «Барьер-два».
Глава 13
Легенды старого наци
– Странно все это, – произнес Зигмунд фон Рихтгофен. – Все помню в мельчайших деталях. Сорок пятый год, как вчера было.
– Почти семьдесят лет прошло, – произнес Савицкий.
– Возраст… То, что было вчера, тут же смазывается в памяти и становится несущественным. А давние победы и поражения будоражат кровь, подменяют реальность. Вот так люди становятся воспоминаниями о самих себе. Наверное, это и называется – жить прошлым, – с некоторой грустью произнес старый нацист.
Влад вытащил из нагрудного кармана рубашки белоснежный платок и протер вспотевший лоб. Кондиционер в помещении работал слабовато и не мог побороть хваленую европейскую жару.
Лето в Европе выдалось на редкость знойное. Солнце немилосердно жарило, заставляя жителей воевать с жарой при помощи кондишнов и льда из холодильников. Народ купался в фонтанах, изнемогал от зноя. Каждый день, как сводки боевых действий, по телевизору сообщали, сколько еще человеческих жизней унесло глобальное потепление. У многих не выдерживало сердце.
В доме Рихтгофена в небольшом бельгийском городке Жюме не было и следа старческой затхлости. Здесь царил идеальный порядок. Современная мебель, больше похожая на офисную, никак, казалось, не соответствовала званию профессора истории, самого пришедшего из другого, легендарного времени. Старых вещей не было вообще, если не считать тысяч книг; некоторые были закованы в благородные доспехи из сафьяновой кожи и украшены золотым тиснением. Они приютились на металлических полках в библиотеке, одновременно служившей и залом для приемов званых и незваных гостей.
Русича и Савицкого бывший гауптштурмфюрер СС принял довольно радушно. Он помнил некоторые давние обязательства перед советскими спецслужбами, не раз выполнял поручения советской разведки. Вот и теперь дисциплинированно согласился на встречу. Немцы старого поколения обычно верны своим обязательствам до гроба. Хваленая протестантская этика.
Он выглядел гораздо моложе своих девяноста с прицепом годков и обладал поразительной ясностью мысли и четкостью формулировок. Был по-военному подтянут, сухощав, с морщинистым, но каким-то упругим лицом. И только руки подкачали – плотно обтянутые кожей, узловатые, будто ветви дерева, немножко дрожащие. Да, старый нацист держался молодцом.
– Я отлично помню, как кончилась моя служба на благо рейха. До сих пор ощущаю кислый вкус во рту и вату в ушах, когда меня накрыло взрывной волной.
Посланцы «Пирамиды» были прекрасно осведомлены об этой истории. Савицкий дотошно изучил показания бывшего гауптштурмфюрера СС сотрудникам НКВД. Там и упоминалось о мандале желания – артефакте из груза, который оберфюрер Лиценбергер пытался спасти в последний для него день войны.
– Как же я был молод, – как-то ностальгически улыбаясь, произнес Зигмунд фон Рихтгофен. – И глуп.
– Вас тяготит ваше нацистское прошлое? – полюбопытствовал Влад.
– Нисколько. У каждого свой путь… Да и чертовски хорош на вкус был тот колдовской напиток, которым нас щедро опаивал фюрер.
– Что же это за напиток такой? – спросил Савицкий.
– Громовой коктейль из идей. В его основе три ингредиента: чувство превосходства – твоей нации и твое собственное, ощущение силы и избранность. У кого угодно голова пойдет кругом.
– Да, головы немцам тогда закружили хорошо… – усмехнулся Савицкий. – До полной потери ориентации.
– Верно… Иллюзии утрачиваются со временем. Но тогда я был полон энтузиазма. Вам, молодым, трудно осознать, каким был мир тогда. Время титанов. Гитлер пришел, когда мы изголодались по большим идеям и честному служению. Вы не представляете, какое это ощущение – ежедневно жить с чувством национального унижения. В результате Первой мировой войны Германия была не просто поставлена на колени и ограблена до нитки. От нее не просто оторвали обширные, исконно германские территории. Немцам постоянно плевали в душу. Все: интриганы-англичане, торгаши и скряги-французы; даже пустые, как картонная коробка, спесивые поляки. И тут появляется вождь, который разбивает каторжные оковы. Вытягивает народ из нищеты – при Гитлере был бешеный рост экономики, куда там современному Китаю! И дает цель – мы лучше, мы должны властвовать над этим гнилым миром, который еще не раз пожалеет о причиненных нам обидах!
– Действительно, привлекательно, – усмехнулся Влад.
