– Хорошо. Давай уедем завтра. Нам нужно как следует выспаться. А там будет видно.
– Спасибо, что ты согласился. Тимоша, может, немного прогуляемся сейчас, такая чудная погода, – прижалась девушка к плечу Воропаева.
От Земфиры исходило мягкое тепло, а от волос пахло ромашкой. В душу понемногу возвращался покой.
– Хорошо. Давай прогуляемся. Куда ты хочешь пойти?
– Куда угодно. Мне везде с тобой хорошо. Хотя можно и в парк. Я люблю смотреть, как играют дети.
Развалившись на мягком кресле, Некрас слушал веснушчатого Аркашу. Тот сидел на высоком стуле и, немного подавшись вперед, живо рассказывал об очередных клиентах Константина. Рассказ его сбивался, когда он посматривал на стол, где на больших блюдах лежали тонко нарезанные колбаса и мясо. Немного сбоку, словно бы сиротливо, стояла бутылка водки.
– …Как только они из автобуса вышли, так я сразу за ними ломанулся…
Некрас слушал его и в то же время думал о своем.
Если ты настоящий лидер, так будь добр, позаботься о благополучии своих людей, чтобы они не страдали от отсутствия денег, не жаловались на бедное житье, не гундели, что им хотелось бы «жить по-человечески». В слово «по-человечески» каждый из них вкладывал свой определенный смысл. Одни желали проводить все свободное время в кабаках, где на сравнительно небольшой площади были предоставлены едва ли не все возможные удовольствия: музыка, вкусная жратва и, конечно же, женщины.
Других желание «жить по-человечески» уводило в загородную недвижимость или к дорогим иномаркам, с кожаного кресла которых можно было бы посматривать свысока на менее удачливых конкурентов.
Третьим деньги требовались на наркоту. Но так или иначе всем нужна была «капуста». А потому, когда копейка вдруг заканчивалась, на душе становилось кисловато и братва начинала искать новое прибыльное дело.
Каждый из них по своему недомыслию полагал, что Некрасу достаточно только выглянуть в окно, чтобы увидеть жирного гуся, которого можно не только изрядно пощипать, но еще впоследствии и поджарить.
В действительности дело обстояло гораздо сложнее: всюду требовалось иметь надежных информаторов, чтобы знать наверняка, где объявится «купец», или вовремя отследить поднявшегося бизнесмена.
В городе было немало залетных «купцов», с хорошими деньгами, которые, притворившись обыкновенными терпилами, могли ходить в потертых джинсах и стоптанных ботинках, раскатывать на «Жигулях» с проржавленными крыльями. Случалось, что «купцы», косившие под обыкновенных огородников, перетаскивали в рюкзаках целые состояния. А для того чтобы выловить их из однородной унылой безденежной массы обычных людей, требовался нешуточный нюх.
То, что дело будет выгодным, Некрас понял сразу, как только фотограф изложил суть дела. Этого фотографа он держал на примете уже не первый месяц, и тот не однажды подводил ему жирных «карасей». Ситуацию облегчало то, что к Константину наведывался в основном однотипный контингент, находящийся не в ладах с законом. Трясти их было нетрудно: напуганные перспективой угодить к «хозяину», они готовы были пойти на изрядные траты, чтобы сохранить свободу.
Так что Константин был для Некраса, что называется, «дойной коровой».
В этот раз куш обещал быть легким и весомым. У молодых людей водились деньги, это точно. Если это не так, тогда с какой стати им прятаться? Скорее всего, молодая пара была из числа мошенников, сорвавших нехилый куш, а когда стало понятно, что афера обнаружилась, то они решили укрыться и от правосудия, и от подельников. Если им действительно повезло и они сумели разбогатеть, то просто обязаны поделиться своей удачей с другими. Так уж устроен этот мир.
Молодые люди были интересны еще и потому, что, судя по их поведению, они были залетными, за которыми никто не стоял, а щипать таких терпил одно удовольствие.
…– Ну, я докурил сигарету и вниз спустился, – закончил свой рассказ Аркаша. – А потом сразу к тебе.
Погоняло веснушчатого было Гаденыш, но получил он его не за скверный характер, как нередко случается в жизни, а во время пребывания в камере предварительного заключения. А дело было следующим образом. Как выяснилось, в хате он был единственным, кто не имел погоняла, вот тогда и стали соображать всей хатой, каким «именем» окрестить первоходку. Однако первоходок оказался без особых примет, и ни одно прозвище к нему не липло. Тогда решили сделать так, как поступали заключенные во все времена: спрашивать погоняло у тюрьмы. Веснушчатый подошел к зарешеченному окну и громко выкрикнул: «Тюрьма, дай мне имя!» И тут кто-то с верхнего этажа кутузки громко прокричал: «Гаденыш!» Ответ тюрьмы – это все равно что глас самого Господа. Вот с тех пор Аркашу и стали кликать Гаденышем.
