в журнал боевых действий. И когда группа вступила на поляну, где располагался партизанский отряд, сомнения Боткевича оставили.
Матвей Захарович в самом деле ждал польскую делегацию одного из отрядов Армии Людовой. И поручика, которого освободили бойцы Боткевича, он знал в лицо. Командир отряда выслушал доклад Ивана, похлопал по плечу, а польский офицер даже обнял его. Дальше командиры уединились в штабной землянке – обсудить общие дела, а бойцы Ивана расположились на отдых. Но спокойствие продолжалось недолго. Тишину леса прорезала очередь ручного пулемета, прозвучавшая где-то в стороне. Боткевич буквально подскочил на месте, схватившись за автомат. Павло уже стоял рядом, с тревогой вглядываясь в прогал между деревьями и напряженно прислушиваясь. Снова очередь, а потом сухой треск немецких автоматов, хлопки карабинов.
– Наш пост ведет бой, – проговорил Павло.
Из землянки выбежал командир отряда вместе с помощником и поляками. Подбежали командиры рот. Стрельба теперь слышалась уже с двух сторон. После приказа к бою все стало делаться по раз и навсегда заведенному плану. Женщины хватали детей, собирали нехитрый скарб, провизию, мужчины готовились к бою, а те, кому предназначалось уводить людей в другое место, готовили походную колонну. Боткевич со своими бойцами занял оборону чуть дальше поляны, когда прибежал посыльный из боевого охранения.
– Это не немцы! – хрипло выпалил подросток, вытирая рукавом рубахи потный лоб.
По его плечу струилась кровь, но паренек, казалось, и не чувствует боли в том месте, где его чуть зацепила вражеская пуля. Он только отмахивался от санитарки, которая пыталась перевязать ему рану, и тараторил без умолку:
– Это не немцы, но их много. Националисты, скорее всего. Они не с дороги, лесами подошли с разных сторон. С севера и с востока обходят. Ребята там держатся, товарищ командир.
– Черт бы их побрал! – разозлился Матвей Захарович. – А у нас почти все группы на заданиях. В лагере три десятка бойцов да бабы с детьми… Иван!
Боткевич подбежал к командиру, ожидая, что тот отдаст приказ атаковать наступающего врага с фланга. Глаза партизанского разведчика горели готовностью сразиться, но командир схватил его за ремень и рванул на себя, как будто хотел привести ухаря в чувство. Он громко закричал ему прямо в лицо:
– Иван, ты дорогу через болото знаешь хорошо! Уводи баб, детей уносите! Прикроешь, защитишь!
– Захарыч, да ведь мы же могем их тут встретить, а бабы пусть…
– Дурья башка! Много их, очень много! Только ты сможешь болотами провести, а мы задержим… Давай, Ваня, давай… дети наше будущее! Спасай их…
Выругавшись, Боткевич стал сзывать свой взвод, схватил за рукав пробегавшего мимо Павло.
– Слушай меня, друг! Слушай и запоминай. Мне приказано увести баб и детей в болота, а ты останься с Матвеем Захаровичем! Береги его, защити, когда надо будет, а коли ранят, так вытащи на себе. Ты сможешь, ты у нас самый спокойный и рассудительный! Павло…
Партизан только кивнул, молча вытащил у Ивана из-под ремня две немецкие гранаты и сунул себе за пазуху. Женщины, обвесившись узлами, сделанными из одеял и платков, тащили за руки детей, некоторых несли на руках партизаны Боткевича. Будан убежал вперед, чтобы проверить дорожку через топь, посмотреть, не подоспели ли враги с этой стороны. Убедившись, что небольшая колонна потянулась в лесную чащу в сторону болот, Иван пошел следом, часто останавливаясь и прислушиваясь к шуму боя. На поляне уже не оставалось никого. Все, кто мог держать оружие, ушли навстречу атакующим.
Партизан было вдвое меньше, чем атаковавших их националистов. Бойцы сдерживали врага, сколько могли. Надо было дать возможность подальше уйти женщинам. И когда, раненный в грудь, упал Матвей Захарович, Павло потащил его в заросли папоротника, подальше от места боя. Там он стал укладывать на грудь сделанные на скорую руку тампоны из марли и ваты, а командир, захлебываясь кровью, сплевывая кровавую пену, шептал ему, хватая за лацкан старого пиджака:
– Это не УПА, не украинцы… Павло, ты скажи потом, что поляки это…
Павло, лежа рядом с командиром в папоротнике, смотрел, как по поляне прошли польские солдаты, как один из офицеров, судя по его форме, но без знаков различия, стал призывно махать рукой и звать кого-то. Несколько поляков столпились возле трофейной немецкой машины, а потом принялись старательно ее осматривать, выбрасывая все из багажника, задирая чехлы сидений, шаря руками за приборной доской. А ведь они что-то ищут в этой машине. Не зря они сюда пришли…
– Тихо, командир, тихо, – прошептал Павло, еле шевеля губами. – Они скоро уйдут, и я вас вытащу… Только тихо… Это аковцы. Им все равно, с кем воевать. На кого Англия укажет, с тем и будут воевать.
Через два часа, собрав оружие и своих убитых и раненых, поляки убрались из леса. Несколько солдат остались. Они обходили лагерь и бросали гранаты в пустые землянки. Павло с болью смотрел, как разлетаются бревенчатые крыши, как летит вверх дерн и земля, как горит все, что с таким упорством и любовью создавалось людьми в этом лесу. Это был их дом, а теперь его уничтожали те, за чью свободу шла воевать Красная армия, с чьей земли шла изгонять коричневую чуму нацизма. «Нет, не союзники они нам, а лютые враги», – думал Павло, прислушиваясь к хриплому неровному дыханию раненого командира.
Стрельба раздавалась справа и слева, но на удалении километра или чуть больше. Впереди в чистом поле дымилась воронка и чернело одинокое обугленное дерево. Признаков обустроенной передовой линии обороны не было. Ни окопов, ни огневых позиций позади первой линии. Слева небольшая балка уходила на запад, в сторону немецких позиций, если они там были. Наверное, были, но на каком расстоянии, ответить не мог никто. Сосновский перевел бинокль вправо на лесочек. Много поваленных стволов. Кажется, через этот лесочек ломилась тяжелая бронированная техника. Самоходки, скорее всего. И выходили они на опушку на рубеж атаки вместе с танками. Да, вон на той высотке еще правее за лесочком развороченные позиции врага, перепаханные воронками. Кое-где виднеются торчащие нелепо, вывороченные взрывами надолбы и столбы с колючей проволокой. Да, там было танкоопасное направление, и немцы его укрепили. Минные поля были, только вот саперы в ночь перед атакой сняли мины, проделав проходы для атакующих танков. Но несколько «тридцатьчетверок» все же не прошли. Вон стоят с повернутыми башнями, с размотанными гусеницами. Не повезло ребятам… Война…
– Лесом нельзя, не пройти нам, – нетерпеливо проговорил Боэр. – Русские высоту заняли, там у них и пулеметы могут быть, и орудия. И через чистое поле