– Не представляете, насколько. Кроме того, нам дали врага – и не скажу, что он был полностью выдуманный. Крупный еврейский торговый и финансовый капитал. Я был ребенком и видел немцев, не способных добыть своим голодным детям кусок хлеба. Я помню, как мой отец хотел покончить жизнь самоубийством, отчаявшись найти хоть какую-то работу. А в это время ростовщики возводили особняки, блистали бриллиантами на светских раутах, мило развлекались в ресторанах и театрах… Германия была для них, а не для нас. И это все выставлялось напоказ. Мы были рабами. Это страшно унизительно… Впрочем, что я вам рассказываю. Вспомните Россию девяностых годов – то же самое. Просто вы не нашли способа стряхнуть этих клопов, высасывающих вашу кровь. А мы нашли. Кардинальный способ… Так стоит ли удивляться тому, что я, студент исторического факультета Кенигсбергского университета, стал ярым приверженцем идей арийского господства? Я был заворожен несокрушимой мощью Третьего рейха.
Немец замолчал. Глаза его затуманились воспоминаниями. Он взял стоящий перед ним на столике хрустальный бокал с водой и сделал небольшой глоток. Потом посмотрел на ожидающих продолжения присутствующих. Савицкий взирал на него с нескрываемым академическим интересом.
– И вот профессор Лиценбергер делает своему ученику, заканчивающему университет, предложение. Очень лестное предложение. От таких предложений не отказываются.
– Почему он выбрал вас? – спросил Савицкий.
– Я был беззаветно предан идеям национал-социализма. Подавал большие надежды как историк и аналитик. Был отличным спортсменом. Лиценбергер потом говорил, что увидел во мне образец эталонного арийца.
Влад скосил глаза на развешанные по стене фотографии. Видимо, Рихтгофен не сильно страдал политкорректностью, потому что среди развешанных в рамках фотографий – с археологических раскопок, в компании с различными знаменитостями – была пожелтевшая фотка хозяина дома в эсэсовской форме. Действительно, эталонный образец истинного арийца. Правильные черты лица, пронзительный взор… Белокурая бестия, мечта девушек рейха. Он был хорош!
– Я дал согласие. Прошел посвящение – в лучших традициях тайных орденов, когда при свете факелов стройный хор молодых и сильных голосов повторяет священную клятву. Мне был вручен перстень с рунами, означавший, что теперь я избран. Сейчас как-то все позабыли, что СС была не просто спецслужба и мощная боевая единица. Это был рыцарский орден. Черные рыцари ариев. А «Аненербе» – институт «Наследие», сердцевина ордена, хранитель его тайн и идеологии. Представляете, что это такое для мальчишки – попасть в святая святых? Я был счастлив.
– И что вы сейчас думаете об «Аненербе»? – спросил Савицкий, которого разговор увлек настолько, что он начал забывать о целях визита.
– Это была попытка создать мощный локомотив, который увлечет великую Германию в светлое будущее. Изучение тайн истории там сочеталось с разработкой новейших военных технологий и с постижением мистических знаний. Организация собрала вместе и маститых ученых, на которых была богата самая лучшая в мире на тот момент немецкая наука, и шарлатанов, и солдат, и палачей.
– Но главным все же было обоснование законности права Германии властвовать миром, – отметил Савицкий.
– Понимаете, Советы были в более выгодном положении. У них была своя религия – марксизм. Были свои мифы – мировая революция, святой Ленин. И у большевиков были единственно верные и простые ответы на все вопросы. Нацизм нуждался в своей мифологии. И мы пытались ее создать.
– Успешно?
– С переменным успехом… По большей части мы просто утоляли жгучую мистическую жажду некоторых руководителей рейха.
– Гитлера? – спросил Влад.
– Ну, мистицизм Гитлера сильно преувеличен, молодой человек. Фюрер был больше практиком – жестким и рациональным. Например, он то предавал анафеме христианство, то опять возвышал его и заключал договоры с Ватиканом. Это ведь его слова: «Наша старая мифология потеряла всякую ценность с тех пор, как христианство укрепилось в Германии. Такое движение, как наше, не должно давать увлечь себя в уклоны метафизического порядка. Нужно придерживаться духа точной науки…» Вот рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер действительно был убежденным и искренним мистиком. Фактически это он создал «Аненербе». Все началось в 1932 году с организованной историком Германом Виртом вполне невинной и даже потешной выставки любителей немецкой истории, в которой мракобесно описывались наши истоки. Посетивший ее Гиммлер сильно впечатлился. И вскоре под его протекторатом был организован институт «Наследие». Сперва он достаточно скудно финансировался за счет Министерства сельского хозяйства. А через несколько лет стал мощнейшим структурным подразделением СС. Одно время даже ходили разговоры о передаче ему всех концлагерей, где был богатый материал для экспериментов над людьми. Старые профессора классической немецкой школы и молодые задорные ученые получили черную форму, звания офицеров СС и щедрое финансирование. Отказ означал запрет на научную деятельность в тех направлениях, которые монополизировала СС.
