совсем недавно сам был таким же пацаненком.
– Ты что тут делаешь? – цыкнул на мальчишку Ольхин. – Ну-ка марш отсюда! Чтоб я тебя не видел!
– А тот, который у двери, он тоже с тобой? – спросил мальчишка: он будто и не слышал грозных слов Ольхина.
– Ты еще здесь? – разозлился Ольхин. – Вот как дам сейчас по шее! Пристрелят же, дурак!
– Не пристрелят! – презрительно сплюнул мальчишка. – Немцы, и те не пристрелили. А тут – Клешня…
– Какая еще клешня? – не понял Ольхин.
– Дядьку того так зовут, который в тебя стреляет! – пояснил мальчишка. – Вот видишь – он в тебя стреляет, а ты и не знаешь, как его зовут!
– А почему Клешня? – спросил Ольхин, все так же внимательно наблюдая за Вашаломидзе, за дверью и за окнами.
– Это мы с пацанами его так прозвали, – пояснил мальчишка. – Рука у него – вот так вот! – пояснил он и согнул левую кисть наподобие лодочки. – Оттого и Клешня.
– Ну-ка ложись со мной рядом! – велел Ольхин. – Ложись, сказано тебе! Черт тебя принес…
Пацаненок иронично хмыкнул, но все-таки прилег рядом с Ольхиным.
– Ты что же, его знаешь? – спросил капитан.
– Клешню-то? – ответил мальчишка. – Я здесь всех знаю. Ну, значит, и его. Хотя его – не очень.
– Почему?
– Недавно он здесь, – пояснил мальчишка. – Квартира пустовала, ну, он в нее и вселился. Еще при немцах. Но все равно – недавно.
– А если точнее? – спросил Ольхин.
– Зимой, – подумав, ответил мальчишка.
– Понятно… И что же – хороший человек этот Клешня?
– Ага, – ухмыльнулся пацаненок. – Конечно, хороший. Видишь, как в тебя стреляет! Как только не убил!
– М-да… – смущенно почесал затылок Ольхин. – Я хотел спросить, хорошо ли ты его знаешь?
– Нет, – подумав, ответил мальчишка. – Клешня и Клешня. А больше ничего и не знаю.
– Один он живет или с кем-то?
– Не знаю, – пожал плечами мальчишка.
– Молодой или старый? – спросил Ольхин.
– Старый! – уверенно ответил пацаненок.
– Старый – это как? – решил уточнить Ольхин.
– Ну, старый, – ответил мальчишка. – Может, ему тридцать лет, а может, сорок, а может, восемьдесят.
– Угу, – сказал Ольхин. – Клешня… Старый… Вот что, брат… Да, а как тебя звать?
– Петькой.
– Вот что, Петька. Мне и моему товарищу, который у двери, нужна твоя помощь. Сам понимаешь, коль этот Клешня по нам стреляет, то, значит, дело тут непростое. Значит, он враг. Может, даже настоящий немецкий шпион!
– Ух ты! – эмоционально выразился Петька. – Самый настоящий?
– Ну, а ты как думал! А коль так, то нам его обязательно нужно обезвредить. Ты со мной согласен?
– А то!
– Тогда слушай боевой приказ! Сейчас ты на карачках доползешь до забора, перелезешь через забор и побежишь вдоль по улице. В любую сторону! Бежишь до тех пор, пока не увидишь кого-нибудь из солдат. А когда увидишь, то скажи им… в общем, разъясни боевую ситуацию. И скажи, что нам с товарищем нужна помощь. Тебе все понятно?
– А то!
– Тогда дуй! Потому что нам с тобой обязательно нужно его поймать, этого Клешню. Или кто бы там ни был. Без тебя, братишка, мы никак!
– Я быстренько! – с воодушевлением сказал мальчишка и хотел подняться во весь рост.
– На карачках, я сказал! – рявкнул на него Ольхин. – По-пластунски! Под вражеским огнем нужно передвигаться только так!
Мальчишка ничего не сказал и энергично, как ящерица, пополз к забору, буквально одним движением перемахнул через ограду и пропал из виду.
– Так… – сказал Ольхин и сделал Гиви знак рукой: дескать, не предпринимай пока никаких действий, оставайся на месте, скоро прибудет помощь.
Помощь и вправду прибыла быстро. Примерно через десять минут за забором со стороны улицы послышался топот ног, и через ограду перевалился парень в солдатской форме и с автоматом в руках. Он быстро достиг угла, за которым прятался Ольхин, и упал рядом.
– Сержант Ветряков, – представился он. – Пацаненок сказал, что здесь стреляют…
– Капитан Ольхин, СМЕРШ, – коротко отрекомендовался и Ольхин. – Ты один?
– За забором еще трое, – ответил сержант. – Так что ждем вашей команды. Откуда стреляют?
– Из этого дома, – пояснил Ольхин. – Шмаляют через дверь. Из пистолета.
– Сколько их там? – спросил Ветряков.
Ольхин пожал плечами.
– Из окошек не стреляли? – продолжал допытываться сержант.
– Пока нет…
– А с другой стороны дома окошки имеются?
– Вроде нет.
– Может, их гранатой? – спросил Ветряков. – Через окошко? У меня имеется…
– А если там посторонние? – покрутил головой Ольхин. – Дети или женщины… Да и потом: они нужны нам живыми. Сколько бы их там ни было.
– Понятно, – очень серьезно ответил сержант. – Командуйте.
– Зови своих двоих, – велел Ольхин. – Третий пускай остается за забором и наблюдает в четыре глаза – и за домом, и за улицей.
– Есть! – коротко ответил сержант, побежал назад и перемахнул через ограду. Вскоре он тем же порядком возник вновь, а с ним – еще двое с автоматами.
– Угу, – сказал Ольхин. – Ветряков, ты оставайся со мной, держи под прицелом дверь. Ты, – кивнул он другому солдату, – следи за окнами. А ты, – он посмотрел на третьего бойца, – катись на ту сторону дома. И помните, что они, – Ольхин указал на дом, – нужны нам живыми. Сколько бы их ни было… Так что стрелять – лишь в крайнем случае. И то желательно по ногам. Понятно?
– Так точно, – ответили бойцы и мигом заняли указанные позиции.
Вашаломидзе все так же находился сбоку у входа в дом, буквально вжавшись в стену и держа пистолет на изготовку. Одним глазом он наблюдал за дверью, а другим – старался не упустить, что творится за углом, где находился Ольхин, а теперь уже, кроме него, и три бойца с автоматами. Капитан жестами показал, что Гиви нужно оставить свой пост и ползти за угол к нему и бойцам.
– Что слышно в доме? – спросил Ольхин у Вашаломидзе, когда тот заполз за угол.
– По-моему, он там один, – сказал Гиви. – Никто не разговаривает и не топает, не
