Когда Аль-Хасану доложили, что войско варваров прошло через пустыню, разбило передовые отряды эмира Казима и сожгло несколько селений на западных границах, он решил сам выйти им навстречу. Советники-муширы, мудрейшие из мудрейших, чьим речам внимал еще покойный отец Аль-Хасана, убеждали его выждать в стенах Багдада, выждать, пока варвары, и так вымотанные переходом через пески, не обескровеют под ударами Казима и сами не приползут к нему, моля о пощаде.
Но халиф настоял на своем. Он собрался в два дня и вышел на запад. Гордый Аль-Хасан снарядил в поход пышную свиту, словно собирался не на войну, а на сентябрьскую охоту. В обозе с ним ехали все шесть муширов, в том числе и седой почтенный БенБарух, главный мушир и провидец, который громче других убеждал его не покидать Багдад. Видит Аллах, ехал он не по своей воле, поскольку вдобавок ко всему еще страдал острой подагрой. Ехала даже юная принцесса Гия, чьим очам уж точно не пристало видеть ужасы войны, а нежному телу – переносить тяготы походной жизни.
По мере того как они приближались к крепости Аль-Баар, которую Солнцеподобный избрал, чтобы соединиться в ней с эмиром Казимом и нанести изза толстых стен сокрушительный удар по варварам, сведения о численности вражеского войска. Когда халиф миновал Фаллуджу, ему говорили о трех тысячах всадников; когда он прошел полпути до АрРамади, шпионы доносили уже о девяти тысячах; когда же Ар-Рамади остался давно позади и Аль-Баар находился всего в нескольких днях пути, в шатер к халифу доставили гонца от эмира, который сказал, что варвары идут тридцатитысячной ордой, они бодры и свежи, и к ним неведомо откуда прибиваются все новые и новые отряды дикарей.
У Аль-Хасана, к слову сказать, было всего два легиона отборного – да, отборного, покрытого славой, но отнюдь не бессмертного! – войска, которое еще ни разу не выходило из боя без победы и ни разу еще не отступало. Да и поздно было отступать, гордый Аль-Хасан это прекрасно понимал. Он велел передовым отрядам свезти в Аль-Баар все припасы, какие удастся найти в окрестностях, а также украсить к своему прибытию крепость флагами, серебром, золотом и парчой.
И вот шестой день и шестую ночь сидит он в крепости, отправляя одного за другим гонцов к воюющему Казиму, но вернулся лишь самый последний, весь покрытый кровавыми струпьями от ран.
– Они идут стеной, как саранча, от края земли до края,– сказал гонец.– Казим убит. Они поглотили его войско, как акула поглощает морскую мелочь, не насытившись ею. Во главе их стоит дьявол с железным лицом, он весь закован в броню, и зовут его Аль-Тамаси по прозвищу Мясоруб. Убить его невозможно, и среди его воинов есть такие же, как он, железнолицые, неуязвимые для стрел и мечей. Есть там и другие – вместо глаз у них гниющие раны, а вместо ног у них злые лохматые лошади,– эти еще хуже, потому что на место одного убитого приходят семеро, и с каждым днем их становится больше и больше.
– Откуда тебе это известно? – спросил Аль-Хасан.– Ты их видел?
– Да, мой повелитель.
– И они не смогли тебя убить?
– Нет, мой повелитель. Я убил двух воинов и ранил третьего, но вынужден был бежать, чтобы донести до тебя весть о гибели Казима.
– Вот видишь,– сказал Аль-Хасан.– Ты один справился с тремя варварами. И мое войско справится с их войском, если даже оно превосходит нас в несколько раз по численности. Только бежать мы не будем. Нет в мире причин, по которым воины халифа могут показать свою спину врагу.
– Да, вы правы, мой повелитель,– сказал гонец и потупил взор.
Его казнили под окнами халифской башни. В тот же день Аль-Хасан вызвал к себе Бен-Баруха и сказал:
– Что говорит тебе твой дар прорицания? Какое будущее видишь ты для нашей армии?
Почтенный Бен-Барух знал о судьбе гонца и предвидел свою собственную судьбу.
– Я вижу твою славную победу, Солнцеподобный,– ответил он дрожащим голосом и склонил седую голову.
– Варвары разлились по всей равнине, как если бы Срединное море вышло из берегов,– проговорил Аль-Хасан.– Эмир Казим мертв, его войско разбито. Гарнизоны с северных и южных окраин не успеют дойти сюда, даже если будут идти без сна и отдыха. Помощи нам ждать неоткуда. Как же я смогу одолеть варваров, почтенный Бен-Барух?
– Аллах поможет правому,– только и смог выговорить прорицатель.– В великой битве на древней земле Месопотамии, вооруженный одним лишь посохом, пророк Дауд одолел закованного с ног до головы в железо и вооруженного копьем и мечом Джалута... [6]
– Ты забыл, что кроме посоха у Дауда была праща, а Джалут и понятия не имел, что это такое! – возразил халиф.– Где твоя праща?
Бен-Барух склонил голову.
– Аллах пошлет нам помощь,– тихо проговорил он.– Пошлет оружие, силы которого никто не знает...
