Освобожденная рука повисла плетью. Шаров повернулся к Барракуде, прижимая к подбородку окровавленный платок. Тот улыбнулся, кивнул напарнику на дверь.
Остались втроем. Язон прошел за длинный дощатый стол с накрахмаленной скатертью.
— Извини, что не дал выспаться, — сказал он, выдержав паузу. — Уж больно не терпится послушать о твоих ночных приключениях.
Она не отвечала и по-прежнему не поворачивала головы в его сторону.
— Светик, у нас очень мало времени, — извиняющимся тоном заговорил Язон и щелкнул крышкой карманных часов. — Если тебе трудно говорить, Барракуда поможет.
— Скоты! — наконец сквозь зубы сказала она, дрожа от негодования. — Какие же вы все скоты!
— Ну, вот это совсем другое дело! — обрадовался Язон. — А то я все не мог тон нашей беседе подобрать. Спасибо, помогла. Слушай, ты, подстилка для скота! Будешь отвечать на мои вопросы. Выбор у тебя небольшой: расскажешь все без утайки — сдохнешь легко к быстро; нет — придется помучиться перед смертью. Что ты говорила своему гэбэшнику о нас?
Она повернулась резко, пронзила его испепеляющим взглядом.
— Какому еще гэбэшнику?
— Хватит дурочку из себя корчить! Тому самому, с которым ночь в «Северной» провела?!
— Ласковые слова говорила. Почем мне было знать, гэбэшник он или бандит, наподобие тебя?
Язон посмотрел на Барракуду. Тот чуть заметно улыбнулся, покачал головой.
— Вот как, значит. И что же ты с ним делала всю ночь?
— Работала!
Если бы он сидел на расстоянии вытянутой руки от нее!..
— Со мной ты тоже работала? — спросил он, глядя на нее исподлобья.
— Нет, с тобой я отдыхала! — ответила она с вызовом.
— Хватит! — Язон не выдержал подобного тона. — Барракуда, пересади-ка ее поближе к розетке. Шнур в столе.
Она вскочила, но Барракуда схватил ее за воротник пальто и с силой швырнул в дальний угол. Потом достал из ящика стола шнур от электрического самовара.
Она села на пол, тряхнула головой.
— И что же это за работа такая в гэбэшном «люксе»?
Против их ожидания, Светлана не зарыдала, Не стала биться в истерике и молить о пощаде.
— Хорошая работа, — усмехнулась она криво. — Высокооплачиваемая. Ты, что же, думаешь, что я на твои подачки квартиру себе купила? У тебя снега зимой не выбросишь.
— Будет под путану-то косить, Света, — поморщился Язон. — Давно ты знаешь этого Аракелова?
— Какого еще…
— Барракуда! — сверкнул глазами Язон.
Телохранитель успел оголить провода, сунул штепсель в розетку. Она, не вставая, отползла к двери.
— Что?! Что ты хочешь узнать, подонок?! — закричала вдруг истерично. — Давно! Да, давно! Любовником он был моим, ясно?! Я его пятнадцать лет знаю! Что я ему про тебя рассказать могла? Что я вообще про тебя знаю? Чем этого гориллу на меня натравливать, ты бы лучше со своим стукачом Аликом разобрался!
— С кем? — Язон почувствовал, как у него перехватывает дыхание, вместо крика из горла вырвался сип.
— Все вы делаете вид, что заодно, а на самом деле — пауки и банке! Кто остальных сожрет, тот и в наваре. Крысы!
— Заткнись! — Язон с неожиданной энергий подошел к ней, грубо взял пятерней за подбородок. — Что ты мелешь о Севостьянове? Говори, стервь!
— Пусти! — она рванулась, закричала ему в лицо гневно, отчаянно: — Севостьянов твой — стукач! Ясно? Он с Аракеловым встречался, у него и спроси!
— Ты что, сама при этом присутствовала?
— Присутствовала! И не раз.
— Когда?
— Тебе доказательства нужны? Прикажи горилле выпустить меня. Утром я привезу копию документа, в котором твой Алик обязуется работать на КГБ.
— На КГБ?
— Тогда это так называлось. Я в райкоме работала, Аракелов с Севостьяновым в моем кабинете встречались. Потом Алик исчез, уехал куда-то, а через двенадцать лет мы вот здесь, в этой комнате, снова увиделись.
Язон и Барракуда переглянулись. На лицах обоих было недоумение.
— Что дальше? — тяжело спросил Язон.
— Дальше в молчанку играли, делали вид, что не узнали друг друга.
— Почему же ты мне ничего не рассказала?
— Чтобы он тебе про мою любовь с Эдиком расписал? — усмехнулась Киреева, чувствуя, как возвращается спокойствие. — Мы с ним квиты. Ничего не было, никто ничего не знает. И Аракелов предупредил, чтобы помалкивала. А у них руки длинные, мне жить еще не надоело.
Потерянный, сморщенный, как проколотый шар, Язон вернулся за стол.
