– Его нет, – зябко передернул плечами дирижер, – подождите минут двадцать, у нас будет перерыв…
Китаец покорно кивнул. Вновь заиграла музыка. Китаец устроился на обитом бордовом плюшем кресле и принялся ждать. Когда отзвучали последние аккорды Гершвина, дирижер подошел к Китайцу.
– Меня зовут Яков Вениаминович, – горделиво представился он.
– Очень приятно, Танин Владимир Алексеевич, – Китаец протянул лицензию.
– О! – приподнял правую бровь Яков Вениаминович. – Значит, вы ищете Валентина? С ним что-нибудь случилось?
– Мне нужно задать ему несколько вопросов, правда, я не уверен, сможет ли он мне помочь, – уклончиво ответил Танин.
– Андрей! – позвал одного из трубачей Яков Вениаминович. – Подойди, пожалуйста.
Говорил он в нос, с аристократической нарочитостью отчеканивая каждый слог.
Андрей, украшенный клиновидной бородкой лысоватый шатен лет тридцати пяти, внял гласу «учителя».
– Вот, – сделал Яков Вениаминович короткий жест в сторону Китайца, – господин Танин, частный детектив, интересуется, где пропадает наш коллега и ваш друг Валя Сторожевский.
Андрей с виновато-ироничной улыбкой пожал плечами.
– Валя не был на прогоне и проигнорировал вчерашнее выступление, – с обидой в голосе сказал Яков Вениаминович, брюзгливо оттопырив нижнюю губу, – и сегодня его тоже, как видите, нет. Ну-у, я вас оставлю.
Яков Вениаминовч мотнул головой и полной достоинства походкой направился к скрипачам.
– Так вы говорите, Валентина не было вчера… – задумался Танин.
– Не было, – разочарованно подтвердил Андрей.
– Он – тоже трубач?
Андрей мотнул головой.
– Вы знаете, где он живет?
– Он снимает квартиру на Второй Садовой. Дом тридцать четыре, квартира сто восемь.
– Телефон есть?
– Если бы был, я бы еще вчера выяснил, почему он пропустил представление, – со вздохом ответил Андрей.
– А позавчера вы его видели?
– Нет. – Андрей потрогал рукой себя за ухо. – Представления у нас теперь только три последние дня в неделю, так что в остальное время мы не встречаемся. Яков Вениаминович вчера обязал меня узнать, почему Валька не был на представлении. Я поехал к нему. Звонил-звонил – напрасно. Его дома нет. Позвонил его подружке, та вообще, как она сказала, его сто лет не видела, – пожал плечами Андрей.
– Вы дадите мне ее телефон?
Андрей озадаченно посмотрел на Танина.
– Не волнуйтесь, я не буду ей надоедать, – мягко улыбнулся Китаец, – всего пара вопросов.
Андрей продиктовал Китайцу телефон подруги Валентина, тот записал его в блокнот.
– Это домашний. А вообще-то она работает в художественной галерее «Палитра» на Вольской.
– А как ее зовут?
– Майя Соколова.
– Спасибо. Валентин случайно не злоупотребляет? – Танин щелкнул себя большим и указательным пальцем по горлу.
– Да всякое бывает, – лукаво улыбнулся Андрей. – Мы же артисты.
– Не мог он где-нибудь загулять?
– Да кто его знает, все возможно.
– Такое раньше с ним случалось?
– Что-то я не припомню, – Андрей наморщил лоб.
– Вы не знакомы с приятелем Валентина, Гудковым Николаем?
– А как же! – воскликнул Андрей, словно обрадовался, что хоть сейчас может ответить что-то определенное и полезное для сыщика, – он одно время частенько сюда заруливал. Вальку ждал. Иногда мы на троих соображали, где-нибудь в кафушке или прямо здесь, в буфете, после представления.
– А в ближайшие дни он не появлялся?
– Нет.
– А с дядей Николая вы случайно не знакомы?
– Нет, не имел чести, – мотнул головой Андрей.
– Ну, спасибо.
– Он что-нибудь натворил? – с некоторой опаской осведомился Андрей.
– Я сам хочу это выяснить, – вежливо улыбнулся Китаец.
Забравшись в «Массо», Китаец первым делом позвонил подруге Валентина. Той дома не оказалось. Тогда он поехал к Валентину. Минут через пятнадцать он уже въезжал в неуютный двор новенькой многоподъездной девятиэтажки. Позвонив в сто восьмую квартиру, Китаец, конечно, не уповал на чудо, но все-таки в самой глубине души надеялся, что ему откроют. Ничего подобного! Он испытывал звонок в течение пяти минут и, не дождавшись ответа, спустился к машине. Там он взял отмычки и, осмотревшись по сторонам, снова вошел в подъезд.
Замок оказался несложным и вскоре поддался. Китаец быстро вошел в квартиру и закрыл за собой дверь.
В ту же секунду он почувствовал: что-то здесь не так.
