– В общем, такое милое общество краеведов-убийц, – усмехнулся Русич.
– Недалеко от истины, хотя и узко. Там было все, что душе угодно. Тридцать пять научных отделений, начиная с отдела энтомологии и борьбы с паразитами, изучения карстовых пещер и кончая отделением оккультизма, парапсихологии. Но главное, конечно, история. Целые отделы изучали народные легенды, этнографию и, конечно же, расовые вопросы.
– Это да, – кивнул Савицкий. – До сих пор мир с содроганием помнит методы по расовой отбраковке. И эксперименты по евгенике.
– И это было, – кивнул старый эсэсовец.
– А был хоть какой-то реальный выход от деятельности организации, которая оттягивала значительные ресурсы, особенно когда Германия уже изнемогала под натиском врага и эти ресурсы были очень дороги? Насколько я знаю, «Аненербе» стала немцам не дешевле, чем ядерный проект «Манхэттен» – американцам, – спросил Савицкий. – Хоть какие-то реальные технологии?
– Гиммлер не был романтиком. Он, конечно же, надеялся на практический результат. Если бы только было время… «Аненербе» курировала создание оружия возмездия – ядерной бомбы, ракет. Многочисленные медицинские эксперименты… Кстати, первые зафиксированные в мире случаи излечения рака были получены вивисекторами «Аненербе».
– Почему направление истории индоевропейских религий считалось приоритетным?
– Нацистские бонзы возлагали надежды на Восток, на прародину ариев. И мы добросовестно искали доказательства. В экспедициях, тиши библиотек, в дискуссиях с адептами восточных религий мы пытались найти там духовную опору.
– Традиция искать опору на Востоке жива, – заметил Савицкий.
– Ничего удивительного. Сегодня, как никогда, Запад ощущает свою ущербность. И приходит на Восток за тайнами. За Вечностью. И находит, по большому счету, только то, что и искал: забавный аттракцион с национальным колоритом. Эдакую карикатурную Шамбалу. Западу нужен Запад. Нужно Дело. Результат. А сейчас – все больше картинка, клип. Для него нет слияния внутреннего и внешнего космоса, растворения в Вечности и кристальной ясности Мироздания.
– Что делали монахи из Суньямы в замке Шварцвальд? – осведомился Савицкий.
– Как и все в этой странной программе: надували щеки и напускали туман. У них это отлично получалось.
– Но профессор Лиценбергер считал по-другому, – задумчиво произнес Савицкий. – Ведь он наверняка тоже преследовал практические цели. Иначе Гиммлер не дал бы ему генеральское звание, а в лучшем случае отправил бы, как идейного основателя «Аненербе» и знатока истинной истории Виллигута, лечиться в сумасшедший дом.
– Ах, этот старина Виллигут с его поддельными летописями ариев… С теориями о пятой эпохе, атлантах и падших ангелах, о насчитывающей 200 тысяч лет истории германцев, когда на небе было три солнца, а по земле бродили гиганты и карлики, гномы и эльфы… – Старый эсэсовец засмеялся. – Он действительно нуждался в госпитализации. Лиценбергер был человек другого плана, отличался здравомыслием, переходящим иногда в приземленность. Но он убедил и себя, и Гиммлера, что мы откопаем под пылью веков такой чудесный механизм, который позволит руководить людьми, как роботами. Мир подчинен ритмам и колебаниям. Если найти алгоритм, проникнуть в ритм, тогда можно получить власть над массами.
– И ядерное оружие будет не нужно.
– Оружие вообще будет не нужно. Оружием станет слово, символ, знак. Мистицизм в самой своей крайности. Лиценбергер был великий ученый. И мистик. Я простой ученый, хотя и известный, и не подвержен безумным идеям, на поверку оказывающимся мракобесием. С того апрельского дня сорок пятого года, когда мой учитель и друг профессор Лиценбергер целился в меня из пистолета и спускал курок, чтобы сохранить эти замшелые и пустые секреты, я сильно изменил отношение к миру.
– И что? Неужели все усилия «Аненербе» на восточном направлении были потрачены впустую?
– Хотя у меня и был недостаточный уровень допуска к секретам рейха, но мое твердое мнение – совершенно впустую. И Лиценбергер заслуженно добавил свое имя в пантеон бесплодных фантазеров.
– Хорошо. – Савицкий решил вернуться к своим баранам и вытащил из портфеля плотный лист формата А-4 с изображением мандалы, нарисованным томящимся в застенках военной контрразведки командиром армии «Справедливого пути Суньямы» Ханом. – Что это?
Старик взглянул. Насупил брови.
