Миновав площадь, Филин остановился перед симпатичным особнячком из темно-красного кирпича. Увитый виноградом и розами, он выглядел как жилище процветающего буржуа средней руки. Впечатление портило обилие припаркованных рядом автомобилей, решетки на окнах и очень уж официальная дверь с медной табличкой компании «Эско».
Протиснувшись между изумрудной малолитражкой «Рено» и продуктовым фургоном с рекламой окорочков, Разин легко взбежал по ступеням и проник в офис, понятия не имея, что здание возведено на месте снесенной бани, и мраморный пол, по которому он шагает, нависает над подвалом, поражающим масштабами и толщиной стен. Там, внизу, имелось все, что могло понадобиться сотрудникам спецслужб, вплоть до лаборатории и прекрасно оборудованной пыточной камеры. Внешне же все выглядело пристойно. Вставший навстречу посетителю привратник вежливо откликнулся на приветствие.
Разин представился.
– Да-да, – кивнул привратник. – Вас ждут. Предъявите, пожалуйста, паспорт и распишитесь в регистрационном журнале.
После небольшой задержки Разин поднялся на второй этаж, а ручка, побывавшая в его руках, отправилась вниз, чтобы подвергнуться анализу на предмет отпечатков пальцев и микрочастиц кожи.
Наверху его ждал приторно-вежливый человек, не поленившийся трижды извиниться лишь ради того, чтобы сообщить на чистейшем русском языке, что господину Разину для проформы предстоит подвергнуться тестированию на детекторе лжи, проще говоря, на полиграфе.
– Зачем? – нахмурился Филин.
– Таков порядок, – развел руками приторный.
– А если я откажусь?
Ответом был новый взмах руками, сопровождавшийся ясной улыбкой прирожденного дипломата или шулера. Оставалось лишь подчиниться необходимости. Что Разин и сделал.
Ему было отлично известно, что детектор лжи призван контролировать всевозможные параметры жизнедеятельности человека: произвольные и непроизвольные мышечные сокращения, сердцебиение, слюноотделение, потовыделение, тембр и частоту голоса, дыхание, верхнее и нижнее давление. Тем временем компьютер тщательно анализирует данные и выдает беспристрастное заключение, зачастую неутешительное для неопытного разведчика. Что касается Разина, то он знал, как обманывать подобные детекторы. Более того, готовясь к тестированию, он решил слегка повалять дурака, дабы не выдать своего профессионализма. Пусть грузины считают, что имеют дело с недотепой. Береженого бог бережет.
Через несколько секунд приторный провожатый исчез, а Разин оказался в просторной светлой комнате, от пола до потолка заставленной приборами непонятного назначения. Посередине находилось медицинское кресло, какие можно увидеть в частных зубоврачебных клиниках. Возле кресла стояла миниатюрная носатая брюнетка, излучающая скуку и холод. Представившись Тамарой, она приказала Филину раздеться до пояса и сесть в кресло.
– Терпеть не могу всю эту гинекологию, – буркнул он, скидывая одежду.
– К гинекологии это не имеет ни малейшего отношения, – заверила Тамара, проворно прикрепляя к телу испытуемого присоски датчиков.
Ее пальцы, холодные, как эти присоски, прошлись по груди Разина, как бы оценивая ее прочность.
– Готовы? – спросила она.
Получив утвердительный ответ, она села рядом, взяла папку с вопросами, перелистнула страницу и обратилась к сидящему в кресле Разину, облепленному датчиками и проводами, как новогодняя елка – игрушками.
– Начнем с разминки, – строго сказала женщина. – Отвечайте только «да» или «нет». Постарайтесь быть максимально искренним. Долго над вопросом не раздумывайте, отвечайте сразу. Итак, приступим. – Тамара впилась взглядом в волосяную дорожку, протянувшуюся через середину живота Филина. – Случаются ли у вас приступы агрессии?
– У меня не бывает приступов, – ответил он.
Женщина раздраженно постучала ручкой по бумаге:
– Только «да» или «нет»!
– Нет.
– Преследуют ли вас неотвязные мысли?
– О чем?
– «Да» или «нет», пожалуйста.
– Нет, – буркнул Разин.
– Замышляете ли вы какую-нибудь провокацию?
– Нет.
Темп опроса постепенно ускорялся.
– У вас есть оружие?
– Нет.
– Вы женаты?
– Да.
Тамара задала еще пару десятков вопросов и умолкла, анализируя показания компьютерной программы. Разин, расслабившись, полулежал в кресле, смотрел в потолок и лениво размышлял о том, что перехитрить детектор лжи не труднее, чем человека. Например, подвергаясь допросу, ты представляешь себе, что человек, задающий вопросы, разговаривает не с тобой, а с кем-то посторонним. Тогда, выслушав вопрос, на который нужно ответить утвердительно или отрицательно, остается лишь выждать мгновение, задав самому себе другой вопрос. Вопрос с заведомо однозначным ответом.
