— Не бурчи, — прервала его Лада. — Девушкой-кошечкой буду дома, а сейчас я при исполнении.
— Договорились. — Грязнов чмокнул ее в щеку.
Тем временем ворота дачи открылись, и омоновцы вынесли на руках Грингольца.
— А вот и герой! — воскликнула Лада.
— Ну что, давай его сюда?
— Нет, пускай в их машине едет, будет сюрприз, — отозвалась Лада.
Денис подал знак бойцам, и они отнесли Гришу к своему автобусу.
Минут через пять появился Грязнов-старший.
— Поехали? — И Денис рванул с места.
— Ну, куда везем клиента? — поинтересовался после недолгого молчания дядя.
— Давай к тебе? Я думаю, стены Петровки подействуют на него магическим образом, и он все нам расскажет, — предположил Денис.
— Ладно, как прикажете. Ты вот что скажи мне, Дениска, ты пошто дедушку обидел?
— Рогачевского-то? Да я его не обижал вовсе, наоборот, подарил несколько минут торжества. Разве плохо?
— Ага, а старичок, значит, уже сердцем мается от жестокого разочарования.
— Ну виноват, может, самую малость, не хотел ранить его в самую душу. Но надо же было его как-нибудь вытащить из дома.
— Да уж, вытащил. Он на тебя телегу писать собрался. Совсем сдал старик. А тут еще и дочка подарочек подкинула, — подытожил Грязнов.
Когда машины подъехали к МУРу, Грязнов-старший отдал приказ отвести Грингольца к своему кабинету и не спускать с него глаз. Затем, выпив по чашке кофе, все трое, Лада, Денис и дядя, поднялись туда же.
Грингольц сидел на краешке стула и не без интереса изучал обстановку приемной. Когда вошли Грязнов-старший и Денис, он развязно улыбнулся и радостно помахал им рукой.
— Ну наконец-то, а то когда уже, думаю, меня допрашивать будут?
— Вот и дождался, Грегор, — Лада вынырнула из-за широких спин своих спутников.
У Грингольца вытянулась физиономия.
— Ты чего загрустил-то, Гриша? Или не рад видеть знакомые лица на исторической родине? — не унималась Панова.
— Очень рад. Просто безумно, — выдавил из себя тот.
— Ну так рассказывай, дорогой, как там вообще?
— Где?
— Как это где? — делано удивилась Лада. — На том свете, конечно.
— А… Отлично. Знакомых много.
— Я рада, что тебе понравилось, но пришла пора возвращаться на нашу грешную землю. Нам есть о чем поговорить, верно? Например, расскажи мне все с того самого момента, как тебе пришло в голову инсценировать собственное убийство.
— Ладно. Я все расскажу. Только поесть принесите.
— Проголодался никак? Чего, плохо кормили на генеральской даче?
— Хорошо. Но мало, — буркнул Грингольц.
— Ладно, потерпи, сейчас придумаем что-нибудь, — сжалился Грязнов-старший.
Он нажал кнопку селектора и попросил секретаршу раздобыть какого-нибудь провианта. Через десять минут Гриша уписывал за обе щеки горячие пирожки с мясом и запивал их сладким чаем. Когда с трапезой было покончено, Грингольц вытер рот салфеткой и сказал:
— Все дело в том, что я видел, как убили Бакатина.
— Убили?! — вскинулась Лада.
— Убили, — веско повторил Грингольц. — Его на моих глазах скинул под поезд какой-то человек.
— Почему ты не рассказал об этом полиции? Описать его сможешь?
— Вы смеетесь? Я не хотел последовать вслед за шефом.
— Но мы смогли бы позаботиться о тебе. Существует, в конце концов, программа защиты свидетелей.
— Ага, — криво усмехнулся Гриша. — Кто бы стал защищать судимого эмигранта, работающего на мафию? Я предпочел другой путь. Позвонил московской жене Бакатина. Я не знал, что на самом деле они не женаты… Спросил Бакатину… Мне нужно было заключить с ней сделку. Я отдаю ей ценную информацию, касаемую мужа, его банковских счетов и прочих дел, а она помогает мне вернуться в Россию и устроиться здесь. Майя согласилась, поспособствовала, через своих людей в Америке передала новые документы. Затем мы разыграли спектакль с моей безвременной кончиной…
— Стоп, стоп! Кто это мы?!
— Так я и сказал. Хватит уже из меня стукача лепить. Здесь вам не Штаты. Скажу только, что у меня есть знакомый доктор, который раздобыл кровь моей группы, а остальное — дело техники.
— Ясно, — кивнула Лада, — без братцев Тавиани, как обычно, не обошлось. Кажется, младший из них Антонио — нейрохирург, верно?
Гриша только молча открыл рот и молча закрыл его.
— Ну ладно, что дальше было?