– Откуда это у вас? – резко спросил он после секундного замешательства.
– Досталось по случаю.
– Никогда не видел эту вещь.
– Но знаете, что это такое?
– Сакральные тайны еще, кажется, протоиндийских цивилизаций. Мандала воли. Одна из мандал сути.
– Поясните, пожалуйста, для несведущих, – попросил Савицкий, кладя ладонь на рисунок.
– Мандалы сути, по легенде, существовали с допотопных времен. В герметичных, скрытых источниках они считаются предметами, которые дали людям демоны для управления реальностью.
Савицкий удовлетворенно кивнул. Его предположения подтверждались.
– Существуют три мандалы сути: мандала поступка, мандала желания и мандала воли. В собранных трех мандалах закодирована та самая власть над массами. По поводу которой так печалился Лиценбергер.
– То есть нужны все три мандалы.
– Да хоть тридцать три, – с неожиданным раздражением произнес Рихтгофен. – Меня невозможно убедить, что все это работает. Восток мудр. Он хорошо изучил человека. Но это пресловутое управление поведением через алгоритмы ритма – просто самый банальный и незатейливый сюжет для голливудского фильма ужасов. Зомби против человека-таракана – в этом вот русле.
– Какова судьба этих мандал?
– Я не видел ни одной.
– Но изучали.
– Не буду врать. Вы пользуетесь материалами моих допросов? – Не дождавшись ответа, старый нацист продолжил: – Тогда должны помнить, что среди предметов, которые мы вывозили из замка Шварцвальд, была копия мандалы желания, выполненная якобы с реального прототипа в шестнадцатом веке. Мы привезли ее из экспедиции в Суньяму. Лиценбергер носился с ней, как с любимой игрушкой.
– Интересно, какова судьба этой копии? В военных трофеях США она не числилась.
– Тут история интереснее. Она возникла в Париже два года назад.
– Что?! – изумился Савицкий.
– На аукционном доме Масол. Я провел некоторое исследование вопроса. Удалось установить, что этот предмет захватил в качестве трофея один из американских танкистов – может быть, тот самый, кто послал в нас снаряд и тем самым спас мне жизнь, заодно убив Лиценбергера. После этого артефакт переходил из рук в руки, пока не попал в Париж, где был выставлен за начальную цену одиннадцать тысяч евро.
– Кто покупатель?
– Я не знаю. Ее купили до аукционных торгов, что означает – цену предложили гораздо выше заявленной. Похоже, приобрели через кого-то из подставных лиц.
Савицкий угрюмо кивнул. Ситуация сильно смахивала на оперативную комбинацию. А это значит, что уникальная копия мандалы желания находится у конкурентов.
Помолчав, видимо, собираясь с мыслями, немец все-таки решился и объявил:
– Есть тут несколько принципиальных моментов. Где-то в десятом веке нашей эры все три мандалы сути были признаны духовными авторитетами сардарийского течения буддизма опасными и спрятаны от мира в одном из отдаленных монастырей. Судя по всему, на территории нынешнего Королевства Суньямы. Пару раз с них делали точные копии, но потом окончательно закрыли для доступа.
– Какой монастырь? – спросил Савицкий.
– Один из тысяч. Это никому не известно. Кроме высоких иерархов, которые, понятно, не будут делиться ни с кем информацией даже под страхом смерти.
– И вы считаете, что мандалы сути до сих пор в этом монастыре? – спросил Влад.
– Есть места, над которыми время не властно. Эти вещи могли спокойно пролежать в тайном хранилище монастыря тысячу лет. И будут лежать до скончания веков, и их никто не потревожит.
– Но мандала воли, – Савицкий кивнул на рисунок, – она сейчас точно не в монастыре.
– Вы обладаете какой-то конкретной информацией?
– Обладаю. Мандала воли появилась в Европе.
– Копия?
– Подлинник.
– Откуда?! – Сухая рука немца судорожно сжалась в кулак.
– С Востока. Сколько она может стоить в евро?
– Как историческая реликвия, учитывая древность, при условии, что это подлинник… Ох, даже затрудняюсь сказать. Семь-восемь. Может, десять. Если найти настоящего знатока, то и все пятнадцать.
– Тысяч? – подал голос Влад.
Старик посмотрел на него с укоризной, как на ребенка, меряющего все ценности порциями мороженого.
– Конечно же, миллионов. Но официально эту вещь не предлагали. Я был бы в курсе. Обычно при продаже предметов той эпохи обращаются за консультациями к специалистам. А я считаюсь хорошим специалистом. И знал бы об этом.
– Скорее всего, она на черном рынке.
