– Итак, чем должен помочь?
– Прежде всего, нужно составить акт и оприходовать подарок. Ни конверта, ни записки, ни купюр я не трогал. Прошу провести дактилоскопическую экспертизу. Обращаю внимание на то, что купюры новые. Они явно не из обращения. Номера следуют один за другим. Серия АЕ 2103540 до 2103544. В таких случаях можно найти сведения в банках, куда и когда серия с этими номерами отправлена. Кому выдана. Попробуйте?
Эргашев усмехнулся.
– Вы думаете, это так просто? Деньгимогли быть получены не у нас.
– Понимаю, и все же…
– Хорошо, товарищ Суриков. Все, что вы просите, сделаем. Теперь скажите, что вас еще настораживает в нашем управлении внутренних дел?
– О том, что я приеду и буду здесь работать, знали только там. А вот подарок…
– Я тоже знал.
– Вас я исключаю.
– Спасибо, – улыбаясь, поблагодарил Эргашев.
– Мне в помощь выделили лейтенанта Вафадарова. Садека Юсуфовича. Вы его знаете?
– Знаю. Человек честный, надежный.
– Странно, зачем тогда его ко мне приставили? Почему не своего человека?
Эргашев пожал плечами.
– По-моему, – особой загадки нет. Пойдут у вас плохо дела, можно будет лишний раз и лейтенанта упрекнуть. Разве не так?
– Вы считаете, они должны у меня пойти плохо?
– А как вы сами считаете?
В гостиницу Суриков возвращался через тенистый парк мимо полувысохшего пруда, поверхность которого затягивала зеленая ряска. Он шел по тропинке вдоль берега и, когда до главной аллеи оставалось метров десять, из-за кустов ему навстречу вышел мужчина. Тощий, в грязном синем халате, которые носят обычно уборщицы и кладовщики, с лицом черным то ли от загара, то ли от того, что никогда не умывался, он казался артистом, загримированным для фильма о жизни трущоб в какой-то неизвестной развивающейся стране. Красными слезящимися глазами посмотрел на Сурикова и расплылся в улыбке, открыв бурые щербатые зубы.
– Не узнаешь, начальник? – спросил красноглазый, и в его словах не было даже тени акцента, присущего жителю Востока.
– Мы не встречались, – сухо ответил Суриков. Вступать в беседу с этим типом не было причин, тем более их пути раньше никогда не перекрещивались.
– Ну, хорошо, что не узнаешь, – сказал красноглазый. – Я тебя тоже не знаю. Видел бы раньше – не забыл. Сам понимаешь, пять лет строгого режима – всех своих начальничков наперечет. Верно?
– Не знаю, не сидел.
– Кому что дано. Один долго сидит, другой рано умирает.
– Пугаешь, что ли?
– Что ты, начальник! Я по делу.
Красноглазый стоял на тропе, преградив Сурикову дорогу. Тот, конечно, мог без всяких усилий освободить себе путь, отодвинув красноглазого без причинения ему ущерба и боли, но делать этого не стал. Шагах в десяти от них за колючей щеткой кустов толклись три дюжих парня в белых рубахах и в тюбетейках. Они настороженно следили за Суриковым, и тот угадывал – их присутствие здесь совсем не случайность.
– Если по делу – говори.
– Ты думаешь, начальник, если Нормат тянул срок, он ненавидит милицию? Да я ее просто люблю! Во! – большим пальцем правой руки он чиркнул себя по горлу, как ножом. – Век свободы не видать!
– Короче.
– Начальник, я хочу, чтобы ты был здоров. Чтобы дети и жена были здоровы. Чтобы деньги у тебя всегда были. Десять тысяч рублей. Тебе надо? Возьми, я дам.
– И за что ты мне такие деньги дашь?
– Правильно спрашиваешь! Я дам, ты закроешь дело, начальник.
– Какое дело? – спросил Суриков.
– Ва! Он не знает! Весь город знает, а он нет! Ва! Да то дело, ради которого приехал. Если надо виновных, тебе их найти помогут.
– Как помогут?
– Сделают тебе труп. Или два нужно? Сделают. Потом вали на мертвого, он отпираться не будет.
– А чей труп?
– Ты что, маленький? Чей надо, тот и сделают. Как решишь взять деньги, так получишь. И уезжай.
– Как все просто, – сказал Суриков. – А если я не деньги, а тебя возьму и потрясу. У Бобосадыкова.
– Бери!
Красноглазый расставил руки в стороны.
– Бери, начальник. Я чистый, как стеклышко. В кармане у меня три рубля. Я ничего тебе не говорил. Бери. У меня будут свидетели. Они скажут, что ты ко мне прискребся. Я шел, а ты меня зацапал. По нахалке.
– Молодец! – похвалил Суриков. – Башка у тебя работает что надо. Я подумаю.
Красноглазый поправил тюбетейку, сбившуюся на затылок.
– Значит, труп будем делать? – спросил он и осклабился. – Порядок! Только ты больше к Жиржинскому не ходи. Хоп?
– К кому? – не поняв, удивился Суриков.