Так Филин и поступал. Теперь, нисколько не переживая о результатах тестирования, он подождал, пока Тамара куда-то позвонит и вновь передаст его в распоряжение приторно-вежливого человека. Тот вывел Разина из здания и указал рукой на огромный черный «ЗИЛ», стоящий у крыльца.
– Вам туда, – сказал он, дружелюбно улыбаясь.
Но во взгляде провожатого Филин прочитал нечто вроде тщательно скрываемого сочувствия. И он внезапно понял, что напрасно связался с этим делом. Потому что Грузия – не та страна, где чужаку позволено диктовать свои условия. Потому что его заманили в ловушку. Потому что все кончено.
– Смелей, кацо, смелей! – подбодрил Разина Тутахашвили. Он сидел на заднем сиденье трехтонного лимузина «ЗИЛ», конфискованного в правительственном гараже через пару часов после свержения Шеварднадзе. Спохватись Тутахашвили немного раньше, он успел бы обзавестись современной специномаркой дипломатического класса, но соратники по борьбе оказались более расторопными. Лучшие кабинеты, квартиры и дачи тоже расхватали всякие чересчур шустрые министры без портфелей, однако Сосо Тутахашвили не подавал виду, как это его задевает. Он знал, что скоро настанет его время. Главное, дожить до своего звездного часа, а с этой точки зрения бронированный «ЗИЛ» был предпочтительней, чем шикарные с виду, но вполне пулепробиваемые «Мерседес» или «БМВ».
Кроме того, цвет антикварного автомобиля удачно гармонировал с новехонькой униформой шефа тайной жандармерии. Черное с серебром – красиво и со вкусом. Портные, готовившие эскизы и выкройки, не зря просмотрели все серии фильма «Семнадцать мгновений весны». Это было сделано по настоянию Тутахашвили, и он остался доволен результатом. Новая форма воодушевляла его на подвиги, а прозвище Черный Полковник вовсе не представлялось ему обидным.
Наоборот, Тутахашвили, бывший телохранитель Михаила Шахашвили и его верный соратник, чрезвычайно гордился тем, что возглавляет недавно созданную жандармерию. Знали о ее существовании лишь немногие, а служили в ней бывшие сотрудники Министерства внутренних дел. Полномочиями они были наделены самыми широкими, начиная от слежки за неблагонадежными гражданами и заканчивая контролем над судебными процессами. Кроме того, жандармерия претендовала на передачу ей функций охраны нефтепроводов и газопроводов, аэропортов, грузов специального назначения, государственных учреждений, правительственных и дипломатических резиденций, высокопоставленных лиц, в том числе представителей иностранных государств.
Разин был как раз таким представителем, хотя и невысокопоставленным. Глядя на него, Тутахашвили чувствовал себя кошкой, вздумавшей поиграть с мышью. Не слишком долго. Пока не надоест.
– Гамарджоба, – поздоровался Тутахашвили, когда Филин, преодолевая страх, робко забрался в «ЗИЛ».
Кроме них двоих в салоне, рассчитанном на семь пассажиров, помещались два жандарма с автоматами на коленях. За рулем сидел парень в точно такой же черной форме. Завидев приметный «ЗИЛ», прохожие спешили перейти на другую сторону улицы или же ускоряли шаг. Разин их отлично понимал. Вот только деваться ему было некуда.
– Здравствуйте, – сказал он хрипло.
– Время близится к вечеру, а вы, наверное, не ужинали, – поцокал языком Тутахашвили.
Был он узкоплеч, подвижен, а его усатое лицо с остекленевшими глазами постоянно подергивалось от избытка энергии. В его обществе Разин почувствовал себя так, будто его оставили в серпентарии, наполненном злобными, ядовитыми гадами.
– Я не голоден, – выдавил из себя он.
Ответ был шокирующим:
– Это хорошо. Потому что кормить тебя, собака, некогда.
Погладив двумя пальцами свои щегольские усики, Тутахашвили вытащил из кармана кителя золотой портсигар, выбрал длинную мятую папиросу и прикурил от спички, которую небрежно швырнул на пол. Струйка дыма, вырвавшаяся сквозь его стиснутые зубы, была втянута раздувшимися ноздрями. Проделав эту процедуру несколько раз, Тутахашвили набрал полную грудь дыма, посидел так, прикрыв глаза, и медленно выдохнул. Машину заполнило сизое облако, до предела насыщенное анашой. Остановив Разина, повернувшегося, чтобы открыть окно, Тутахашвили глухо произнес:
