– Как часто это было?
– Ну, я не помню, – Бурлакова замялась, теребя поясок, которым был подвязан халат. – Примерно раз в месяц, иногда чаще.
– Гудков приходил к вам, когда вы были дома одна?
– А зачем? – Она пожала плечами и немного наклонила голову к плечу. – Я же говорила, отношения у нас были далекими от идеальных.
– Значит, не приходил, – уточнил Танин, закуривая.
– Нет, – Бурлакова отрицательно покачала головой.
– Он где-то работал?
– Так, перебивался случайными заработками.
– Он был не женат?
– Нет, – грустно улыбнулась Екатерина Игоревна, – что-то у него не заладилось с женским полом. Мне кажется, что он вообще был импотентом, извините.
– Не за что, – кивнул Китаец. – А почему вы так решили?
– Боюсь, что не смогу вам этого объяснить. Просто интуиция. Обычно женщины замечают это. В нем не было какого-то огонька, что ли. Какой-то он был весь зажатый.
– Вы никогда не обсуждали эту тему с мужем?
– Специально – нет. Я однажды сказала Сене, что же, мол, Коля не найдет себе какую-нибудь женщину, но он ответил, что это его личное дело.
– А приятели у него были?
– Приятели? – снова переспросила Бурлакова.
– Ну, друзья, знакомые?
– Наверное, были, – пожала она плечами, – но я о них ничего не знаю. Впрочем, пару раз он упоминал какого-то Валентина.
– Вы не знаете его фамилию?
– Фамилию он не называл, – Екатерина Игоревна с сожалением покачала головой. – Может быть, Семен знает? Он с ним больше общался. Вы его подождите, он скоро должен прийти. Или давайте ему позвоним.
Она поднялась и направилась к полочке с телефонным аппаратом, но Китаец остановил ее.
– Не нужно звонить, Екатерина Игоревна, – произнес он, туша в пепельнице окурок, – по телефону такие вещи лучше не обсуждать.
– Тогда поскучайте здесь немного, я чайник поставлю. – Она вышла из гостиной, оставив Китайца одного.
Китаец прислонился к мягкой спинке дивана и принялся рассеянно глядеть на кирпичную кладку. Так и есть, Бурлаков навешал ему лапши на уши. С какой целью? Это предстояло выяснить. Ясно одно, он что-то знает и пытается это скрыть.
Может быть, зря он не прижал Семена Семеновича покрепче в доме племянника? Но это и сейчас сделать не поздно. Конечно, Бурлаков – тертый калач, если он каким-то образом причастен к убийству Крупенкова, то раскрутить его будет не просто – он хоть и применяет нестандартные методы, но в психологии разбирается. Просто так на испуг его не возьмешь. Танин машинально достал из пачки сигарету, отбросил крышку зажигалки, крутнул колесико. Желтовато-голубой язычок пламени вспыхнул и затрепетал на фитиле, закрытом с боков ветрозащитной решеточкой. Китаец прикурил и спрятал зажигалку в карман.
– Вы знаете, – в гостиную вошла Екатерина Игоревна, держа на подносе большой фарфоровый чайник, две чашечки с изящными ручками и вазочку с домашним печеньем, – я кое-что вспомнила. Присаживайтесь, пожалуйста, к столу.
Взяв пепельницу, Китаец пересел на стул. Бурлакова налила чай и тоже села за стол.
– Коля говорил, что Валентин музыкант, работает в цирке. Может быть, это вам поможет.
– Очень даже поможет, – улыбнулся Китаец, – спасибо.
– Угощайтесь, пожалуйста, – она пододвинула ему чашку.
– Когда вы видели Гудкова последний раз? – Китаец потушил сигарету и принялся за чай.
– Кажется, во вторник, – неуверенно произнесла Бурлакова. – Да, во вторник. Он позвонил, как обычно, вечером, трубку взял муж. Они недолго о чем-то поговорили, и Сеня сказал ему, чтобы он зашел к нам.
– Он пришел?
– Да, примерно через полчаса. Они с Сеней прошли к нему в кабинет и пробыли там почти целый час.
– Вы знаете, о чем они говорили?
– Семен сказал, что Николай снова просил денег, и он посоветовал ему всерьез заняться поисками работы.
– А сами вы не слышали их разговора?
– Нет, я же сказала, они говорили в кабинете.
– Семен Семенович всегда разговаривал с Николаем наедине?
– Первый раз, – растерянно произнесла Екатерина Игоревна.
– Замечательное печенье, – похвалил Китаец, пережевывая рассыпчатый кусочек. – Ваш муж часто бывал у Николая дома?
– Я не знаю, – она сделала неопределенный жест, – может быть, раз или два…
– Вы уверены?
– Почему он должен от меня это скрывать?
– А вчера?
