– Ну как ты, Кошин?
– Нормально, вот нога только… сломана… а так… спасибо вам, товарищ старший…
Слова Дмитрия прервал приступ кашля, перешедшего в рвоту.
Стрельцов встал, почувствовал боль в левом боку. Потянулся. Кости вроде целы, иначе боль пробила бы тело. А коли кости целы, то мясо, как говорится, нарастет. Он посмотрел на солдата. Того выворачивали приступы рвоты; он сплевывал на землю желтовато-грязного цвета сгустки.
Подъехал санитарный «УАЗ». Над полем прошел, набирая высоту, третий «Ил-76». После происшествия с Кошиным десантирование сводного подразделения, находящегося на третьем борту, было отложено, и экипаж получил приказ возвращаться в Дягилево.
Из «УАЗа» выскочили медики, бросившиеся к Кошину. К взводному подошли руководитель прыжков, заместитель командира полка по воздушно-десантной подготовке и командир батальона. Голубятников спросил подчиненного:
– Как ты, Юра?
Старший лейтенант пожал плечами:
– Да в порядке вроде.
– Молодец! Благодарю за службу!
– Служу России!
Руководитель прыжков также поблагодарил офицера за спасение подчиненного и отошел к медикам.
Стрельцов спросил у комбата:
– Закурить не найдется, товарищ подполковник?
Голубятников протянул взводному пачку сигарет, зажигалку.
– Чего за бок-то держишься? Травму получил?
– Да вот о бугор ударился.
– Ребра-то целы?
– Целы. Ушиб сильный, но это ерунда, пройдет.
Вокруг начали собираться офицеры рот. Подошли ротные, которые прыгали последними и видели, как Стрельцов спасал молодого бойца. Макарьев похлопал взводного по плечу:
– Молодчик, Юра! И как ты успел среагировать на Кошина?! За какие-то доли секунды?
– И ты бы среагировал, окажись на моем месте.
– Не знаю, не знаю!
Комбат взглянул на командиров рот:
– А вам что, делать нечего? А ну, вперед, к личному составу! Через полчаса построение батальона и всех приданных подразделений. Парашют Кошина упаковать отдельно, не складывая. Пойдет на экспертизу. А наговориться в полку будет время.
Офицеры отошли. Вернулся руководитель прыжков.
Голубятников поинтересовался:
– Ну как там Кошин? Впрочем, пройду, сам посмотрю. С ним говорить можно?
– Можно, но сейчас не стоит. У пацана стресс. Да это и понятно. Первый прыжок – и такое!
– Ногу сильно сломал?
– В двух местах. Ступня и голень. Начмед сказал, переломы тяжелые, надо Кошина в госпиталь везти.
– Оставим его в Туле?
– Медики решат, в Туле оставлять или в Рязань возвращать. Главное, жив парень; правда, в десанте ему больше не служить, да и лечиться долго.
– Какой для него теперь может быть десант? – Голубятников хмыкнул. – После произошедшего он на парашют и смотреть не захочет.
– Как знать… Но его по травме списывать придется.
Руководитель полетов заметил, что Стрельцов держится за бок:
– А ты в порядке, Юра?
– Нормально!
– Ударился старлей о бугор, – объяснил комбат.
Ротмистров сказал, обращаясь к Стрельцову:
– Так пойди к медикам, пусть и тебя заодно осмотрят.
– Нечего у них делать. Говорю, у меня все нормально.
– Да? Ну смотри! А насчет причины нераскрытия парашюта, – руководитель полета повернулся к Голубятникову, – то ты оказался прав, Святослав! Рано рванул за кольцо Кошин. Считал быстро. Надо дополнительные занятия организовать, да еще раз молодняку объяснить, как вести счет!
– Остальные прыгнули без проблем. А у меня и без дополнительных занятий дел в батальоне по горло.
Подошел начальник медицинской службы полка:
– Травмы Кошина обработали, наложили шину, обезболили. Сейчас солдат спит.
Руководитель прыжков распорядился:
– Ладно, Слава, давай забирай Стрельцова, строй личный состав и на погрузку. Домой пора!
В 19.00 3-й парашютно-десантный батальон и привлеченные к учебным прыжкам подразделения вернулись в полк. Голубятникова встретил посыльный по штабу:
– Товарищ подполковник, рядовой Иванов, разрешите обратиться?
– Обращайся!
– Командир полка приказал, чтобы вы по прибытии в часть явились к нему!
Комбат вызвал к себе начальника штаба батальона, приказал заняться личным составом, сам отправился к зданию управления войсковой части.
Командир полка Серебрянников поприветствовал комбата, указал на стул за столом совещаний. Сам устроился напротив:
– Ну, докладывай, Слава, что у тебя сегодня произошло во время учебных прыжков?
