– Это все ваши предположения.
– Но Блюмер перед смертью несколько раз встречался с женщиной, точной копией Пунш. Я показывала ее фотографию адвокату, работающему в одной кон торе с Блюмером и видевшему его незадолго до гибели; так вот, он утверждает, что…
– Как зовут этого адвоката?
– Костя Галицкий.
– Галицкий? Да я же отлично его знаю! И что же он утверждает?
– Ну хорошо, не утверждает, а предполагает, что твоя любовница наняла Блюмера, чтобы ограбить тебя. Вот такая банальная история.
– Галицкий – хороший адвокат, он вел несколько моих дел, и ему можно верить. Но поверить в то, чтобы Лена захотела меня ограбить, – не могу. Зачем ей мои деньги?..
– Не правильные вопросы ты задаешь, Варнава. Я бы на твоем месте спрашивала о другом, причем спрашивала именно себя: как я мог подписать доверенность? Как? Разве что был пьян?..
В комнате внезапно стало тихо, если не считать чуть слышного дыхания:
Варнава с отрешенным видом смотрел в окно. Изольде показалось, что где-то там, за окном, за клубящимися облаками, он увидел свою Лену и мысленно задал ей этот вопрос; и все же нет, не этот вопрос он задавал ей, посылая нежный и грустный взгляд в пространство. Он спрашивал ее о другом. О том, что не понимает, как могла она бросить его и обречь на такие муки, исчезнув так же неожиданно, как появилась в его жизни.
Как много бы она дала за то, чтобы таким вот пронзительно-чувственным, ищущим взглядом он искал не Пунш, а ее, Изольду Хлудневу.
Прорвавшись сквозь дурман страсти и безрассудства, вдруг неожиданно и в то же время как бы вполне закономерно обозначилась мысль о Валентине, мысль, которая тут же каким-то глубинным подсознательным чувством была возведена в степень упрека: а ведь она совсем забыла о ней, о своей любимой племяннице, забыла и… предала.
Изольда схватилась за голову, не думая о том, где и с кем находится. И тут же услышала:
– Мне надо подумать. И все вспомнить.
Мы расстались с Сосом как родные и одновременно чужие люди – обнялись, поцеловались, и каждый пошел своей дорогой. Он больше не задавал мне вопросов, касающихся Мисропяна, а я ни слова не рассказала о себе. Была страсть, было желание, была нежность. Но были и страх, и неведение, и даже грубость. А потому нам надлежало забыть друг друга – и чем скорее, тем лучше.
Кроме того, хоть я и не моралистка и всегда придерживалась мнения, что личная жизнь каждого – это частная территория глубоко интимных чувств, охраняемая лишь собственной совестью и стыдом, даже я испытала после близости с Сосом чувство брезгливости к себе. Неразборчивость – что может быть пошлее?
Следуя маминому совету и опираясь на ее горький опыт общения с мужчинами, я заставила себя забыть этого «итальянца». Просто выбросила из головы эти безумные дни, проведенные в его горячих объятиях.
Вернувшись на квартиру, я поймала полный презрения взгляд хозяйки и, не простив ей этого, заявила, что съезжаю с ее квартиры, и попросила вернуть мне заплаченные вперед деньги.
Был небольшой скандал, хозяйка мне высказала все, что она думает по поводу моего двухдневного отсутствия, причислив меня к стае ночных бабочек, после чего я, сгибаясь под тяжестью чемодана и сумки с яйцами, почти выбежала на крыльцо и только после этого почувствовала заметное облегчение. Свобода кружила мне голову. Мне казалось, что я все еще не проснулась, что сон продолжается. Разве можно так быстро привыкнуть к мысли о том, что все происходящее со мной – реальность, что я избавилась от опеки тетки и теперь только мне и никому больше принадлежат эти восхитительные, заполненные солнцем и морем жаркие дни. Кроме того, сумка, которая якобы до краев наполнена яйцами, на самом деле была набита деньгами, и немалыми.
Вот только куда теперь пойти, где остановиться и как получше и безопаснее воспользоваться этими деньгами, я пока не знала. Если бы я была не одна, а, скажем, с Варнавой, то уж вдвоем мы бы не растерялись и нашли, как потратить денежки, да и вообще – устроить с их помощью нашу дальнейшую жизнь.
Но Варнава любил другую женщину.
Вспомнив про Пунш, я медленно побрела вдоль улицы к кинотеатру, чтобы там у местных жителей, торгующих на бульваре вином, фруктами и сушеной рыбой, спросить, кто мне сможет сдать уже не комнату, а квартиру (не хотелось повторения своего унизительного положения в качестве жилички, тем более когда есть возможность, даже находясь в чужой квартире, сохранить-таки пусть условную, но все же свободу).
