тобой не за Советскую власть воюем, а за собственные карманы.
Степан усмехнулся и поднялся в полный рост. Пригладил бороду, осмотрел подвал. Направился к столику в углу, где на столике в углу притулился примус.
— Чайку давай попьем, Саша, — сказал он и взял в руки эмалированную железную кружку. Приказным таким тоном, распоряжаться явно привык.
И опять наши интересы сошлись. Хотя с одной стороны, мне хотелось бы поменьше общаться с этим странным типом. С другой — после того, что я нашел в той церквушке, присмотреться к этому Степану надо повнимательнее. Посидеть, поболтать за жизнь, познакомиться поближе… Может, зря я на него грешу, но что-то слабо верится. Сразу два священника по имени Степан в одном и том же крохотном городишке? Хм…
Степан, тем временем, наполнил помятый чайник, водрузил его на примус, пошуршал бумагой в ящике. Но никаких припасов, кроме чая, там, похоже, не нашлось.
— Ты мне вот что скажи, Саша… — начал он, усаживаясь обратно на табурет напротив меня. — Как я понимаю, ты в ихних кодах и шифрах отлично разобрался. Я вчера видел, как на грузовик ящики грузят, на которых вот, что было написано. Что такое значит?
Степан протянул мне мятый клочок бумаги, на котором были накорябаны буквы и цифры.
— Так это вроде и не секретная информация, — сказал я. — Вот эти буквы значат, что внутри книги, — начал объяснять я. Логистическая маркировка секретной была лишь отчасти, когда дело касалось оружия или каких-то уникальных ценностей. В остальном никакой тайны не было, помнится, мне Марта как-то разок растолковала, с тех пор я перестал путаться, что в каком ящике и куда едет.
Потом подоспел чаек, Степан разлил его по кружкам, разговор шел довольно непринужденно, я даже подумал, что может зря я думаю про этого пожилого дядьку плохое. Ни тени нервозности или чего-то подобного. Расслабленный, добродушный. Идеальный поп. Именно к таким ходят прихожане за советом и добрым словом.
«Не слишком ли ты разболтался, дядя Саша?» — ожил вдруг внутренний голос.
Наваждение как будто отступило. И я еще раз пригляделся к Степану. Особенно к кружке, которую он отставил.
Минут через тридцать в убежище вернулись подпольщики. Пользуясь кратковременной «суматохой», вызванной их приходом, я незаметно умыкнул кружку из которой пил Степан. Прихватил ее аккуратно за ободок двумя пальцами и сунул в широкий карман куртки. Что ж… Пробьем пальчики по моей дактилоскопической «базе».
Боевая молодёжь оживленно обсуждала, как только что ликвидировала патруль фрицев, как разжилась оружием. Я мысленно пожелал им удачи, вслух ничего не сказал. Для Степана и Доминики я должен выглядеть таким же беспринципным, как они сами. Мне наплевать на немцев и красных, на мирняк и на исход войны. Самый важный человек в моей жизни — в отражении зеркала. Блин… Сколько масок мне приходится носить, чувствовал себя Билли Миллиганом.
Я попрощался со Степаном, пожал его сухую, но крепкую руку, кивнул комсомольцам и выбрался из подвала. Уже совсем стемнело. «Домой» не пошел, а направился прямиком в церковь. Комендантский час в самом разгаре. Пропуска, бланки которых мне выделил граф, здесь не прокатят. Нужно быть просто осторожным. Этому я научился, даже зрение в темноте, казалось, обострилось за те многие ночные вылазки.
Сапоги у меня особые. Рыночный сапожник пошил мне эксклюзивный заказ. Деньги пришлось немаленькие отдать. Поставил подошву мягкую и упругую. Чтобы в темноте обувка не бухала по камням. Голенище правого сапога чуть шире сделал, чтобы стилет свободно помещался и ногу не натирал. Правда портянку приходилось частенько перематывать на правой ноге из-за этого самого стилета. Но привык уже.
На местности освоился, и шнырял по закоулкам, как тертый жизнью бездомный кот, прячась от немецких «псов».
Вот, мимо троица прошла с карабинами, и не заметила, что за березкой притаился человек. Вот, мимо проехала легковушка. Фары чиркнули по дороге, но меня там уже не было. Притворился куском стены серых развалин.
Наконец, добрался до церкви. Дверь нараспашку. Я прислушался, постоял минут десять, вроде никого. Нырнул внутрь, снова притаился, не спешил на рожон лезть. Убедиться надо, что пусто внутри. Вроде никого.
Последняя проверка — поднял камушек и швырнул вглубь темноты, а сам, готовый, если что, драпануть назад. Камешек гулко проскакал и затих. Реакции ноль. Выдохнул, вытер лоб и побрел за иконостас к алтарю. Сдвинул его, вот и ножичек. Сажа в бумажку завернутая и «кисточка» из Яшкиных волос рядом.
Нашел пару уцелевших свечей. Примостил их на полу в углу, чтобы в окна не отсвечивали. Поджег и принялся «колдовать».
Обмакнул «кисточку» в россыпь сажи — та налипла комками. Вот блин, отсырела чуть-чуть. Но не критично. Мазнул по кружке, раз, другой. Черная «пыль» налипла на боковину кружки. Знатно так налипла, вычерчивая отпечатки. Вся пятерня Степана отпечаталась. Осталось только сравнить.
В этом я не слишком силен, но как-то в прошлой жизни в одной из горячих точек товарищ у меня был, который служил там от МВД в составе миротворческих сил. Был мой товарищ криминалистом. Темными длинными африканскими вечерами отпечатки неопознанных трупов сверял. Локальную базу свою формировал. Интересно мне было, все ж не бухать. Вот и повадился я помогать ему любопытства ради. Так и освоил нехитрое умение сличать папиллярные узоры.
Это на первый взгляд кажется наукой сложной, но там ничего сверхъестественного. Сначала определяешь тип узора — дуговой, петлевой или завитковый, а потом, если узор бьется, ищешь и сравниваешь частные признаки. Крючки, островки и прочие замысловатости. Вот только с дактилокартой сличать следы просто. А совпадение след-след (кружка-нож) найти, гораздо сложнее. На дактилокарте отпечатки один к одному, прокатаны пальчики со всех сторон. Но мне повезло. И на кружке, и на белой рукояти ножа отлично отобразился большой палец. Причем, там даже признаки особо не пришлось разглядывать. Особый шрам имелся на большом пальце у Степана. Хитрый такой, в виде косого креста из линейных штрихов. Посмотрел на всякий пожарный еще несколько признаков, убедился, что «свой клиент».
Так я и думал… Вот сука… Кто же ты, Стёпушка? Явно не поп. Да и не Степан вовсе… Нехорошо с батюшкой ты поступил, он людям помогал, а ты на тот свет его отправил и смародёрничал. Рясу отнял и крест. А я еще сомневался на твой счет. Сдается мне, что, когда ты мне будешь не нужен, отправлю тебя вслед за батюшкой. Возможно этим же самым ножом.
Я забрал нож и вышел из церкви…
* * *
Граф, прикрыв глаза, сидел на табурете посреди зала. Перед ним, на другом табурете, стоял
