Петерсен молча кивнул. Удивляло, что после всего пережитого этот человек столь часто и охотно улыбался.
– ...Наш штурмовой отряд входил в состав британской Восьмой армии, – продолжил Джакомо. – Отдельная группа «коммандос», расквартированная в пустыне. Затем начальство проведало, что я моряк, и меня перевели в особую бригаду морской пехоты, дислоцировавшуюся на Эгеях.
Петерсен знал: в морской пехоте и в штурмовых отрядах «коммандос» служили одни добровольцы. Было глупо интересоваться, зачем Джакомо стремился попасть в подразделения повышенного риска.
– Потом кто-то узнал, что я югослав. Меня отозвали в Каир, где я получил задание доставить Лоррейн к месту ее назначения...
– И что же произойдет, после того как вы ее доставите?
– Хотите сказать – после того как вы ее доставите? Командование сочло, что я наилучшая кандидатура для подобной работы, но оно не предполагало, как мне повезет на знакомство с вами, майор. Ответственность свалилась с моих плеч в тот момент, как мы с вами встретились. Теперь я просто отдыхаю, – Джакомо подлил в бокалы вина, откинулся на спинку стула и улыбнулся. – В Боснии у меня нет даже кузины.
– Может, оно и к лучшему, – отозвался Петерсен. – Еще вопрос, Джакомо.
– Вы хотите спросить, почему я не возвращаюсь обратно? С величайшим удовольствием это сделаю, но мне надо получить расписку от командира ваших четников – полковника Михайловича. Я убиваю немцев более трех лет и, надеюсь, через пару недель займусь этим снова. Мой вынужденный перерыв мне совсем не нравится – нет надежды повстречать здесь, в Югославии, хотя бы одного немца.
– Расценивайте свое задание как сентиментальное путешествие, Джакомо... Выполняйте, что предписано, и возвращайтесь с Богом. Ваша совесть чиста. Только постарайтесь поменьше улыбаться...
– Поменьше улыбаться? – Джакомо заглянул в свой бокал. – Да, возможно... Забавно наблюдать за этой девочкой, такой же неистовой и темпераментной, как ваша кузина. Она похожа на молодую аристократку, но в крови у нее именно этого недостает. Холодная, неприступная, может внезапно стать дружелюбной и даже нежной...
– Особой нежности я в ней не заметил.
– Зато я заметил, что между вами определенно недостает взаимопонимания. Она может быть милой, даже пребывая в плохом настроении. Это – не английское свойство. Полагаю, вы знаете, что Лоррейн англичанка. Вообще же вы слишком мало о ней знаете.
– Знаю, что Лоррейн англичанка, так сказал Джордже. Он же поведал о том, что вы черногорец.
– А, наш профессор...
– Великолепный лингвист. По нюансам речи может определить не только национальность, но и домашний адрес...
– Лоррейн сообщила, что вы знакомы с капитаном Харрисоном, в паре с которым она будет работать...
– Да, я его хорошо знаю.
– Лоррейн тоже. До войны Харрисон был управляющим римского филиала английской компании. Она служила у него секретаршей. Тогда и выучила итальянский. Кажется, она ему очень нравилась...
– Она должна нравиться многим мужчинам. Вы еще не попали в ее сети?.. Хорошо, спасибо, – Петерсен поднялся из-за стола. – Извините, что задержал вас, – он пересек зал и направился к столику, за которым сидели Джордже, Зарина и Михаэль. – Хотел поговорить с вами. Наедине, – обратился он к девушке. – Возможно, приглашение звучит зловеще, но, уверяю, бояться нечего...
– О чем вы хотите со мной говорить?
– Глупый вопрос. Хочу поговорить один на один. Как же я могу сказать это при всех? Зарина и Михаэль встали одновременно.
– Вы будете говорить с сестрой только в моем присутствии! – выпалил Михаэль.
Джордже вздохнул, устало поднялся на ноги и, положив окорокообразные ладони на плечи юноше, усадил его обратно на стул с такой легкостью, словно перед ним был маленький ребенок.
