– Чего приперся?
– Тоска, дома делать нечего…
– Девки затрахали или водка надоела? – лениво спросил он, пуская дымные клубы.
– Все осточертело… – ответил я, думая о том, сколько раз меня продал Джон. – Могу до вечера подежурить за тебя.
– Давай, – быстро согласился Веракса. – Но это все равно тебе не зачтется.
– Ладно…
Только он вышел, я врубил экраны. Джон их не включал, он, как я понял, все время путался в тумблерах. Я тут же высветил комнатушку профессора. По своему обыкновению, он не сидел за столом, а лежал на кровати и смотрел в потолок. Я не мог поймать его взгляд, но сразу почувствовал, что у Михаила Александровича хандра. А возможно, и скрытый саботаж. Не каждого соловья заставишь петь в клетке.
Не хотелось маячить в коридорах, я прошел в комнату дежурного и приказал:
– А ну, вызови сюда бездельника из 203-й. Валяется, плюет в потолок…
– Сюда? – изумился Руслан, блеснув золотой челюстью.
Генофонду, которых, кстати, для краткости с моей легкой руки стали называть «гениками», категорически запрещалось входить в дежурку, тем более в секретную комнату.
– Тебе не идет стрижка «ноль». В сочетании с фиксами ты похож на уголовника, а это подрывает престиж нашей любимой фирмы… Геника приведешь к двери. Я с ним буду беседовать на тему личных трудовых показателей.
Озадаченный Руслик поплелся за профессором, а я следил, как он движется, на серых экранах. Несомненно, здесь круглосуточно ведется видеозапись. Все – под колпаком. На третьем этаже есть пара хитрых комнаток, в которые доступ имеют лишь Бастилин и неприметные личности, которые приезжают в строго определенное время – в десять утра.
Руслик перестарался. Он с ходу обвинил профессора в безделье, и тот прибыл с тетрадкой. Святозаров с ходу набросился на меня:
– Я прошу оградить меня от этого хамства. Я пожалуюсь Вячеславу Викторовичу! Этот недоросль с отсутствующими лобными долями поучает меня, как и где я должен работать. У него возник интерес, почему я лежу!
Профессор грозно потрясал тетрадкой у моего носа, причем все это говорилось без тени притворства, и я почувствовал неловкость.
– Руслан, – начал втолковывать я недорослю, – научный труд весьма специфичен. Ученый может мыслить в любом положении и любой ситуации. Это непрерывный процесс…
– Но ведь ты сам сказал мне, – опешил Руслик, – что профессор…
– Ладно, иди, мы разберемся, – я развернул его и подтолкнул к двери.
Взяв Святозарова под руку, я повел его в 203-ю.
– Михаил Александрович, ты должен мне помочь, – сказал я, когда мы уединились.
Он внимательно выслушал мою историю, задумался.
– Я хочу, чтобы ты знал: любое вмешательство в подсознание чревато последствиями. И если человек, владеющий гипнозом, недостаточно опытен или он – обыкновенный дилетант, нахватавшийся верхушек, может произойти непоправимое. Это все равно, что доверить хирургический нож на операции мяснику.
– Но ты же не дилетант? – сказал я.
Святозаров на это ничего не ответил, приказал:
– Сядь на стул, выпрями спину, постарайся сосредоточиться на том, что я сейчас буду говорить.
Он сел напротив, пристально глянул в мои глаза. От этого взгляда у меня мурашки поползли по спине. Он смотрел властно, не мигая, я машинально попробовал сопротивляться, но тут же отбросил эти попытки.
– Расслабься… Ты спокоен, тебя ничто не тревожит… – стал он ронять тяжелые, подавляющие слова. – Сейчас ты погрузишься в сон, но сознание твое будет воспринимать все мои команды… Как только я досчитаю до трех, ты уснешь… Раз… Два…
Когда я очнулся, профессор уже стоял, лицо его блестело от пота, а глаза были потухшими. Я поразился: он выглядел таким усталым, будто провел сутки без сна. Пролетело одно мгновение, и все же я чувствовал, что в эти краткие доли секунды что-то произошло, чего уловить я никак не мог.
– У тебя высокая сопротивляемость, – наконец сказал профессор. – Из твоих бессвязных ответов я сумел выудить имя Марата, который отмороженный, из холодильника…
– Да, именно о Марате она говорила! – воскликнул я. – А про второго?
– Была еще странная фраза: Марат и особенно клюнутый…
– Особенно клюнутый, – повторил я. – Марат – клюнутый… Что это значит? Наркоман, клюнутый?.. Отмороженный, из холодильника… Непонятно… Тяжело? – спросил я переместившегося на кровать профессора.