– Как будто подполковник Ротмистров уже не доложил об этом.
– Я, по-моему, задал вполне конкретный вопрос.
– Хорошо! Примите и мой доклад. Во время десантирования 8-й роты у рядового Кошина не полностью раскрылся основной парашют. По предварительным данным, из-за того, что солдат раньше положенного срока дернул за кольцо. Окончательную причину установит экспертиза. Растерявшись, солдат не смог воспользоваться запасным парашютом, и только благодаря решительным, самоотверженным действиям командира 2-го взвода, старшего лейтенанта Стрельцова, который перехватил стропы погасшего парашюта Кошина и удерживал их до приземления, удалось избежать катастрофы. Рядовой отделался двойным переломом ноги, Стрельцов – ушибами. Солдат решением начмеда определен в наш местный госпиталь. Десантирование с третьего борта было отменено, личный состав вернулся в часть. Вот, собственно, и все, товарищ полковник, по случаю с Кошиным. В отношении Стрельцова буду ходатайствовать о представлении старшего лейтенанта к награде. За мужество, проявленное при спасении подчиненного.
Командир полка поднялся, прошелся по кабинету:
– Понятно! Значит, предстоит ждать очередную комиссию!
– В первый раз, что ли, Василий Георгиевич?
– Ладно! Отобьемся, тем более что ЧП обошлось без жертв. Продолжим! Мне начальник штаба на утверждение новый график нарядов принес, ознакомься.
Серебрянников передал комбату таблицу, заполненную каллиграфическим почерком штатного писаря. Голубятников взял график и тут же воскликнул:
– Юрчиков ничего лучше придумать не мог?
– О чем ты, Святослав Николаевич?
– Да вот, к примеру, вторник 27 сентября. Караул и дежурство по столовой.
– Ну и что?
– А то, что утром 29 сентября рота капитана Кошерева должна быть в Дубрах. 26-го числа у 8-й роты ночные стрельбы, 30-го в наряд заступает 9-я рота. И что получается? Если во вторник в наряд заступит 7-я рота, то, сменившись вечером 28-го числа, ей предстоит уже в час ночи четверга начать марш к Дубровичам. А это, как вам известно, тридцать километров, пешком в полной экипировке… Отдыхать-то солдатам когда? К тому же никто не отменял другие занятия, уборку территории.
– И что ты предлагаешь?
– У меня за прошедшие двенадцать месяцев двенадцать выходов было, не считая показных мероприятий, батальонных учений.
– Я в курсе! И спросил, что предлагаешь?
– Или отменить занятия в Дубрах, или наряд с 27-го на 28 сентября.
Командир полка сел на прежнее место:
– Ты же знаешь, Слава, кроме твоих людей, мне ставить в караул и столовую некого. В других батальонах по тридцать-сорок человек осталось, и они загружены под завязку. А задач полку никто не корректировал, хотя и в дивизии, и в Москве прекрасно знают, что у нас здесь, по сути, один батальон, ну, полтора, если все остальные подразделения прилепить! Задачи полку остаются прежними.
– Но в таком режиме мы просто загоняем личный состав. Или этого в Туле и Москве не понимают? Батальон-то, по сути, сейчас, как ни парадоксально это звучит, спасает то, что комплектуется он из призыва в призыв на восемьдесят процентов старослужащими других подразделений. Да, они зачастую раздолбаи, самовольщики, но только им под силу выдерживать эти беспредельные нагрузки. Приходили бы молодые, то мы имели бы кучу проблем. И несли бы потери. В мирное время. Скажу более, у нас бегунов было бы немерено. Но и у старослужащих есть свой предел прочности! Сломаются они, все полетит к чертям собачьим. А если предстоит решать реальные боевые задачи? Кого мы выведем на войну?
Серебрянников ударил ладонью по крышке стола:
– Все, достаточно! Или ты думаешь, я хуже тебя знаю состояние дел в подразделениях и уровень боевой готовности полка? Не хуже. Но сейчас везде так! Понимаешь, везде! На гражданке происходит не пойми что, а мы часть общества. Нам рекрутов из-за границы не присылают. Вместе с обеспечением. А призывают тех, кого еще можно призвать. И мы должны работать с тем, что имеем. Не ныть, а работать.
Голубятников повысил голос:
– По-вашему, я ною, а не работаю? Тогда снимайте меня к чертовой матери! Увольняйте! Сейчас это проще простого. Рапорт на стол, и все дела! Пойду на рынок шмотками торговать. Все спокойней и выгодней.
Командир полка сбавил тон:
– Хорош! Никуда ты не пойдешь. А если обидел, извини, сам на нервах.
Успокоился и комбат:
– В том-то и дело, что на нервах служим! Но так бесконечно продолжаться не может. Потеряем армию. Поэтому надо что-то предпринимать. И немедленно.