– Михаэль, вы всего лишь рядовой. Служи вы в американской армии, не вылезали бы с гауптвахты. Опять же, если следовать иерархии, принятой у американцев, я для вас сержант-майор [10], а майор Петерсен – командир подразделения. Не понимаю, почему вы постоянно спорите с нами? Почему постоянно донимаете нас? А ведь уже не мальчик... – Толстяк, взяв со стола фужер с «мараскино», вручил его Михаэлю. Тот безропотно принял его, однако пить не стал. – Бели опасаетесь, что Зарину похитят, то, по крайней мере, будете знать, кто это сделал.
Следом за девушкой Петерсен вошел в ее комнату. Оставив дверь полуоткрытой, майор огляделся, не потому что надеялся кого-то или что-то увидеть, просто принюхался. Холодно взглянув на него, Зарина промолвила:
– Что вы все высматриваете, вынюхиваете? Все, что вы делаете и что вы говорите, – неприятно грубо, высокомерно, унизительно.
– О, перестаньте. Я ваш ангел-хранитель. Нельзя так разговаривать со двоим ангелом-хранителем...
– Ангел-хранитель! Снова врете. И внизу, в столовой, врали. Вы все еще думаете, что это я по рации навела на нас Киприано.
– Я так не думал и не думаю. Вы слишком привлекательны, для того чтобы делать такие гадости, – Петерсен опустил руки на плечи девушки. Она взглянула на него осторожно, почти испуганно, во не предприняла ни малейшей попытки освободиться. – Вы смышленая, умная, в отличие от вашего брата, хотя это не его вина. Не сомневаюсь, умеете скрывать свои чувства. Но у вас есть один существенный недостаток, который мешает быть шпионом: ваша кристальная честность.
– Комплимент наизнанку, – задумчиво произнесла Зарина.
– Не знаю, наизнанку или нет, но это правда, – встав на колени, Петерсен провел ладонью под дверью. Затем, вытащив из замочной скважины ключ, внимательно осмотрел его. – Вы запирали дверь на ночь?
– Конечно.
– Каким образом?
– Я повернула ключ на пол-оборота. В этом случае никто не сможет выпихнуть его из замка, подсунув под дверь бумагу. Так нас учили в Каире.
– Пощадите меня. Вашим инструктором, наверное, был десятилетний школьник. Видите два тончайших подпила по обеим сторонам ключа?
Зарина кивнула.
– Работа взломщика высочайшего класса. При такой квалификации можно открыть дверь даже ногтем, – объяснил майор. – Пара пинцетов с концами из титанового сплава – и любой ключ повернется в любом замке. У вас ночью был гость, Зарина.
– Кто-то брал мою рацию?
– Кто-то пользовался ею. Может, прямо здесь. – Это невозможно. Конечно, я намучилась во время плавания, но всегда сплю очень чутко.
– К сожалению, этой ночью вы спали крепко. Как вы себя чувствовали, когда проснулись? Точнее, когда вас разбудили.
Поколебавшись, Зарина ответила:
– Немного побаливала голова. Я решила, что это от чрезмерной усталости. А потом, я мало спала и... и была напугана. Я не трусиха – но и не слишком большой храбрец. До этого мне никогда не приставляли к виску пистолет... А, может быть, всему виной непривычная местная кухня...
– Другими словами, чувствовали себя одурманенной.
– Да.
– Скорей всего, так оно и было. Вам не подсовывали под дверь хлороформ – от него остается специфический запах. Вероятно, это был некий газ, пущенный через замочную скважину. Возможно, его купили в той же лавчонке, где наш друг Алессандро приобретает свои «игрушки». Во всяком случае, ложитесь и спите спокойно – теперь вас никто не разбудит. И не переживайте – вы не находитесь ни в каком «черном списке». Никто вас не обвиняет, не осуждает и не подозревает... Хотя бы из вежливости могли бы сказать, что я вовсе не такой ужасный монстр, как думали.
Робко улыбнувшись, Зарина выдавила из себя:
– Выть может, совсем не монстр.
– Собираетесь спать?
Зарина кивнула, и майор, пожелав ей спокойной ночи, закрыл за собой дверь.
Происшедшее не располагало ко сну. Прошел почти час, прежде чем Петерсен, Джордже и Иосип остались в столовой одни. Толстяк, который вернулся к своему любимому красному вину, выглядел и говорил так, словно все время пил лишь минеральную воду. Эффект от его сигар, к сожалению, был более заметен – под потолком плавали клубы сизого дыма.