– Молись же тогда,– сказал ему Аль-Хасан.– Молись день и ночь, почтенный Бен-Барух. Потому что, если твое прорицание окажется лживым, ты умрешь первым!
А на седьмой день пришло известие, что на юге, в землях Анбара, с небес спустился огромный змей. Его видели кочевники, населяющие эти дикие места. У змея железная голова с длинным хоботом, у него длинное железное тело, сочлененное из многих частей, как у ядовитых гадов, обитающих в пустыне. Его глаза горят подобно белому пламени, и всякий, на кого он взглянет, тут же слепнет. Змей ползет в направлении Аль-Баара, издавая острую вонь и изрыгая черный дым. Местные жители бегут прочь, стараясь не попадаться змею на глаза. Они уверены, что змей – это исчадие ада, и его вызвали варвары, чтобы испепелить земли халифата. Старейшины города Муммака, узнав о его приближении, решили задобрить чудовище и принесли ему в жертву сперва барана, а потом двух невинных детей. Но это не помогло. Змей пришел в ярость и сжег барана своим огнем, а детей хоть и сожрал, приняв таким образом жертву, но, тем не менее, продолжил движение в сторону города.
– Ужас свел их с ума,– сказал Аль-Хасан.– Старейшины Муммака поступили как язычники.
– Воистину так, Солнцеподобный,– ответил младший мушир, повествующий о происшедшем.
– Когда он должен приблизиться к крепости? – спросил Аль-Хасан.
– Никто не знает,– сказал мушир.– Змей может двигаться как угодно быстро. Как только он захочет, он будет здесь...
– Аллах прогневался на нас,– задумчиво проговорил Аль-Хасан.– Но я не ведаю причины его гнева. И потому не могу ничего исправить.
Сказав так, он встал и хлопнул в ладоши.
– Приведите сюда Бен-Баруха,– грозно велел халиф. И стража исполнила приказ бестрепетно и жестко.
– Ты солгал мне,– сказал он, когда несчастный провидец, зажатый с двух сторон копьеносцами, стоял перед ним, дрожа от страха.– Вместо обещанной тобой помощи, небо породило чудовище на погибель всем нам. Ты умрешь, почтенный Бен-Барух, сегодня же вечером. Я даю тебе время поразмыслить о своей смерти и ужаснуться.
Провидец рухнул на колени:
– Пощади, Солнцеподобный! Я не хотел тебе лгать!
В этот момент в покои халифа бесшумной тенью скользнула высокая девушка, закутанная с ног до головы в строгую черную ткань. Но даже этот кокон не мог скрыть стройности и гибкости фигуры, а платок, которым женщины высшего сословия закутывали лицо вместо хиджаба, открывал большие, чуть раскосые, карие глаза и кусочек нежной матовой кожи. Она тоже опустилась на колени, и из-под подола выглянули мягкие узорчатые башмачки без задников, туго обтягивающие маленькие ступни и обнажающие гладкие розовые пятки.
– Прошу пощадить твоего главного мушира, отец,– почтительно сказала она.– Я видела сегодня вещий сон: ядовитый скорпион дрался с мерзким пауком. Может статься, что Железный Змей послан не на погибель, а в помощь нам. И прорицание почтенного Бен-Баруха сбудется!
Солнцеподобный халиф Аль-Хасан, который хоть и был великим воином, но в гневе своем уподоблялся бешеной лисице, кусающей всех подряд, сурово взглянул на дочь:
– То, что старик играл с тобой в детстве, Гия, не может перевесить его ошибочных пророчеств. А ты защищаешь его, прекрасно зная, что я никогда не меняю решений и могу обрушить свой гнев на тебя...
– Да, отец, я знаю,– ответила девушка.– Но гнев Аллаха страшнее твоего гнева. Если ты ударишь по Его руке, протянутой тебе в помощь, нам всем несдобровать.
Красота и разумные речи прекрасной Гии были столь убедительны и неотразимы, что сердце АльХасана смягчилось.
– Хорошо,– сказал он.– Бен-Барух будет жить, пока не придут новые известия с юга.– И, помолчав, добавил: – Если твой сон окажется пророческим, дочь моя, то вместо того, чтобы лишиться последнего своего прорицателя, я, похоже, приобрету двух... И да будет так!
Ирак. Усиленный взвод. Привал в Муммаке
Селение черным пятном растеклось вдоль дороги. Сперва попадались отдельные хижины, разбросанные по обочине, словно их случайно здесь обронил громадный, но рассеянный великан с дырявыми карманами. «Таунхаус»,– как всегда неуклюже пошутил Джелли. А потом колонна вдруг оказалась внутри скопления низких небеленых лачуг, подступавших к дороге настолько близко, что Палман своим танком едва не снес пару глиняных дувалов. Луч прожектора выхватывал справа и слева уходящие в бесконечность плоские крыши, заросшие сорной травой. Не считая башни минарета, видневшейся на северо-востоке, здесь не было ни одного высокого, хотя бы в два-три этажа здания. Ни одного фонаря, ни одной вывески. И ни души вокруг. Это была огромная деревня, застроенная как попало, погруженная, судя по всему, в глубокий сон. Далеко от дороги, где-то в самой глубине селения, в нескольких домах горели огни, но их было совсем немного.