— Если такая бумага существует, и Севостьянов действительно стукач, мы узнаем об этом без твоей помощи, — выговорил он членораздельно.
Послышался шум подъезжающего автомобиля. Чуть скрипнули ворота, автомобиль въехал во двор и заглох где-то с тыльной стороны дома.
— Севостьянов, — выглянул Барракуда в окно.
— Ну-ка, убери ее пока, — оживился Язон. — Мы им, как в их родной конторе, очную ставочку устроим в конце беседы.
Киреева оттолкнула руку Барракуды, сама пошла вперед. Барракуда вывел ее из гостиной, приказал Шарову, поджидавшему у двери:
— В баньку ее. Через черный ход. Запри и присматривай.
Шаров грубо схватил ее за рукав, и когда она рванулась, пытаясь высвободиться, больно сжал предплечье — в отместку за поцарапанный подбородок.
— Больно! — послышался плаксивый вопль уже со двора.
В коридор в сопровождении охранника, вошел Журавлев.
Белые кроссовки, тренировочные эластичные штаны, яркая нейлоновая куртка, с американской эмблемой во всю спину раздражали Барракуду. Он никогда не отобрал бы себе этого «долгопрудненца» двадцати лет от роду, с детскими голубыми глазами на холеной самоуверенной морде, не нюхавшего пороха и получившего «образование» телохранителя на каких-то доморощенных кооперативных курсах. Опекал его Севостьянов. То ли для связи держал, то ли пристроил чьего-то протеже. Впрочем, в свете того, о чем только что поведала Киреева… Барракуда распахнул дверь, подтолкнул его в гостиную.
— Где Севостьянов? — спросил Язон, наливая минералку в стакан.
— Нету его.
— Жвачку выплюнь, — потребовал Барракуда, усаживаясь в кресло. В разговоре с Киреевой он участия не принимал, но сейчас перед ним стоял как-никак его подчиненный.
— Че?
— Шланг через плечо! Жвачку выплюнь! Оглох, что ли?
Журавлев вынул жвачку изо рта, спрятал в карман.
— Точно его дома нет? — подозрительно прищурился Барракуда.
— Ну, точно…
— А без «ну»? Чего ты краснеешь, как целочка, Журавлик?!
— Да вы что… что вы, Андрей Петрович? Не верите мне, что ли? Чего бы я врал-то?.. — растерянно залепетал Журавлев. — Я целый час у его подъезда прождал, три раза из автомата прозванивал — никого. И окна не светятся.
Барракуда перевел взгляд на Язона: вопросы есть?
— Рэмбо ты тоже не видел? — спросил Язон.
— Где? — не поддался Журавлев на провокацию.
— Ладно, пойди пока погуляй.
Охранник вышел.
— Ты об этом догадывался? — спросил Язон.
Барракуда кивнул.
— И давно?
— Еще в пятницу на совете. Когда Севостьянов бочку на нее покатил. Перестарался. Чувствовалось, что ему не терпится от нее избавиться. А уж когда Рэмбо час назад мой «мерс» обстрелял, окончательно убедился. Я-то ему зачем нужен? Ясно, что Свету убрать хотел.
— Может, врет? Себя выгораживает? Время выигрывает, пока проверим?
— А Рэмбо?
— А Рэмбо на Аракелова работает.
Барракуда покачал головой.
— Аракелов бы с таким говном связываться не стал. Его, Севостьянова, работа,
— Чего же он испугался? Почему раньше ее не прикончил?
— Видимо, Аракелов не велел. А после того, как вы ее вчера отправили, понял, что доверия к ней нет и она стала ненужной. Вот и отдал Севостьянову на откуп.
Если бы Барракуда не метил в компаньоны, Язон ни на секунду не усомнился бы в его подозрениях. Уж больно точно указывало все на Алика. Но сейчас… Пятьдесят процентов акций… Барракуда был заинтересован в том, чтобы очернить Севостьянова.
Язон прошелся по ковровой дорожке, побарабанил по столу толстыми короткими пальцами.
— Что будем делать? — спросил он.
— Изымать меченые тубы. Если ареста не будет, отправим со следующей партией. Отсюда, нужно уходить. Утром ждать звонка Дьякова и Погорельского.
— А с ней?
— Устроим рандеву с Севостьяновым. Под запись.
Язон стоял к Барракуде спиной — не хотел, чтобы вчерашний слуга видел отчаяние на его лице. Барракуда, говорил экспромтом, но давалось это ему легко. Наконец-то он получил то, чего добивался все эти годы: ощущение власти над своим господином.
— Свяжись с Червенем. Пусть проверит, что знает этот Аракелов.
Червень служил с Барракудой в Афгане и сейчас был в чине полковника ФСБ. Это он когда-то сосватал его Язону, верному товарищу по партии и опекуну. Потом Язон надумал ввести его в совет «Руно», сделал акционером, тем самым подкупив и обретя надежного, заинтересованного человека, в органах.
