— А может, ей просто страшно одной в доме, как ты думаешь?
Джо пожал плечами и проворчал:
— Этой девке, по-моему, сам дьявол не страшен. Просто оторви да брось, а не девчонка.
— Может, ты разрешишь мне пригласить ее куда-нибудь? — лукаво спросил Джимми. — Мне кажется, с такой особой мы должны спеться…
— Слушай, да ведь ей всего тринадцать лет. Я тебе ноги оторву, понял? — вскипел Джо.
Джимми умоляюще замахал руками:
— Дяденька, пощади! Я больше не буду, честное слово, дяденька!
— Дурачина ты все-таки, — улыбнулся Джо.
— Какой есть, — улыбнулся в ответ Джимми.
— Ладно, пошли в дом, — сказал Джо.
— Ты мороженое-то не забудь, — напомнил Джимми.
— Ну а как же…
Джо прихватил пластиковую коробку с мороженым, и они зашагали к дому.
— Что это вроде как гарью пахнет? — спросил Джимми, принюхиваясь к вечернему воздуху.
— Это пахнет жареным Майком Меджусом, — криво усмехнулся Джо.
— Как это? — не понял Джимми.
— Ну, помнишь, я тебе говорил про Майка, который мне сосватал Кори?
— А, ну да, — вспомнил Джимми.
— Ну вот: аккурат здесь и взорвалась его машина. Причем вместе с ним самим.
Джимми присвистнул:
— Неплохо… Это у тебя стиль жизни такой: чтоб рядом обязательно автомобили на воздух взлетали, да?
— Вроде того.
— Слушай, а почему ты про этого Майка так недружелюбно говоришь? — спросил Джимми.
— Потому что он был изрядным говнюком, вот что, — пояснил Джо.
— Чем-то тебе насолил?
— Да, подложил в мою семейную пиццу кусочек дерьма, — неохотно сказал Джо. — Но это уже неважно. Эта пицца и без того уже протухла. Ладно, чего тут толковать. Тебе-то какая разница? В общем, факт тот, что мужика в один момент не стало: бум — и все.
— Не ты ли ему бомбу-то подложил, а? — засмеялся Джимми.
— К сожалению, не я.
— То есть ты думаешь, что твоего дружка гробанули в связи с Кори? — спросил Джимми.
— Да, теперь я просто убежден в этом.
— Выходит, с очень крутыми ребятами мы связались, да?
— Похоже на то… И все только начинается, как я понимаю.
— Начало получилось довольно-таки оживленным, — констатировал Джимми.
— Не боишься? Они вряд ли теперь успокоятся. Тут уж — или мы их, или они нас. Серединки не предвидится. Может, тебе лучше не ввязываться в это дело?
— Ну вот еще! — негодующе фыркнул Джимми. — Бояться всяких засранцев! У меня к ним свой счет, понял? Я им за Кори глотки перерву!
— Если тебе самому до тех пор башку не прострелят, — уточнил Джо.
— Ладно, у тебя башка тоже не бронированная. Тебе-то зачем нарываться?
— Да так, из принципа.
— Что это за принципы такие, из-за которых ты под пули готов лезть?
— Нормальные мужские принципы.
— Да они не мужские, а какие-то мальчишеские, что ли, — сказал Джимми.
— Может, и так. Я ведь был бойскаутом когда-то — наверное, это и сказывается.
— Ерунда какая — бойскаутом. Это уж просто игра такая, не больше.
— Считай, что я продолжаю играть до сих пор, — сказал Джо.
— И много вас таких осталось, как ты думаешь?
— Не знаю… — неохотно ответил Джо. — Думаю, что немного. Может быть, я вообще последний бойскаут… Ладно, пошли, хватит трепаться…
Они вошли в дом. Из гостиной доносились грохот и выстрелы.
— Господи, везде одно и то же, — вздохнул Джимми. — Просто ненормальная какая-то страна.
— Страна как страна, — сказал Джо. — Другой у нас с тобой нет.
— И то верно, — кивнул Джимми.
— Проходи в гостиную — полюбуешься на мое сокровище, — предложил Джо.
— В гостиной сидела в кресле худенькая большеглазая девочка с каштановыми волосами, небрежно перехваченными голубой ленточкой. Она пускала пузыри бабл-гама и увлеченно таращилась на экран телевизора: там здоровяк Брюс Уиллис вел перестрелку сразу с десятком бандюг. Увидев входивших отца и его гостя, девочка никак не отреагировала.
— Ты почему не спишь, Дерен? — строго спросил Джо, нахмурив брови.
Дочка покосилась на него и ничего не ответила. Потом взяла лежащую у нее на коленях игрушку — перчаточную куклу в виде медведя, надела на руку. Медведь пошевелил лапками, учтиво поклонился. Затем разинул маленькую алую пасть и произнес дочкиным голосом:
— Дерен смотрит телевизор.
