— В каком смысле? — выдохнул я, хотя, само собой, о смысле мне можно было не говорить. Он плавал на поверхности, как первой свежести дерьмо — такой же неприятный и непотопляемый.
— А ты что, думал — дураков нашел? Я видел «Волгу» перед входом. Срисовал ее номера. А если при этом за стойкой бара торчит такой тип, как ты, то сопоставить факты даже конченному идиоту труда не составит. Согласен?
Я кивнул. Трудно было не согласиться с такой убийственной логикой. Причем, для меня она была убийственной в прямом смысле слова. Но каков гуманоид?! Артист! Я простоял с ним за стойкой бара почти полчаса, так и не уразумев, что он замышляет недоброе.
— И что ты теперь делать собрался? — поинтересовался я наконец.
— Отвезем тебя за город, — мечтательно закатив глаза, проговорил он. — А там, наверное, кончим. Не оставлять же тебя в живых, в самом деле. После того, что ты натворил.
— Действительно, — согласился я. — Это было бы глупо.
— Для переговоров Камена найдет еще кого-нибудь, — продолжал развивать свою мысль пятнистый. — А нас он поймет. За твое убийство мне, может, и не приплатят, но и не накажут, скорее всего. Ты меня поставил в безвыходное положение своим поведением — хочу я этого или нет, я должен тебя убить.
— А ты хочешь? — поинтересовался я на всякий случай.
— Хочу, — кивнул он и вздохнул. При этом стал сильно похож на маньяка, перед которым открываются невероятные перспективы воплощения своих больных фантазий в жизнь.
Я тоже вздохнул, хотя и по несколько другому поводу — мне вдруг стало жутко жаль себя, молодого. Но гуманоид на мои чувства плевал. Он повернулся к залу и снова крикнул:
— Васек!
Амбал встал и грузно направился к нам, создавая землетрясение на своем пути. И его фигура не предвещала ничего хорошего. Во всяком случае, я точно знал, что он не деньги мне несет занимать.
— Поехали, Васек, — сказал пятнистый, когда его крупногабаритный напарник застыл, как вкопанный, рядом с нами. — И этого тоже прихватить надо. Что-то его слишком много стало. Нужно подсократить.
Васек оскалил зубы и, довольный, повернулся ко мне:
— Никогда не любил докторов.
— Очень напрасно, — возразил я и хотел было добавить, что они в свое время сохранили Ваську жизнь, не сделав аборт его матери, хотя нужно было. Но, взглянув на громадные кулаки, передумал. Вдруг он обидчивый, этот Васек. Тюкнет разок по темени, и вполне достаточно будет, чтобы я по углам гадить начал. А я не кот, желание гадить по углам у меня отсутствовало. И я промолчал.
Васек таки протянул руку в мою сторону. Я отшатнулся:
— Это ты чего?
— В машину пошли! — сказал он.
— Только без рук! — возразил я. — Сам дойду, ноги есть.
— Смотри мне! — Васек снова сжал огромную ладонь в чуть менее огромный, но куда более впечатляющий кулак и сунул его мне под нос, чтобы, стало быть, я и крупным планом насладился. — Попробуешь сбегнуть — зашибу!
Грамотностью он не блистал. Впрочем, трудно ожидать хрестоматийной строгости речи от сексуально озабоченного бронепоезда. Зато сила убеждения в нем присутствовала несомненная. А потому я кивнул, сглотнул-таки комок в горле и, слегка порадовавшись, что великая сушь во рту прошла, направился к выходу.
На улице царили тишь, гладь да божья благодать. Людей вокруг не наблюдалось, а если они и были, то им было глубоко до лампочки, что меня из ночного клуба уводят самым нечестным образом. Допускаю, что со стороны я и Васек, шедший следом, напоминали старых школьных товарищей, а гуманоида, замыкавшего шествие, можно было принять за нашего потрепанного жизнью и неудачными опытами учителя химии. Но мне от этого было не легче.
— Серый «Шевроле», — задал направление движения пятнистый. — Садись на переднее сиденье, да смотри, не перепутай — твое место со стороны пассажира. Поведет Васек. Он сегодня не пил, он сегодня самый трезвый.
Трудно было не согласиться с таким разумным доводом, а потому я, отыскав в автомобильной толчее серый «Шевроле», подошел к нему и уселся, как и просил гуманоид, на переднее сиденье и именно со стороны пассажира. И сделал это, надо сказать, очень аккуратно, не то, что Васек. Когда он втиснул в салон свою тушу, металл заскрипел, амортизаторы прогнулись и земля стала на десяток сантиметров ближе. Зато пигментированный товарищ, имени которого я так и не удосужился узнать, был легок, как птичка. Он бесшумно впорхнул в салон, устроился сзади и принялся щебетать. Правда, голос у него при этом был препротивный, да и ничего хорошего он не нащебетал:
— Ты ведь не думал, что всех перехитрил, правда? — Черта с два не думал! Именно так я и думал, но признаваться в этом не стал, посчитав сие излишним. — Ты, хоть и глупый, должен был понять, что город у нас маленький, кто-нибудь что-нибудь да заметит. Когда прешь напролом, не бывает так, чтобы все прошло гладко. Судьба, брат, иногда такие кренделя выписывает, что просто диву даешься. И похитрее тебя люди прокалывались. Потому что мы, слава богу, еще не совсем дураки.
