соваться – безумие. Надо бросать бронетранспортер и идти по балке ночью. Иначе погибнем.
– Слишком удобная балка, оберштурмфюрер, – вставил ефрейтор. – Она была удобной, когда тут были позиции, удобная и сейчас. Наверняка там мины, противопехотные. Нельзя в балку соваться.
– Лучше всего просто направиться напрямик, – предложил Сосновский. – Русские не ждут нас там, они вообще не ждут атаки с тыла. И мы будем просто одиноким трофейным бронетранспортером. Мы не угроза, понимаете? И пока кто-то начнет сомневаться и захочет проверить, мы проскочим. Бросить машину никогда не поздно, но пока она дает нам скорость и маневренность. Сейчас самые опасные места, самый сложный маршрут.
– Я согласен с господином майором, – снова подал голос опытный ефрейтор.
«Спасибо тебе, дружок, – мысленно поблагодарил немца Сосновский. – Играешь пока на моей стороне. Надо двигаться тем путем, на котором нас ждут, на котором нам приготовили проход. Если передвигаться другим путем, мы нарвемся на тех, кто не предупрежден, и нас просто перестреляют. Все складывалось пока хорошо». Правда, Сосновский не знал, как будут действовать те, кто обеспечивал «прорыв» немцев через линию фронта. Увы, но сообщить ему детали операции никто не мог, не успевал. Да и подозрения гестаповца могли свести на нет все старания контрразведки. Сосновскому был указан лишь путь, по которому он должен был провести эту группу. Любое отклонение от маршрута могло привести к непредсказуемым последствиям.
Боэр был вынужден согласиться. И даже если он не совсем доверял майору Штиберу, то своим солдатам, особенно опытному ефрейтору, доверять должен был. И он согласился, что ехать ночью – это значит вызывать подозрения. Когда все заняли места в бронетранспортере, один из солдат отбросил в сторону ветки и тонкие стволы осин, которыми замаскировали на опушке машину. Сосновский сидел рядом с водителем, держа на коленях карту и глядя на местность сквозь щель в лобовом бронированном щитке.
«Ну что же, – думал Сосновский, – по крайней мере, есть гарантия, что на этом участке нет противотанковых мин. Может быть, вообще нет мин. Карту мне тогда во время тайной встречи показали. И маршрут на ней. И ориентиры я запомнил. Наверное. Нет, все точно, запомнил, и очень хорошо. Что это я начал сомневаться? – поймал себя на мысли Михаил. – Как раз поле левее лесочка и высотки. И правее овражка, который заминирован».
Если немцы уперлись бы, пришлось бы отправить на разведку одного из их солдат и… все сразу стало бы ясно. Но немцы согласились с планом Сосновского, и пока все шло как надо.
На следующем этапе своего пути они должны бросить бронетранспортер и удирать пешком. Это примерно через десять километров, когда путь им пересечет разрушенное железнодорожное полотно. Перебраться через него, а дальше речушка, камыши и в камышах небольшой двухместный плот. По течению на плоту по краю зарослей камышей, но уже ночью они доберутся до немецких позиций. Упоминание плота как двухместного наводило на мысли, что группа к тому времени значительно поредеет. Они ехали напрямик через поле, видя то раздавленные гусеницами танков орудия, то хвост сбитого самолета с немецкими крестами. Чуть левее показался разрушенный дзот. Снова поле, снова сгоревшая техника, воронки.
– Впереди железная дорога, – потыкал в карту пальцем водитель. – Нам через нее не переехать. Может, направо к мосту?
– Мост или разрушен, или хорошо охраняется, – возразил Сосновский. – Там дальше небольшая река. Нам нужно добраться до нее. Ехать прямо к железной дороге. Возможно, где-то насыпь разрушена, и мы сможем через нее переехать.
Никто не возражал, даже опытный ефрейтор. Сосновский, сжав от напряжения зубы, пытался не пропустить известные ему ориентиры. И в то же время не показать, что местность ему знакома, пусть даже только по карте. Врать, что он здесь воевал, прошел с боями эти места, было глупо.
Водитель сбавил скорость, когда до насыпи с торчащими в разные стороны рельсами и обломками шпал оставалось всего метров двести. Сосновский стал подгонять его, заставляя снова увеличить скорость.
– Ближе к насыпи подъезжай и немного проедем вдоль нее, поищем место, где можно будет проехать на другую сторону.
Немец послушно прибавил газу. И чем ближе была насыпь, тем больше Сосновскому казалось, что они и правда могут найти такое место. Насыпь была изрыта воронками, несколько сгоревших вагонов громоздились южнее. Сосновский указал направо, и водитель свернул. И тут в борта бронетранспортера как горох ударили пули. И только после того, как все осознали, что по машине стреляют, стали слышны и выстрелы. Били автоматы и винтовки. Разрозненный и не очень прицельный огонь. В щель видно было, как по склону насыпи запрыгали фонтанчики земли, выбиваемые пулями. Немцы схватились за оружие, а ефрейтор сжал плечо водителя и приказал ему гнать вперед, выводить машину из-под обстрела. Сосновский пытался лихорадочно сообразить, что же происходит и как ему вести себя. Простая логика подсказывала, что у контрразведки был план, как провести операцию, не согласовывая ее с Сосновским, не ставя его в известность. Значит, те, кто стрелял, имели представление о том, как поведут себя немцы, они спрогнозировали их реакцию. Они предположили, что машина двинется направо?
И тут звонкий удар со скрежетом впереди. Вот вам и весь прогноз! Стало понятно, что в мотор угодила бронебойная пуля противотанкового ружья. «Эх, мудрецы, – с ожесточением, но в то же время и с восхищением подумал Сосновский. – А ведь как все просто, как просто заставить нас покинуть машину!»
Обороты мотора упали, и машина стала останавливаться. Водитель беспомощно посмотрел на Сосновского, а потом обернулся к своему командиру. Кто-то должен был принимать решение, и к этому решению их подтолкнуло новое попадание бронебойной пули, но уже в заднюю часть борта. Противопульная броня была пробита сразу и легко, со скрежетом пуля прошила борт и улетела наружу, оставив вывернутое неровное отверстие. Немцы уставились на пробоину, гестаповец заметно побледнел, а Сосновский закричал, чтобы все покидали бронетранспортер, пока его не сожгли из орудия или не накрыли минометным огнем. Открыв боковые двери, откинув заднюю дверь, все стали спешно выпрыгивать и падать на землю, отползать под защиту машины. Но от бронетранспортера уже потянуло бензином и гарью горевшей резины. В двигателе что-то горело, показались языки пламени. Пули били по броне, но не очень часто. В стороне несколько пуль угодили в насыпь и снова заплясали фонтанчики.
Один из солдат вскрикнул и повалился на землю. Пуля угодила ему в спину чуть ниже левой лопатки. Боэр хмуро смотрел на убитого, ефрейтор крутил головой, ища решение. И только Сосновский понял, что стрельба вокруг велась для создания эффекта обстрела, а выбивать немцев