– Э! Будто не знаешь. К Железному Феликсу. Тем, кто деньги даст, это не нравится. Учти.
Красноглазый неожиданно замолчал, сделал быстрый шаг назад, затем влево и, проломившись через колючки декоративных кустов, быстрым шагом направился к трем парням, которые стояли в аллее. И все четверо сразу ушли. Стараясь понять причину, вспугнувшую собеседника, Суриков оглянулся и увидел милиционера, приближавшегося к нему по тропинке.
– Товарищ Суриков? – спросил милиционер. – Я не ошибаюсь? Моя фамилия – Вафадаров. Я вас искал.
Они пожали друг другу руки.
– С чего начнем? – спросил Вафадаров.
– Мне надо поесть, – сказал Суриков. – Даже не знаю, назвать это завтраком или обедом. Короче, я голоден, как волк.
– Вот видите, как хорошо совпадает, – обрадовался Вафадаров. – Я шел именно за этим. Хочу пригласить вас к нам. Пообедать.
– Нет, – возразил Суриков. – Это неудобно. Давайте на нейтральной почве.
– Э, – насмешливо протянул Вафадаров, – про нейтральность здесь у нас стоит забыть. Тут такая позиция не годится. И потом, мой папа ждет.
Суриков с интересом разглядывал своего помощника. Ростом по нынешним временам невысокий – примерно метр семьдесят пять, он был тонок в талии, легок и гибок в движениях. Худощавое лицо с мягкими чертами выглядело по-настоящему красивым – глубокие темные глаза, аккуратные стрелки бровей, сочные губы и твердый волевой подбородок. Небольшие аккуратно постриженные усики нисколько не маскировали юношеской свежести владельца.
– Как мне вас называть? – спросил Суриков.
– Зовите просто Садек, я не обижусь.
– Садек, значит, честный. Верно? Красивое имя.
– Мне нравится.
– Почему Бобосадыков назвал вас «афганцем»?
– Нас всех так зовут. Которые оттуда…
– Воевали?
– Было.
– Обошлось? – Суриков спросил это с особым значением.
Садек понял.
– Немного царапнуло, – он машинально провел рукой по шее от затылка к спине. – Осколок. Мина.
– Есть награды?
– Орден. Красная Звезда. И медаль. Зэбэзэ.
– «За боевые заслуги», – перевел для себя Суриков сокращение. – Почему колодки не носите?
– Носил, – сказал Садек и смущенно улыбнулся. – Потом снял. Бобосадыков стал называть меня «аз ма кахраман». Наш герой, значит. Я перестал их носить.
– Выходит, у Бобосадыкова нет наград. Я правильно понял?
– Не будем об этом, ладно? Он сам по себе, я сам…
– Хорошо, – согласился Суриков. Ему понравилось, что Садек не захотел злословить о своем шефе. – Теперь такой вопрос. Почему именно вас назначили ко мне в помощь?
– Мой ответ вас не обрадует.
– Валяйте, Садек, я привык огорчаться.
– От вас отделались. Меня считают слабым работником. Поэтому и не пожалели для вас.
– Ответ честный. А все ли в нем правда?
Садек вопросительно вскинул брови. Он не совсем понял, о чем его спрашивали.
– Вы сами считаете себя слабым работником? – повторил вопрос Суриков.
– Я доложил, что думают обо мне начальники. Что, о себе думаю я, не так уж важно.
– Вы готовы поработать со мной?
– Так точно.
– О вас хорошо отозвался Эргашев. Я ему задавал вопрос, почему именно вас прикомандировали ко мне. Он считает, что сделано это сознательно. Если у меня дела не сложатся, можно будет свалить на вас.
– Не свалят, – упрямо сказал Вафадаров. – Все у нас сложится. Я так говорю.
Семья Вафадарова жила в старом квартале в глубине узкой улицы, кривоколенной и пыльной. Глухой глинобитный дувал двухметровой высоты делал двор похожим на крепость. Деревянная калитка, сколоченная из толстых плах, казалось, была способна выдержать удары тарана. Все здесь выглядело крепко, надежно, по-крепостному. Низкая притолока в проходе требовала от входящих во двор наклонять голову. Надпись на калитке, сделанная неровными черными буквами, гласила: «СУРХАБИ». Здесь же был прибит металлический номер «21». «“Очко”, – Суриков вспомнил разговор в Домодедове со свидетелем Милюковым и улыбнулся: – Выигрышная примета». Он толкнул калитку, и та без скрипа открылась.
– Входите, прошу, – предложил Садек и приглашающе показал рукой внутрь.
Суриков вошел и замер, удивленный. Перед ним открылся чистый, ухоженный зеленый двор. Все здесь резко контрастировало с нежилой грязной общественной территорией улицы. К приземистому одноэтажному зданию с верандой – айваном – вела выложенная желтым кирпичом дорожка. По ее бокам круглились аккуратно постриженные кустики туи. Слева от дорожки блестела поверхность дворового водоема – хауза. Справа густел сад – стояли яблони, абрикосовые деревья, гранаты. Пахло свежестью и сохнущим сеном.
