— Это примета нехорошая, командир, — вторил своему другу мичман. — Отмечать успех до окончания дела.
— Ничего, все норр-мально! — отчеканил кавторанг, снова судорожно хватаясь за дверь каюты. — Давайте-ка выпьем, сынки. За успех… — В его руках каким-то образом оказалась бутылка с красочной заграничной наклейкой.
При виде ее Полундра подскочил на своей кровати.
— Да ты что, спятил, командир? — негодующе воскликнул он. — Родное судно пьянством позорить!! Стыдно должно быть!
— Молчать, салага! — рявкнул пьяный кавторанг. — Если командир приказал пить, значит, пей!
— У меня же глубоководное погружение завтра! — в ярости крикнул ему в лицо Полундра, вскакивая со своей постели. — Я, по-твоему, что, должен с бодуна на опаснейшее погружение отправляться? Ты же сам мне приказал идти отдыхать! А какой тут, на хрен, отдых? Два часа ночи, а тут еще и музыка орет так, что уши закладывает!
Мартьянов, не ожидавший такой реакции обычно сдержанного старлея, в испуге отступил к двери, чуть не выронив при этом бутылку.
— В самом деле, командир, кончай гудеть! — вторил своему другу мичман. — Завтра работа ответственная предстоит, а ты тут устраиваешь веселье…
С полминуты кавторанг изумленно смотрел на своих подчиненных, видимо, переваривая услышанное, потом заметно смутился, виновато улыбнулся, торопливо закивал.
— Ах, ну да, ну да, — забормотал он. — Вы, как всегда, правы, сынки: завтра трудный день предстоит… Эсминец наш мы нашли, теперь предстоит туда внутрь забраться и ценный груз… — он икнул, — из него достать. Раз так, всем отдыхать! — попытался по-военному отчеканить он, но икота помешала сделать это. — Завтра, Полундра, ты… спустишься к эсминцу, залезешь… в артпогреб, посмотришь, как там… Если будет возможность… ящики надо будет доставать сразу же, потому что… лето в Норвежском море короткое… Вдруг начнутся шторма… Тогда я не знаю…
Кавторанг, продолжая отчаянно икать и бормотать себе что-то под нос, выбрался из каюты, прикрыл за собой дверь. К удивлению моряков, магнитофон за переборкой тоже вскоре умолк. Наступившая тишина показалась чем-то удивительно приятным, добрым, драгоценным.
Полундра снова улегся на свою койку, закрыл глаза, попытался уснуть, однако сон не брал его. Он и мичман продолжали лежать на своих койках, широко открыв глаза и рассеянно глядя на серый круг иллюминатора, за которым было отчетливо видно, как плывут гонимые ветром по небу низкие серые тучи.
Полундра, лежа на своей койке, не зря досадовал на эти помехи для его сна. Затонувший эсминец они наконец-то нашли, это было здорово. Как и то, что этот водолаз по имени Леня — весьма странная личность, Сергей Павлов не доверил бы ему и ста рублей на сохранение — действительно спускался на борт затонувшего корабля и снаружи осмотрел его. Раз так, завтра ему, Полундре, предстоял тяжелый день: первые погружения, спуск на борт «Бостона», первые попытки проникнуть внутрь его корпуса, который, скорее всего, основательно занесен илом. Мало ли что может там оказаться на дне! В любом случае нагрузки окажутся весьма существенными. Подъем груза из артиллерийских погребов может затянуться на неопределенное время. А поднять его надо быстро — пока шторма не начались. Для всего этого им обоим — и Полундре, и мичману — нужен бы хороший отдых, крепкий сон всю ночь. А тут эта гульба с музыкой! Или Мартьянов, как снял погоны, совсем рехнулся?
— Да, Серега, наш кавторанг рад по самое «не могу», — задумчиво произнес мичман.
— Имеет право, — отозвался Полундра. — Все идет по плану, объект мы нашли всего за неделю работ на таком квадрате, это иначе как везением не объяснишь. Вот он и веселится.
— Как хочешь, Полундра, а все-таки наш кавторанг скотина!
От удивления старлей приподнялся на койке, поглядел на лежащего рядом мичмана.
— Ты бы все-таки выбирал выражения! — сурово заметил он. — Пусть он и в пьяном виде, но все-таки нам отец-командир.
— Сволочь он, а не отец-командир, — бесстрастно заявил мичман. — Кстати, ты заметил? Раньше он как говорил? Тебе, мол, самому все решать, Полундра. Найдем эсминец, а там видно будет: будешь ты на него спускаться или нет. А сейчас слышал, что он сказал? Спустишься и полезешь в артпогреб. И никаких гвоздей! А этот артпогреб… — Мичман тяжело вздохнул. — А вдруг там полный боекомплект лежит. Да он, может быть, едва только ты люк в него начнешь открывать, возьмет и сдетонирует!..