Сказать, что мне не приходила в голову мысль вернуться домой, – значит солгать. Приходила, и не единожды. Быть может, я бы так и поступила, если бы не лето. А что делать летом в пыльном и разогретом солнцем асфальто-бетонном городе, когда можно провести эти дни на море?
Остановившись на небольшой площади перед почтамтом, я решила отдохнуть, выбрала скамейку и, поставив рядом свой скромный (или, наоборот, нескромный) багаж, села. И тут мое внимание привлек стоящий всего в нескольких шагах фотограф, не сводящий с меня глаз. Видно было, что он заинтересовался мной не на шутку, потому что даже отмахнулся от подошедшей к нему парочки, пожелавшей сфотографироваться на память на фоне чахлой, с покрытым густой темной шерстью стволом пальмы.
Когда он приблизился ко мне, я уже была готова к тому, что он назовет меня Леной. А почему бы и нет? Ведь приняли же меня за Пунш цыган и Сое, так почему бы не попасться на эту удочку и фотографу?
– Вы мне хотите что-то сказать? – спросила я вяло, так как за последнее время успела остыть к теме «Пунш» (сколько же можно!).
– Вы, наверное, привыкли к тому, что все вами восхищаются…
– Вы сейчас клиентов упустите, – заметила я, щурясь от солнца. – Идите, щелкните их, а я подожду.
– Ну уж нет, я пойду «щелкать», как вы выразились, а вы исчезнете? Дело в том, что я собирался щелкнуть как раз вас. Я с вас и денег не возьму. Просто украшу вашей фотографией свой стенд, обновлю, так сказать…
И прежде чем я ему ответила, он привычным движением быстро достал из футляра фотоаппарат, висевший у него на шее, и сделал несколько снимков.
– Отлично! Приходите вечером, они будут уже готовы…
На скамейку рядом со мной опустилась девушка примерно моего возраста.
Белые шорты, майка, большая соломенная шляпа. У ног ее так же стоял большой чемодан.
Дождавшись, пока фотограф уйдет, она вдруг повернулась ко мне и спросила:
– Тоже квартиру ищешь?
Мне было неприятно, что она обращается ко мне сразу на «ты». Тем более что я вообще никого не собиралась посвящать в свои планы. Но моя голова сама ответила кивком на ее вопрос, словно помимо моей воли.
– Вот и я тоже ищу квартиру. Я в прошлом году снимала комнату, так просто замучилась с хозяйкой – ей было невозможно угодить. Я все делала не так: брала не те кастрюли, не те сковородки…
Я по-прежнему молчала. Мне никто, абсолютно никто не был нужен, по-моему, это ясно было написано на моем лице. Но девица не унималась, она явно набивалась в компаньонки.
– Ты извини, что я пру, как танк, пристаю к тебе… Просто мне не с кем сейчас поговорить, да и в Адлере-то я оказалась случайно, сбежала от одного типа. До сих пор в себя не могу прийти. Не помню, как садилась на поезд, как сюда ехала – все время плакала. У меня даже глаза разболелись. Представляешь, мы собирались с ним пожениться, а тут вдруг я узнаю, что он параллельно встречается с моей лучшей подругой. Как в кино. Однако тяжело все это.. Ладно, пойду я.
Она встала, подхватила чемодан и медленно пошла в сторону дороги.
И тут я окликнула ее. Быть может, во мне заговорила женская солидарность – ведь и меня тоже обманули и предали. Так почему бы нам не объединиться и не развлечься как следует назло всем неприятностям и стрессам?
Все-таки одной отдыхать скучновато. Другое дело, что у меня была сумка с деньгами, за которой требовался присмотр. Но ведь ее можно оставить в камере хранения на вокзале…
– Если хочешь, мы можем снять квартиру на двоих, – предложила я, чем вызвала у девушки счастливую улыбку. – Меня зовут Валентина.
Я протянула руку и тут же почувствовала приятное прикосновение маленькой горячей ладошки:
– Таня.
А через полтора часа мы уже были временными обладательницами двухкомнатной уютной квартирки прямо на берегу моря – адрес нам дал тот самый фотограф, который меня «щелкнул».
Хозяин, молчаливый, восточных кровей мужчина, отдал нам ключ, потребовав взамен деньги за две недели вперед. Все было улажено в считанные минуты.
Оставив вещи, мы тотчас пошли на берег – обедать. После обеда я отвезла сумку в камеру хранения, по дороге потихоньку освободив ее от груза яиц.
Вернулась, и мы пошли на море.
День пролетел незаметно и весело – мы только и делали, что ели да спали, не считая расслабляющих морских ванн.
Таня рассказывала о себе, о своем парне, которого очень любила, о подруге, с улыбкой на лице похитившей у нее жениха… Обычная история, которых немало и которые происходят почти со всеми девушками нашего возраста. Слишком много всего хочется, слишком большие запросы и претензии к жизни и людям, тебя окружающим.
