Проплывая мимо иллюминаторов, из которых торчали длинные нити водорослей, мимо беспомощно свисающих повсюду частей такелажа, Полундра чувствовал, как холодок ужаса пробегает по его спине — ужаса перед жестокостью и беспощадностью судьбы по отношению к военным морякам. Машинально старлей заглядывал во все видимые отсеки и углубления на погибшем эсминце, желая и опасаясь одновременно обнаружить там человеческие останки. Разумом Полундра понимал, что такое невозможно — за шестьдесят прошедших лет человеческая плоть разложилась в морской воде, от нее не осталось даже скелетов, однако суеверный ужас не покидал Сергея.
Пройдя носовую БЧ-1, за ним элеваторную шахту, Полундра обнаружил люк, ведущий в артиллерийский погреб. Он испытал огромное облегчение, увидев, что тот открыт настежь и зияет темнотой бездны. Однако в следующее мгновение старлей за-метил, что закрывающий артпогреб люк лишь с наружной стороны покрыт густым слоем ила и водорослей. Тревожный холодок стал нарастать в душе водолаза. Что люк уже открыт, это, с одной стороны, очень хорошо — значит, не потребуется открывать его, ежесекундно рискуя подорваться на пролежавших шестьдесят лет в морской воде боеприпасах. Но люк был закрыт все эти шестьдесят лет, что эсминец пролежал на дне! Иначе бы весь артпогреб внутри оброс водорослями и покрылся илом. Значит, кто-то открыл этот люк совсем недавно. Кто и зачем? И почему вода здесь такая мутная?
Тревожные предчувствия еще больше окрепли в его душе: все это было не просто так. Обычно вода на глубине почти прозрачна, если только нет каких-либо подводных течений, баламутящих придонный ил Здесь же явно не было никаких течений. Если ил снаружи эсминца могли поднять опустившиеся на дно якоря буев, то что могло взбаламутить ил внутри затонувшего корабля? С предельной осторожностью Полундра стал спускаться внутрь.
Ряды бурых конусов шестидюймовых снарядов для носового орудия, снаряженные кассеты для зенитных установок, беседки для патронов — все находилось на полках в идеальном порядке. Элеваторные шахты, по которым боеприпасы поднимались наверх, к орудиям, были закрыты. Это означало, что в момент своей гибели судно шло нормальным ходом, его команда и не собиралась защищаться.
Полундра проследовал дальше вниз. Он знал, что ценный груз, наличие которого приказал ему проверить кавторанг, должен находиться где-то в самой глубине погреба, за семью замками. Внезапно Сергей чуть заметно вздрогнул, напрягся, пристально вглядываясь в едва различимую муть вокруг него. Люк, ведущий в самый нижний, самый секретный отсек, был распахнут настежь. Но ведь по уставу этот отсек артпогреба должен непременно оставаться закрытым и даже опечатанным на протяжении всего плавания, даже в случае ведения боя, матросам абсолютно нечего делать там. А при затопле— нии эсминец не вел никакого боя. Тогда почему же открыт этот люк?
Мгновение поколебавшись, Полундра потушил свой фонарь. В образовавшейся темноте стало отчетливо видно, как в самой глубине артпогреба мерцает тусклый, едва различимый свет. Осторожно заглянув внутрь погреба, Полундра увидел штабеля тех самых цинковых ящиков, о которых ему говорил кавторанг. В свете химического фонаря — точно такого же, как и у самого Полундры — цинковые стенки металлически поблескивали, словно не пролежали под водой шестьдесят лет. В этом отсеке артпогреба ила не было вовсе, потому что все годы, что эсминец пролежал на дне, этот отсек оставался герметически закрытым.
Химический фонарь, от которого исходил свет, был укреплен сверху так, чтобы наиболее полно освещать небольшое пространство на полу артпогреба. Там, на этом небольшом пространстве, был отчетливо виден водолаз в гидрокостюме и точно таком же, как и у самого Полундры, снаряжении, какое находится на вооружении российского флота. На полу перед неизвестным водолазом стоял цинковый ящик. Огромным, с широким и прочным лезвием, водолазным ножом водолаз пытался поддеть цинковую крышку ящика, чтобы открыть ее.