— Не каркай, — мрачно отозвался Полундра. — Подождем до завтра. Что завтра наш командир скажет…
— Да то же самое он и скажет! — презрительно скривил губы мичман. — Лезь, и все! И ему плевать, что с тобой станет.
— Вообще-то он имеет право требовать, — не слишком уверенно стал защищать командира Полундра — Нас в Балаклавской учебке специально для подобных операций готовили, тренировали.
— Но только не ради баксов на чужие затонувшие суда пробираться! Ты знаешь, как в терминах морского права называется то, что мы делаем? Посягательство на собственность иностранного государства и осквернение братской могилы!
— Так командир говорит, что американцы сами нам эту операцию поручили, — возразил Полундра. — Значит, никакого посягательства…
— Сами? — Мичман горько усмехнулся. — Так если эта операция вполне легальная, почему американцы не предоставили нам на нее лицензию? За чем было устраивать такую конспирацию? Почему норвежским пограничникам кавторанг представил нас как дебильный дайвинг-клуб? Он что, вообще чокнулся? Думает, норвежец дурак? Да он сразу подумал, что мы все тут шпионы, работающие против его страны, а это еще похуже, чем посягательство! Это наше счастье, что норвежская береговая охрана оставила нас в покое!
Значит, зачем-то ему было нужно так конспирировать нашу работу, — не слишком уверенно заметил Полундра.
— Ясное дело — нужно, — усмехнулся мичман. — И именно потому нужно, что на самом деле никакие американцы права спускаться на их затонувший эсминец нам не давали, а этот заказ исходит вообще неизвестно от кого!
— Но кто-то же выплатил бешеные деньги при покупке нашего судна, — возразил Полундра. — Кто-то очень небедный это смог сделать ..
— Вот именно, что не бедный! — саркастически заметил мичман. — Я, кстати, еще когда мы в порту стояли, а ты в Мурманске гудел, видел кое-какие наши документы у зампотеха. Мы все и правда оформлены как дайвинг-клуб, а тебе в нем отведена роль старшего инструктора по глубоководным погружениям. Нормально?
Полундра ничего не ответил, только заерзал на своей койке. Мичман между тем продолжал:
— Кстати, наш зампотех душевный мужик, я с ним разговорился, еще когда мы на берегу были. И он мне по доброте душевной еще кое-какие интересные бумаги показал.
— Ну и что там, в этих бумагах? — без всякого интереса спросил Полундра.
— Я видел рапорт на имя начальника штаба флота с просьбой о списании нашего судна. Я видел сам акт о списании. Везде подпись кавторанга Мартьнова. Получается, что это его инициатива была — наше судно списать!
В изумлении Полундра приподнялся на своей койке на локте и некоторое время пристально смотрел на своего друга.
— Ну, это его заставили, наверное, — произнес наконец он. — Мартьянов же командир, он такие рапорты все обязан подписывать…
— Допустим, — согласился мичман. — А с этим ханыгой Борькой Стариковым он тоже обязан корешиться?
— С кем? — бледнея, переспросил Полундра. — Какой еще Борька Стариков?
— Которому ты два с половиной месяца назад кости переломал в ресторане «Краснофлотец», вот какой! — ответил мичман. — Слышь, Полундра, надо помнить фамилии тех, кому морду бил!
— Хватит того, что я их в лицо помню, — сумрачно отозвался Полундра. — Ты мне скажи, ты что, сам видел, как наш командир с этим типом корешился?
— Видел, — уверенно сказал мичман. — И весь наш городок видел и знает. Как раз когда ты горе свое заливал в Мурманске, этот Стариков приезжал опять в наш городок, приходил на гражданский причал, когда наше судно уже списали и отбуксировали туда. На палубу поднимался, кавторанг ему что-то показывал, объяснял. Потом на прощание они руки друг другу пожали, да душевно так. Не знаю, как не расцеловались еще там, на палубе, от избытка чувств…
— И ты это сам… видел?
— Вот как тебя сейчас!
Полундра тяжело вздохнул, повалился на свою койку, глядя в серый иллюминатор невидящими глазами. Некоторое время в каюте было тихо.
— Не нравится мне эта история, слышишь, старлей? — снова заговорил мичман. — Очень не нравится! Кстати, — продолжал он, — ты за нашим кавторангом ничего не заметил? Не заметил, что он регулярно по два раза на день радиста из радиорубки выгоняет, сам кому-то радиограммы посылает? Зачем ему нужна такая секретность? От команды собственного судна-то ему что скрывать?
Но Полундра не отвечал, так что мичман в конце концов тоже умолк, но вдруг весь напрягся, подскочил на кровати, уставился в иллюминатор во все глаза.