– Что вчера? – не поняла Бурлакова.
– Вчера он был у Николая?
– Да, – кивнула она, – ему позвонили на работу и попросили приехать, чтобы опознать тело.
– Угу, – кивнул Китаец, – понятно. Значит, сам бы он к нему не поехал?
– Господи, – удивленно воскликнула Екатерина Игоревна. – Да что он там забыл-то?
– Да, действительно, – согласился Китаец, поднимаясь. – Благодарю вас, Екатерина Игоревна, вы очень мне помогли. Можете не провожать меня, – кивнул он и направился в прихожую.
– Вы же хотели поговорить с Семеном, – Бурлакова непонимающе округлила глаза и двинулась следом. – Он вот-вот должен подъехать.
– Я обязательно поговорю с Семеном Семеновичем, вы так ему и передайте, – с иронией в голосе ответил Китаец. – А сейчас у меня срочное дело. До свидания.
Он открыл дверь и вышел на лестничную площадку.
– И чай не допили… – раздосадованно шепнула Екатерина Игоревна, но Китаец уже не слышал ее.
* * *
Тарасовский цирк имени братьев Никитиных, отреставрированный в прошлом году к своему столетнему юбилею, сверкал новыми тонированными стеклами. Громадные вертикальные афиши по обеим сторонам фасада сообщали, что впервые в городе после успешных гастролей по Европе в цирке иллюзионный аттракцион под управлением Светланы Мирошниченко. На афишах была изображена женщина во фраке с котелком на голове, делающая таинственные пассы. Перед ней, удерживаемая магическими силами, в горизонтальном положении парила полуобнаженная ассистентка. Видимо, художник, трудившийся в поте лица над афишами, не успел вовремя опохмелиться, потому что фигуры и иллюзионистки, и ассистентки напоминали собственные отражения в кривом зеркале. А может, все было так и задумано?
Фонтан, стоявший на площади перед цирком в окружении бронзовых зверей, уже работал. Он представлял собой одуванчик, с которого налетающие порывы ветра срывали струи-пушинки и холодным мелким дождем осыпали площадь.
Китаец не без труда проник в помещение цирка через служебный вход. Ему вежливо, но решительно объяснили, что оркестранты репетируют. Все-таки Китаец уломал почтенных лет тетушку, в деле убеждения которой не последнюю роль сыграла его лицензия. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он услышал отголоски бравурной музыки. Китаец сделал небольшой вираж по широкому коридору, миновал пустынный парк зеркал, томившихся в ожидании посетителей, нашел одну из дверей, за которой точно под крышкой волшебной шкатулки неистово пели смычки и гудел барабан, и смело толкнул ее. Попал в небольшой коридорчик, служивший, по всей видимости, раздевалкой. Добрался до еще одной двери, открыл ее и очутился в оркестровой ложе.
Первое, что впечатлило Китайца, была изломанная творческими судорогами фигура дирижера. Его палочка, занесенная над музыкантами в твердом командном жесте, напомнила Китайцу указующий перст Ильича, чей гигантский памятник, высящийся на центральной площади города, до сих пор вызывал слюнки у «героической» когорты озлобленных коммунистов.
В ту же секунду грянул зажигательный марш. Победоносный апломб труб подхватили отзывчивые скрипки, усилили литавры и несколькими прочувствованными ударами углубил барабан. Дирижер метался в агонии, закидывал голову, снова резко опускал ее, быстрым хищным взором обозревая круг служителей благородного искусства. Те ловили этот взгляд, их движения становились более точными, зараженные духовной силой учителя, они воспламенялись его безудержной страстью, лица озарялись магическим светом, щеки вздрагивали, глаза полыхали, шевелюры – у кого они были – развевались подобно конским гривам, подхваченные ураганом вагнеровской мощи.
Седые космы дирижера в лирическом беспорядке рассыпались у него по плечам, резко контрастируя с черным цветом его фрака. Китаец подождал, пока отзвучит музыка, и напрямую обратился к еще не остывшему от пламенной гонки дирижеру.
– Добрый день, – сказал он, поражаясь акустическим причудам амфитеатра – голос его звучал потерянно и одиноко, – мне нужен Валентин.
– Валентин? – высокомерно приподнял седоволосый свои кустистые брови.
– Фамилии, к сожалению, я не знаю…
Музыканты с недоумением и любопытством смотрела на Китайца, только пара скрипачей и контрабасист что-то энергично обсуждали, не обращая никакого внимания на вторжение Танина.
– Его нет, – зябко передернул плечами дирижер, – подождите минут двадцать, у нас будет перерыв…
Китаец покорно кивнул. Вновь заиграла музыка. Китаец устроился на обитом бордовом плюшем кресле и принялся ждать. Когда отзвучали последние аккорды Гершвина, дирижер подошел к Китайцу.