Если коммерсант Борис Стариков и раньше не любил появляться в военном городке, откуда он, между прочим, был родом, то после драки в ресторане с Павловым его ненависть к этому городку еще больше усилилась. В который раз уже коммерсант Стариков, сжимая с досады кулаки, клялся самому себе больше в этом городке не появляться и никаких дел там не иметь. Однако волей-неволей появляться приходилось. Во-первых, Наташка — он чувствовал, что она значит для него больше, чем говорящая сексуальная кукла, каких, собственно, полно и в Мурманске. С ней дело складывалось уж больно удачно, подворачивалось столько возможностей держать ее в узде — болезнь отца, эта драка… Те двадцать тысяч баксов были мелочью, откровенно говоря, любая мурманская длинноногая шалава в два счета высосала бы из него намного больше. Нет, с Наташкой получалось все очень хорошо.
Во-вторых, к порту его родного городка было приписано гидрографическое судно — его, Бориса Старикова, безраздельная собственность. Коммерсант попытался было приписать судно к Мурманску. Но кавторанг Мартьянов, с кем они решали этот вопрос, встал на дыбы и принялся объяснять, что весь экипаж его живет в том самом городке — не летать же им теперь на службу самолетом. Коммерсант тем не менее навел справки. Но когда ему назвали сумму, которую он должен будет выплатить еще и за это переоформление, махнул рукой и отказался от этой затеи. «Хрен с ними, — думал Стариков, — пусть судно остается там». Так он опять нарушил свой зарок и связался-таки с родным городком, который приносил ему одни несчастья. Однако в данном случае это диктовалось прямой необходимостью.
Как бы то ни было, лишний раз появляться на родине Борис Стариков не любил. Он давно уже поселился в Мурманске, столице российского Заполярья, устроился там с комфортом, оборудовал себе офис по всем требованиям евродизайна, купил лицензию на предпринимательскую деятельность. Офис был оборудован по всем правилам: там находились всяческая оргтехника, компьютер, принтеры, куча всякой деловой литературы и справочников. Борис Стариков едва имел понятие, для чего все это нужно, однако с важностью восседал посреди всего этого офисного великолепия. Для работы со всем этим в офисе существовала секретарша — высохшая дама лет сорока — Борис Стариков не искал интимных утех на рабочем месте. Зато в его офисе были удобное директорское кресло и большой письменный стол со множеством всяких принадлежностей и наворотов.
За этим письменным столом коммерсант и просиживал большую часть того времени, когда он оказывался в своем офисе, обсуждая кое-какие второстепенные дела по телефону со своими «коллегами», с удовольствием потягивая горячий кофе, что готовила ему мымра-секретарша, и время от времени рассеянно поглядывая в окно. Настоящие дела в бизнесе делались вдали от офиса, при личных встречах в самых крутых местах — сауне, на теннисном корте, на вечеринке.
Несмотря на то что появляться в родном городке Стариков не любил, один разок съездить туда все-таки пришлось. Надо же было осмотреть то самое гидрографическое судно, за списание которого он выложил такие сумасшедшие деньги — практически весь свой капитал — да еще залез во все возможные и невозможные долги. Отправляясь в городок, Стариков спросил кавторанга Мартьянова, будет ли там, на борту судна, этот дикий старлей по кличке Полундра, по милости которого он попал в больницу. Пряча насмешливую ухмылку, кавторанг стал уверять, что Полундры в тот день точно в городке не будет, он уехал в Мурманск заливать тоску-печаль. Так что Старикову совершенно нечего опасаться… Чуть заметную ироническую ухмылку видел Борис на лице кавторанга и впоследствии — взойдя на борт стоявшего у гражданского причала бывшего гидрографического судна ВМФ РФ. Мартьянов, как невесту на выданье, нахваливал свое судно, показывая его отсеки, расписывая назначение и возможности его оборудования, а под конец крепко, по-морскому пожал ему руку.
Злоба закипала в душе Старикова при мысли о нахальных искорках, мелькавших в глазах этого нищего моремана. Но ничего! По крайней мере, с тем диким старлеем он еще разберется. Мало того, что тот останется с носом, спускаясь в артпогреб, будет рисковать жизнью ради его, Бориса Старикова, благосостояния, а сам за свою работу получит жалкие гроши! Он еще так устроит, что Полундре придется отвечать по суду за самовольное проникновение на борт затонувшего судна, фактически на территорию другого государства, осквернение братской могилы, за которое морское право предполагает весьма суровые наказания. Стариков уже консультировался с юристами — и нашими, и американскими, — те уверили его, что это все вполне реально, надо только не скупиться. И он не поскупится, черт возьми! Разумеется, когда операция будет закончена и он станет богаче, чем все его американские родственники вместе взятые. Они в свое время отказались принять его в Америке, хотя он так просился туда. И тем не менее они все как один отказались послать ему приглашение. Ну ничего, этим он тоже еще покажет! Они еще двадцать раз пожалеют, что никогда не принимали его всерьез!