Может быть, и не совсем дураки, подумал я, наблюдая, как Васек заводит машину и выводит ее со стоянки на проезжую часть. Но не без придури. Вот взяли и не обыскали пленника. И очень даже напрасно. Потому что сзади за пояс брюк у меня была заткнута «Беретта», хорошо скрытая курткой. Так что, гуманоид, ты даже не подозреваешь, как прав был, говоря, что судьба любит кренделя выписывать. Один такой кренделек вы преподнесли мне, теперь, по законам гостеприимства, моя очередь.
Но выдавать все это на-гора под рубрикой «мысли вслух» я опять-таки не стал — перебьются. Сюрприз должен быть сюрпризом. Неожиданным, как кирпич на голову. Так интереснее. Вместо этого я, вспомнив перепуганного доктора Николая Федоровича и его запропастившуюся пассию Верочку, спросил:
— Послушай, все это хорошо, вы молодцы и вам надо ленинскую премию имени Крупской вручать. Вы меня ловко уделали и я, конечно, на вашем фоне полным болваном выгляжу. Только ты мне объясни одну вещь: когда вы меня забирали из больницы, зачем вы медсестру с собой прихватили?
— Какую такую медсестру? — удивился он.
— Ну, натурально, обыкновенную. В белом халатике. Зовут Вера.
— Да пусть ее хоть Гюльчатай зовут — нахрен она нам нужна?
Вопрос был вполне резонный. Я и сам, когда перепуганный доктор рассказал свою историю, удивился: нахрен похитителям меня еще и медсестра? Я был им нужен в плане переговорного процесса, а из медсестры в этом смысле каши не сваришь. Разве что Ваську для удовлетворения половых потребностей, но, опять же, овчинка выделки не стоит — это будет уже преступление, к которому вполне подойдет приставка «совершено с особым цинизмом». Так что шлюх использовать, хоть и накладнее, но вернее.
— Не знаю, — в итоге согласился я. — Просто из больницы со мной еще и медсестра исчезла.
— Мы тут не при делах, — заверил меня пигментированный. — Если она сделала ноги, то без нашего участия. Была там какая-то, доктора подруга, но я ее имя использовал, только, чтобы доктора запугать.
Ну да. В общем, Николая Федоровича порадовать было нечем. Расследование дела по исчезновению его пассии мною было проведено, и результаты оного были никакие. Правда, специально и глубоко я в этот вопрос не вникал, но ведь и не обещал этого, согласитесь? И потом… Сначала нужно разобраться с пятнистым и его напарником. Как сказал один знакомый хохол — не кажи «гоп», пока нет результатов анализов.
— Это я ее, — вдруг хохотнул Васек.
— Чего «ты ее»?! — ошалело спросил пигментированный.
— Из больницы сманил, — пояснил он и еще раз хохотнул.
— Ты-ы?! — в голосе пятнистого было столько удивления, словно Васек только что сообщил, что открыл теорию относительности, решил теорему Ферма и сбросил яблоко Ньютону на голову, причем проделал все это одновременно. Ну, не способен был Васек по своим умственным параметрам сманить женщину не только из больницы, но и вообще откуда бы то ни было. — Как это ты умудрился?
— А че? — Васек, польщенный нашим вниманием, не стал ничего скрывать, и выложил карты, как гадалка — мастью вверх. — Мы же с ней в одном классе учились. Самая шалава была. Ее все пацаны трахали с седьмого класса. Я тоже. Помню, как-то в туалете нас завуч застукал… Вот воплей было!.. Ну, стою я, значит, возле машины, жду, пока вы там с этим гавриком, — он ткнул большим пальцем в мою сторону, — управитесь, гляжу, на третьем этаже окно открывается, оттуда голова высовывается и спрашивает: «Васька? Самохин?» — «Ну, — говорю. — А то». — «Это, — говорит, — я, Верка Однорукова. Погоди, спускаюсь». Ну, спустилась, пообнимались, про старое вспомнили. «Помнишь, — говорит, — как прикольно было?». Базару нет, помню. В общем, слово за слово, дал я ей ключ от хаты, объяснил, как найти, утром приезжаю, смотрю — она ждет. Мы с ней уже два дня трахаемся — и так, и так. Хорошо.