— Дальше… В тот же день я вылетел в Москву. Я не ожидал, что в Шереметьеве меня будут встречать. Думал, созвонимся, я отдам дискету с информацией и больше никогда и ни за что не встречусь с этой семейкой и вообще забуду все как страшный сон. Заживу другой жизнью. Даже жениться собирался! Вот.
— Как это трогательно, — воскликнула Лада. — Раскаявшийся Грингольц в мечтах о счастливом будущем! И на ком же ты намерен жениться? Уж не на бакатинской ли осиротевшей подруге? Что-то не похоже, судя по тому, как она тебя принимала.
— На однокашнице, — буркнул Грингольц. — По детскому саду.
Денис и Лада покатились со смеху. Грязнов-старший по-прежнему невозмутимо молчал.
— Никогда не понимал стремления отдельных индивидуумов всеми возможными способами осложнить себе жизнь и навертеть в одну секунду столько проблем, которые придется расхлебывать десятилетиями, — сказал Денис.
— Перестаньте галдеть, — возмутился Грязнов-старший. — Пускай продолжает.
Грингольц потребовал еще чашку чая и снова заговорил:
— Ну так вот. В аэропорту меня ждала сама Майя, когда я показался, ее люди крепко взяли меня в оборот и заявили, что я поеду с ними. Их лица не предвещали мне ничего хорошего. Я понял, что, если отдам им дискету, меня тут же убьют. Так что я не без труда отпросился в туалет и спрятал дискету там.
— Другого места не нашел? — поинтересовался Денис.
— Да говорю же, не отпускали меня никуда, в сортир и то следом пошли. Хорошо хоть в кабинку без присмотра запустили. Ну а потом запихнули в машину и привезли на дачу. Там стали требовать дискету, а я сказал, что смогу отдать информацию, только когда буду полностью уверен в своей безопасности. А Бакатина… ну то есть Рогачевская, сказала, что я не выйду оттуда, пока она не получит того, что ей нужно. Замкнутый круг, словом. Меня заперли и оставили. Предложили время на обдумывание ситуации. Я уже готов был сдаться, но тут появились вы…
— И вырвали из лап коварных злодеев, — закончил Денис.
— Вот именно, — подтвердил Грингольц.
— Долго репетировал? — поинтересовалась Лада.
— Кончайте балаган, — прикрикнул Грязнов-старший. — Дуй, давай, за дискетой. — Вячеслав Иванович повернулся к Денису.
Денис разозлился:
— Лучшего места ты, Григорий, для важных документов и не мог отыскать?!
— А чего тебя так напрягает? — взвился и Грингольц. — Я же ее не в коровьем навозе закопал.
— Отдельное за это спасибо. И куда же ты ее дел?
— Спрятал за плиткой. Там в одном месте плитка отходит, я вынул ее осторожно, положил дискету в нишу и вставил обратно.
— Ты можешь себе представить, как я обстукиваю всю плиточную кладку на предмет обнаружения дискеты?
— Не надо ничего обстукивать, двадцать пятая плитка сверху и шестая слева.
— Надо же какой Штирлиц! Долго, наверное, в туалете-то сидел, все плитки пересчитал. Преследователи твои, поди, заждались. Какая кабинка?
— Не помню.
— Как это не помню?!
— А вот не помню, и все. — Грингольц прекрасно все помнил, но хотел хоть немного помучить этого наглого молодого сыщика.
— Ненавижу, — процедил Грязнов и поднялся.
— Куда ты? — удивилась Лада.
— На экскурсию по туалетам Шереметьева.
Тут уж засмеялись все.
13Денису не повезло. Помещение с заветной табличкой WC встретило его очередью. Тяжело вздохнув, Денис к ней присоединился. Томительные минуты ожидания, и, наконец, Грязнов проник в кабинку и бросился отсчитывать плитки. Двадцать пятая сверху… Шестая слева… Квадрат кафеля держался, как влитой, не выдавая никаких признаков тайника Грингольца.
Он вышел, постоял возле зеркала, помыл руки и снова встал в очередь — в следующую кабинку. Последовали еще несколько томительных минут ожидания — и снова неудача. Денис отстоял в очереди семь раз, изучил все таблички и интересные надписи на стенах. Каждый раз, выходя ни с чем, Денис проклинал несчастного Грингольца и все больше подозревал, что его провели…
И вот в последней кабинке двадцать пятая плитка сверху и она же шестая слева поддалась под нажатием руки и отошла от стены, под ней Грязнов-младший увидел черный квадрат дискеты, приклеенный жвачкой.
Через час он примчался в МУР. Грингольца в кабинете дяди уже не было. Вячеслав Иванович с Ладой о чем-то мило ворковали. Девушка смеялась, а Грязнов-старший, распушив перья, вышагивал вокруг ее кресла и что-то рассказывал.