— Да, я это вижу, — сказал Джо, слегка раздражаясь. — Ты не могла бы смотреть что-нибудь менее дурацкое?
Медведь на ее руке укоризненно покачал головой и заявил:
— Между прочим, она очень на тебя злится.
Джимми весело хихикнул, но Джо продолжал оставаться серьезным. Он щелкнул медведя по носу и сказал, обращаясь к нему:
— Вот что, косолапый: пусть она разговаривает с папой по-человечески.
Медведь прикрыл морду лапками, словно бы смутившись. Дерен сняла игрушку с руки и спросила у отца, внимательно его разглядывая:
— Что с твоим лицом? Ты что — с кем-нибудь дрался, да?
— Надо же — она разговаривает! — восхитился Джо, иронически усмехнувшись. — С моим лицом ничего, у меня всегда такое лицо.
Дерен перевела взгляд на Джимми и спросила у него, кивнув на отца:
— Что у него с лицом?
Джимми пристально посмотрел на физиономию Джо, украшенную несколькими свежими ссадинами, и пустился в объяснения:
— Ну что — ничего в общем особенного. Ну, нос слишком длинный, глаза чересчур злобные, да и побриться бы ему не помешало…
— Эй-эй, как смешно — просто описаюсь сейчас со смеху! — недовольно сказал Джо и добавил: — Это моя дочь Дерен. Прошу любить и жаловать.
— Меня зовут Джимми, — отвесил тот галантный поклон и шаркнул ножкой сорок пятого размера.
Дерен с любопытством рассматривала Джимми. «Господи, какая славная девочка, — подумал он. Какое счастье — такую доченьку иметь…»
Девочка вдруг захихикала:
— А что это у тебя там за номер на голове? Это как номер машины — на случай, если голову украдут?
— Нет, это мой номер в школе, — отшутился Джимми.
— А у тебя что — скоро выпускные экзамены?
В ее голосе чувствовалась некоторая агрессивность, и Джимми счел за лучшее не вступать в перепалку:
— Я смотрю, ты не хочешь, чтобы к тебе лезли? — сказал он примирительно. — Ладно, я ухожу на скамейку запасных.
— Дерен, а где мать? — спросил Джо.
— А какое тебе дело? — окрысилась та в ответ.
— Эй, Джо, она такая же очаровательная и учтивая, как и ты, — прокомментировал Джимми. — Гены сказываются со страшной силой.
Но Джо пропустил его реплику мимо ушей. Он с трудом давил нарастающее в душе раздражение. Что за дела — неужели нельзя разговаривать с отцом повежливее? Почему из прелестных крохотных созданий вырастают такие грубые чертенята? Когда-то он качал ее на коленях, рассказывал сказки про Винни-Пуха и Тяни-Толкая, строил огромные дворцы из кубиков… Дети всегда были загадкой для Джо: столь проницательный в отношении людей взрослых, он терялся рядом с детьми. Отчего так происходило? Наверное, оттого, что со стороны детей не ждешь подвоха или каверзы, полагая, будто только взрослые на такое способны. И вдруг нежное создание выдает отъявленную гадость и ведет себя — хуже некуда, будто назло. Пока Дерен была малышкой, было проще: она редко капризничала или плакала. Но едва чуть подросла — и какой-то бес в нее вселился. И Джо прекрасно отдавал себе отчет в том, что тут во многом его вина: не смог построить настоящую семью, не смог быть достойным отцом. Ему так хотелось обнять дочь, зарыться лицом в ее чудесные каштановые волосы, сказать что-то ласковое, нежное… Но он не умел этого сделать: то ли душа огрубела, то ли просто не дано… Неужели Дерен никогда не посмотрит на него так радостно, как смотрела, будучи совсем малюткой, неужели никогда не рассмеется радостно, заслышав его шаги: «Папочка пришел!»… Неужели ему уже никогда не испытать счастья отцовства?
— Послушай, я тут мороженое принес — хочешь? — обратился Джо к дочери.
— Оставь меня в покое! — взорвалась Дерен. — Я тебя ненавижу вместе с твоим мороженым!
— Господи, ну вылитая мамочка! Джо стиснул зубы и перевел дух. Спокойно, спокойно — только не сорваться на крик, на ругань…
— Ты все еще злишься на меня за то, что я не отпустил тебя на свидание с твоим дружком Томми, да? — спросил он, стараясь говорить ровным тоном.
— Да! — мстительно ответила Дерен. — Ты ужасно испортил тогда мне настроение! Ты мне жизнь чуть не поломал!
Знакомая фразочка, подумал Джо. Сара тоже любит делать такие заявления.
— Ты что — не разрешаешь ей с мальчиком встречаться? — вступил в разговор Джимми. — Что тут такого-то?
— Болван, да ей же всего тринадцать лет! — резко сказал Джо.
Джимми снова притих и принялся с деланным вниманием рассматривать висящие на стене эстампы с итальянскими пейзажами.
