– Я думаю, он ее на иглу подсадил, а здесь использовал в качестве проститутки. Об этом Артур успел сказать. Хотел обрадовать меня напоследок, гнида.
– Ясно! Как на самом деле тесен мир… Надо же было встретиться, и где? На войне. Тебе жаль Марину?
– Не знаю, жаль, наверное, но она сама выбрала свой путь в этой жизни, никто не принуждал. Поначалу не принуждал. А вообще, по-человечески, конечно, жаль. Она хотела что-то мне сказать, не успела, умерла.
– Да, дела!
Взводный взглянул на комбата:
– У вас выпить нет, товарищ подполковник?
– А надо?
– Надо!
Голубятников достал из стола фляжку, налил в кружку немного спирту, протянул ее Стрельцову. Юрий одним глотком выпил. Не по-военному спросил:
– Пойду я?
– Иди, Юр, поспи! Отдохни. Кто знает, что ждет нас завтра? Марину я прикажу переправить в аэромобильный госпиталь, чтобы отправили на родину. Ее есть кому похоронить?
– Есть. Я сообщу адрес, куда следует отправить гроб.
– Добро! Ступай!
Стрельцов вышел из помещения. Голубятников прошел в комнату отдыха, присел на кровать. Достал из кармана Галины серьги. Проговорил тихо:
– Вот и спасли они меня, Галя! Возьми снайпер на сантиметр правее, и пробил бы шею. Но талисман отвел ствол боевика. Спасибо тебе, дорогая.
Уложив пакетик с серьгами в карман куртки, Святослав лег на кровать. И тут же уснул.
3 января 1995 года.
После ночной антиснайперской операции обстрел позиций батальона резко ослаб. Боевики не отказались от жалящих ударов по десантникам, но вели огонь уже с дальних позиций и малыми силами, что практически не наносило никакого вреда личному составу подразделения.
Поутру к Голубятникову явился Стрельцов.
– Здравия желаю, товарищ подполковник!
– Здравствуй, Юра. Как ночь провел?
– Хреново. Что с Раневичем, не узнавали?
– Будет жить Виталий. В рубашке, можно сказать, родился наш Раневич. Пуля пробила грудь в каких-то миллиметрах от сердца. Легкое прострелено навылет, ну а третья пуля не задела жизненно важных органов, попав под ключицу. Ночью Виталия прооперировали. Операция прошла успешно. Скоро его переправят в рязанский госпиталь. Так что будет жить Раневич!
– Спасибо!
– Мне-то за что? Это медиков благодарить надо.
– И им спасибо.
Комбат подошел к Стрельцову:
– Ты вот что, Юра, давай-ка приводи себя в порядок. А то, смотрю, раскис. А тебе людьми командовать, в бой их вести… Что было, то прошло. Думай о будущем! Если считаешь, что штурмом привокзальной площади война для нас закончилась, то ошибаешься. Застряли мы здесь надолго. А значит, должны держаться, и не просто держаться, а решать боевые задачи. Ты понял меня?
– Так точно, товарищ подполковник. Я в порядке!
– Нет! Пока еще нет, но надеюсь, быстро справишься с собой. Иначе нам нельзя.
– Я навестить Виталия могу?
– Позже. И в Рязани. Вопрос только в том, когда мы туда вернемся.
– И все ли вернемся, – добавил Стрельцов.
– А вот это, Юра, будет во многом зависеть от нас самих. Так что, давай встряхнись. Жизнь продолжается.
Стрельцов вышел, а начальник штаба ввел в командный пункт капитана-артиллериста:
– Представитель штаба дивизии.
– Представитель? Тут до штаба и километра не будет. Чем обязаны, товарищ капитан?
– Я прислан лично генералом.
– Очень приятно! Позвольте узнать, с какой целью?
– Думаю, приятной для вас.
– А если по существу дела?
– По существу так по существу. В штаб пришел приказ министра обороны о представлении всего личного состава 3-го батальона 137-го гвардейского парашютно-десантного полка, выполнявшего боевую задачу в районе железнодорожного вокзала Грозного, к ордену Мужества. Представление оформить списком.
– Значит ли это, что весь батальон по списку представляется к ордену?
– Так точно! И это беспрецедентный в новейшей истории случай.
Голубятников улыбнулся:
– Что ж, новость действительно приятная. А что собой представляет этот орден?
– Мне говорили, что у вас им никто еще не награжден, поэтому привез один экземпляр. Пожалуйста.
Комбат взял коробку, выложил на ладони крест, показал его заместителям:
– А ничего, да? Красивый! Когда представить списки?
– Если возможно, немедленно.
– Хорошо!
Голубятников повернулся к начальнику штаба батальона:
– Займись этим, Сергей Станиславович.
– Но это еще не все, – сказал капитан-штабист. – Есть мнение представить командира батальона, то есть вас, товарищ подполковник, к званию Героя России!
– Вот как? – удивился Голубятников. – Что, одного?
– Нет. К званию Героя представляются начальник штаба полка, осуществлявший координацию действий батальона, командиры приданных вам разведывательной роты, артиллерийской батареи и 9-й парашютно-десантной роты. Генерал просил передать, что высокого звания Героя достойны большинство ваших офицеров, прапорщиков, сержантов, солдат, но пришлось отбирать лучших среди лучших.
– Так это генерал предложил представить меня к Герою?
– Так точно! В этом есть что-то удивительное или странное?
– Дня три назад это было бы более чем странно, но времена меняются, а вместе с ними и люди.
Получив орден обратно, капитан повернулся к комбату:
– Разрешите идти, товарищ подполковник?
– Идите! Списки мы сегодня же передадим в штаб дивизии.
Как только представитель штаба вышел, на КНП проявилось оживление. Голубятникова стали поздравлять, но он пресек действия своих подчиненных:
– Отставить! Быть представленным еще не значит получить Звезду. Меня и в Афгане к Герою Союза представляли, а в итоге что? Два ордена Красной Звезды. Но все это ерунда. Начальнику штаба в срочном порядке оформить списки и передать их в дивизию, остальным заниматься согласно распорядку дня.
Офицеры разошлись по своим местам. Голубятников закурил у окна, вспомнил слова Галины, когда взамен полученных от жены сережек он передал ей свои звезды с погон нижнего камуфляжа. Должен был отдать четыре звездочки подполковника, но одна оторвалась, отдал три, и тогда Галя сказала – значит, четвертая будет золотой. И оказалась права. Вспомнились офицеры и солдаты, павшие в ходе выдвижения к цели и захвата стратегически важного плацдарма. Многое вспомнилось за какие-то секунды. Выкурив сигарету и затушив окурок, Голубятников взглянул в окно. Площадь, разбитые здания, чернеющие черными дырами вместо окон, испещренный пулями и осколками вокзал. И… неожиданная, неестественная тишина. Будто нет никакой войны, фасады домов занавешены декорациями, а батальон принимает участие в учениях. Они закончились, и вскоре декорации снимут, на улице появятся люди, город вновь заполнит жизнь. Но нет. Этого не произойдет. И до возвращения домой еще ой как далеко! Война только начиналась.
Как бы в подтверждение мыслей командира батальона из угла раздался голос связиста:
– Товарищ подполковник, вас срочно вызывает на связь командир дивизии.
Комбат подошел к радиостанции:
– Питон! Я – Лидер!
– Лидер! Я – Питон! В 11.00 прибыть на командный пункт дивизии.
Голубятников вернул гарнитуру станции связисту.
Ну вот! Вызывает генерал. Значит, батальону предстоит решать следующую боевую задачу. Возможно, уже в ближайшие часы. Да, война только начиналась…