В прихожей почти у самого порога на полу валялась короткая кожаная куртка. Китаец наклонился над ней и осторожно, держа за подкладку, перевернул: вешалка была вырвана с корнем. Рядом стояли кроссовки.
Он вытащил из кобуры «макарова» и прошел в гостиную, которая одновременно служила и спальней, потому что в квартире была всего одна комната. Диван был разложен и застелен простыней в мелкую клеточку. Заправленное в пододеяльник одеяло сползло одним краем на пол. Подушка сохраняла следы головы. Было такое ощущение, что человек только что проснулся и вышел…
Он заглянул на кухню. На столе стояла неубранная посуда, куски хлеба, заварочный чайник. В углу под раковиной – несколько пустых бутылок из-под водки. «Не самая дешевая», – отметил почему-то Китаец.
Сунув пистолет в кобуру, он снова вернулся в прихожую и открыл дверь санузла. В наполненной до краев ванной лежало тело мужчины. Оно было погружено в воду, и только одна рука до локтя торчала из воды. Полузакрытые глаза, казалось, смотрели из-под воды с каким-то зловещим прищуром. Что-то в этом «купании» показалось Танину не совсем обычным. Через мгновение он понял – мужчина был в трусах.
Ни до чего не дотрагиваясь, Танин вышел из ванной.
«Да, ситуация, – подумал он. – Еще один труп».
Китаец вынул из кармана сигареты и закурил, скользя взглядом по комнате. Ничего не говорило о причинах убийства. В гостиной был естественный беспорядок. Он прошел на кухню. На столе стоял единственный стакан с остатками чая, небольшая сковорода, на которой, скорее всего, жарили яичницу, лежала в раковине. Он осторожно, ногтем большого пальца приоткрыл дверцу шкафчика под раковиной. Сверху, в мусорном ведре, словно подтверждая его догадку, лежала яичная скорлупа. Ужин явно прошел в одиночестве. Что же случилось потом?
Стряхнув пепел с сигареты в раковину, Танин прошел в прихожую и осмотрел карманы лежавшей на полу куртки. Паспорт на имя Валентина Сергеевича Сторожевского, пропуск в цирк, немного денег, еще какая-то ни о чем не говорящая мелочь.
Танин сложил все на место и достал из кармана мобильник, который всучила ему Маргарита. «В общем-то, удобная штука», – подумал он, набирая «ноль два».
* * *
В начале пятого Китаец снова стоял у двери квартиры Бурлаковых. Ему открыл сам хозяин.
– Что вам здесь нужно? – недобро процедил он сквозь зубы. – Убирайтесь отсюда.
Китаец не сомневался, что жена уже доложила Семену Семеновичу о его посещении.
– Вы мне соврали, Семен Семенович, – не обращая внимания на неласковый тон Бурлакова, произнес он, – но это не самое главное. Убиты ваш племянник и его друг – Валентин Сторожевский. Если не расскажете мне все, думаю, следующим будете вы…
Бурлаков стоял в дверях, нервно переводя взгляд с Китайца, на носки своих тапочек. Одновременно он проводил рукой по своему многострадальному шнобелю, отчего тот рдел в полумраке прихожей точно спелая слива.
– Ладно, проходите, – он рывком распахнул дверь. – Последняя дверь налево, там мой кабинет.
Из гостиной выглянула Екатерина Игоревна. Она вперила удивленный взгляд Китайцу в спину, а потом встревоженно посмотрела на мужа.
– Сеня, что случилось?
– Поди прочь, – огрызнулся он. – У меня дела.
– Господи-и, – пустила она слезу, – что же это творится-то, а?..
– Катя, – Семен Семенович ласково обнял жену за плечи и выставил в гостиную, – заткнись, пожалуйста. После поговорим.
– Заварить чаю? – шмыгнула носом Бурлакова.
– Лучше кофе. – Семен Семенович закрыл за ней дверь и торопливо прошел в кабинет вслед за Китайцем.
Надо было отдать должное Бурлакову – кабинет был довольно уютным. Стены были затянуты приятной, цвета слоновой кости, тканью, на полу лежал мягкий, скрадывающий шаги ковер, зеленоватые шторы на окнах создавали интимный полумрак, а большой двухтумбовый стол, заваленный книгами, настраивал на рабочий лад. Устроившись в черном кожаном кресле, Китаец окинул взглядом стоявший напротив книжный шкаф. Большую его часть занимала художественная проза русских писателей – Достоевский, Гоголь, Толстой. С ними соседствовало несколько томов древних греков, и отдельную полку занимала литература по психологии и философии: конечно, Фрейд, Юнг, Лэнг, Хорни, Бехтерев, а также Шестов, Ницше и Шопенгауэр.
Бурлаков продефилировал мимо Китайца, крутнул кресло, стоявшее у стола, и уселся на нем, закинув ногу на ногу и переплетя руки на груди.