Погоняло явно не соответствовало ни его облику, ни тем более его характеру, да и понятия парень имел правильные. Но если в прежние времена его погоняло воспринималось братвой как язвительное, то сейчас они произносили его с некоторыми уважительными интонациями. А потом, погоняло – это далеко не всегда слепок внутренней составляющей человека. За пятнадцать лет, проведенных в «чалкиной деревне», Некрасу встречались погоняла и похлеще! А один и вовсе был Глиста. Однако подобное погоняло не помешало ему подняться до коронованной масти.
– Значит, они тебя не видели? – уточнил Некрас, откинувшись в кресле. – Ты давай налегай на закусь. Чего стесняешься?
Подцепив вилкой кусок селедки, Гаденыш помотал головой:
– Зуб даю, не видели!
На воле Гаденыш прохлаждался уже третий год, и воля уже сделала свое пагубное дело. Если бы подобный разговор состоялся на киче, то он крепко бы подумал, прежде чем раскидываться зубами, потому что в таком случае действительно можно было остаться без зубов; а так произнес с ясными глазами, будто выдохнул.
Подняв стопку, Аркаша лихо опрокинул ее в рот.
– Ты поумерь аппетит, – показал Некрас на водку. – Сегодня ты мне нужен трезвый, как стеклышко.
– Последняя, – заверил Гаденыш. – Сейчас пойду домой, отосплюсь как следует, а там все пройдет.
– С дверью справишься?
– Не впервой, – усмехнулся Аркаша. – А потом, кто мне там помешает?
Некрас вяло потянулся вилкой за куском колбасы, подцепил. Однако есть не торопился.
– Тут другое… Зайдем ночью, пусть они уснут.
Лицо Гаденыша застыло. Будучи профессиональным домушником, он старался избегать тяжелых «тем», а уж тем более никогда бы не пошел на убийство. Предпочитал работать в тот период, когда хозяев не оказывалось дома. Это не означало, что он напрочь чурался насилия, но оно могло проявиться лишь как крайняя мера, если вдруг неожиданно объявятся жильцы. А в таком случае и заяц способен проявить себя невиданным храбрецом и наброситься на лисицу. А тут, когда речь идет о том, быть ли человеку на свободе, он может запросто пойти на отчаянный шаг. Так что черта, отделяющая решительный поступок от нерешительного, весьма даже призрачная.
Но сейчас Некрас говорил совершенно о другом, он намеренно шел на насилие, а такое поведение было не в его правилах и заставляло задуматься. В какой-то момент Гаденыш даже захотел было отказаться от дела, но стальные глаза Некраса будто пригвоздили его к месту, смотрели прямо и требовали немедленного ответа.
– Зачем… Могут услышать соседи.
– Не услышат. – Некрас наконец откусил кусок колбасы и, судя по тому, как он одобрительно закачал головой, она ему весьма понравилась. – Поаккуратнее работай. Или ты не знаешь, как это делается?
Гаденыш выглядел слегка смущенным. В какой-то момент даже кусок селедки встал поперек горла, но он, совладав с собой, сделал вид, что ничего не произошло, запив его минеральной водой.
– Знаю… Но к чему идти на лишний риск? Прежде мы никогда так не делали.
– Верно, не делали. Но надо же когда-нибудь начинать, – добродушно улыбнулся Некрас. – Ладно, чего ты приуныл. Пошутил я… Попробуем сделать по-тихому. Уверен, что этот парень прячет где-то еще заначку, так что надо бы его потрясти. Расспросить. – И уже совсем весело добавил: – Чувствую, что на настоящего бобра наткнулись. Так что иди отсыпайся. А часов в двенадцать подходи сюда.
– Кто еще будет?
– Возьмем Фрола, – сказал Некрас, – думаю, что он будет полезен.
Гаденыш едва кивнул, вымучив слабую улыбку. Уж с кем действительно он не хотел идти, так это с Фролом. Пропарившись на зоне пятнадцать лет за убийство, тот на первый взгляд производил впечатление человека малоразговорчивого и уравновешенного, однако было известно, что на зоне он трижды выступал в качестве палача. Так что если копнуть его биографию поглубже, то можно было бы найти немало темных страниц.
Как бы то ни было, но Фрола побаивались даже свои. Его нередко привлекали для усиления.
– Что ж, пусть будет так. Только бы палку не перегнуть, – высказался Гаденыш. – Сам понимаешь… Если что-то не так пойдет, так нам менты житья не дадут.