– Как будто мешок с цементом на сороковой этаж донес… Но это ерунда. Тяжелее другое…
– Заточение? – спросил я и рассказал, как подглядывал за ним. – Ты бы как-то не так демонстративно показывал свой саботаж…
Мой совет вдруг вывел профессора из себя.
– Ты меня еще учить будешь? Заделался вертухаем! Хоть бы молчал! Контролер…
– Зря ты так… – обиделся я. – Ты же знаешь, я не из тех…
– Тяжело видеть, что готовится грандиозная масштабная гнусность и ты не в силах ничего сделать.
– Ты о чем?
– Вот чем я занимаюсь! – Святозаров потряс тетрадкой, открыл ее и стал читать: «Наиболее типичные виды мошенничества… По главам, как в инструкции… Использование наличности не по назначению, фальсификация кассовых книг, фальсификация сумм на банковских счетах, подделка чеков, использование поступлений в пенсионные фонды не по назначению, завышенное фактурирование, искусственное вздутие цен, использование подставных поставщиков, мошенничество со страховкой, обналичивание невостребованных чеков, фальсификация часов переработки, оплата труда работников-"подснежников".» И прочая гадость… Есть еще умельцы по компьютерам: Шош-Гирич, к примеру. Плешивый самоучка, а талант! Любую компьютерную сеть с самой крутой защитой взломает. Разработал схему, как на обыкновенном компьютере через модемную связь проникнуть в компьютерную сеть банков Австрии, Франции и даже США. Сидит здесь, щелкает клавишами и переводит счета из-за океана. Есть тут отдел манипулирования общественным сознанием. Помнишь, с месяц назад наше дражайшее АО «Империя» устроило гражданам бесплатный вход в метро в субботу и воскресенье. Их рекомендации, есть такой доцент-недоучка Смируниткин. Циничен до отвращения. Есть тут, не удивляйся, мокрушный отдел, или, как он официально называется, специальных операций, отделы сокрытия налогов, внешней политики, экономических репрессий. Птицеедис как раз оттуда. Не знаю, первому ли ему пришла в голову эта потрясающе подлая идея… Нет, у него точно голова повернута на одну мерзость. Мне кажется, если проткнуть его облезлый череп, оттуда потечет гной.
Рассказывая, профессор распалялся и не мог перейти к сути. Я прервал его и попросил быть короче. Мне нельзя было отлучаться надолго.
– Идея проста, насколько и чудовищна: используя падающий курс доллара, еще раз обрушить рубль. Устроить очередной дефолт. Непростая задачка, особенно когда все уверены, что рубль крепкий, как никогда. И вот теперь, по наущению Птицеедиса, после разрушения «Империи» этими вкладами завладела Большая Десятка и пустила их в оборот. Второй этап – взять под контроль активы Стабилизационного фонда, который бросят на спасение рухнувшей финансовой системы. Часть денег по этому плану конвертируют обратно в валюту, причем не у нас, а за бугром и по самому невыгодному для нас курсу. Главное было – побыстрей получить наличку. Суммы рублей для обмена уйдут миллиардные. Потом, конечно, эти деньги опять хлынут к нам, как плата за стратегические ресурсы, нефть, газ, лес и прочее сырье.
– Ну, а как они смогут забрать деньги с личных вкладов? Это ведь чистый грабеж! – заметил я. Схема не укладывалась у меня в голове.
– Правильно – грабеж. Только провернут они его цивилизованно. По старой отработанной схеме: будет объявлено о временном замораживании вкладов в сбербанках. А через три-четыре месяца, когда цены скакнут раза в три, они милостиво разрешат забрать деньги, от которых останутся одни нули. Тем временем все дешевые товары выгребут, цены еще раз подрастут, станут печатать новые образцы дензнаков, обмен купюр сделают в течение трех-четырех дней… В результате опять пострадают самые бедные слои населения…
– Неужели правительство допустит это? – Я недоверчиво покачал головой.
Профессор саркастически расхохотался:
– Вы наивный молодой человек. Где-нибудь на Западе правительство бы и не помышляло о таком грандиозном мошенничестве. У нас же народ экспериментальный, приучен ко всему и прекрасно знает, что не отдаст сам – будет еще хуже. Ты молод, не знаешь, наверное, что такое госзаймы…
– Знаю, – буркнул я. – На эту дачу надо сбросить пятисоткилограммовую авиабомбу. А потом еще дустом посыпать…
– Согласен, – вздохнул Святозаров. – Дьявольский генофонд… И революции не будет, потому что все будет сделано тихо и постепенно.
– Но надо что-то предпринимать! – не выдержал я.
– Не надо! – перебил профессор. – Уже поздно. Денег давно нет… Есть нули с отломанной палочкой.
