Вечерняя Ялта расцвела многочисленными огнями. Рестораны, кафе, бары, облепившие все побережье, соревновались друг с дружкой в иллюминации, вычурности неоновых вывесок и громкости музыки.
Многочисленные парочки прогуливались в тишине каштановых аллей, донельзя довольные жизнью. Занятые собой, люди не обращали внимания на идущего не спеша высокого мужчину в белой рубашке и джинсах, как, впрочем, и на загипсованную руку, что вполне устраивало Крытого. Сейчас он меньше всего нуждался в посторонних взглядах.
Всего полчаса назад он покинул больницу, благоразумно «забыв» предупредить об этом главврача. Вынудили его к такому шагу крайние обстоятельства...
После выяснения отношений со снайпером, которого Крытый вычислил как нельзя более вовремя, он вернулся в свою палату. Не прошло и часу, как в коридоре послышались голоса. Один из них, как сразу определил Рублев, принадлежал главврачу, второй тоже показался положенцу знакомым. Голоса приближались, и вскоре уже можно было разобрать отдельные слова.
– Вы не можете, он в тяжелом состоянии... – возмущался Марк Савельевич. – Лишний раз беспокоить...
– Крайне необходимо, – отвечал ему уверенный командный голос.
Крытый понял, что к нему пожаловал мент. Действительно, дверь палаты чуть не пинком распахнули, и старлей, знакомый уже Григорию, ввалился в палату.
– Оставьте нас, – потребовал он у главврача, и тот, чуточку повозмущавшись, все же вынужден был выйти из палаты.
– Я же сказал вам, что ничего не знаю! – сразу же предупредил его Крытый.
– Слушай, мужик, не борзей, а? – вызывающе сверкнув золотой коронкой, нагло посмотрел на Крытого опер.
– Мужик на телеге лошадь погоняет, а я для вас – Григорий Иванович, – отпел ему Крытый.
– Рубле-ев! Ты тут не у себя дома, – не желая оставлять своего тона, продолжал старлей. – Это там ты крутизна невозможная, а тут ты – просто отдыхающий. А для нас – потенциально опасный для общества элемент, неоднократно судимый вор-рецидивист.
Крытый молча разглядывал нахала, совершенно не смутившись его наездом. Таких, как он, щенков Рублев перевидал на своем веку достаточно и нисколько не опасался наглого мента.
– Где ты был в последний час?
– Это и все, за чем ты пришел? – насмешливо спросил его Крытый.
– Отвечай по-хорошему, когда тебя спрашивают! – Казалось, еще немного, и опер выйдет из себя.
– А ты спрашивай по-хорошему! – оставаясь невозмутимым, ответил положенец.
– Где вы были в последний час? – повторил свой вопрос старлей, переходя на строгий официальный тон.
– Лежал в палате, смотрел телевизор, – кивнул на включенный телик Григорий.
– Кто это может подтвердить?
– А кто это должен подтверждать? – удивился Крытый.
Он сразу понял, с чем связан визит мента. Крытый знал, что после обнаружения трупа снайпера ему не избежать визита милиции, и постарался продумать возможный разговор и принять хотя бы некоторые меры предосторожности. Еще из прошлого визита старлея он сделал вывод, что тот будет вовсю копать под него. Но поскольку он уже тогда понял, что этот ментяра – просто молодая наглая сявка, действующая против него по чьему-то указанию и не отличающаяся хорошей соображалкой, Крытый не особо опасался.
– Как кто? Врач, медсестра!
– Медсестра была в положенное для процедуры время, Марк Савельевич заходил ко мне днем. Да, где-то с полчаса назад я выходил в туалет, медсестра могла меня видеть. А в чем, собственно, дело? Вы беспокоитесь об уходе за больным? Поверьте: с этим все в порядке!
Мент понял, что Крытый просто издевается над ним. И еще он понял, что просто так, с наглого наезда, ему не повесить на положенца убийство снайпера.
– Слушай, Крытый... – начал было опер, но Рублев перебил его, поправляя:
– Григорий Иванович! Про прокурора уже забыл?!
– Слушай, Григорий Иванович, – с явной угрозой в голосе, поправившись, продолжил фиксатый, – тут недавно человек с крыши упал. Так у меня есть основания полагать, что это ты ему помог! Уронил немножко.
– А что за человек? – фальшиво-озабоченным голосом поинтересовался Крытый. – Из числа моих знакомых?
– Это у вас нужно спросить!
Чем дольше продолжался этот бестолковый допрос, тем яснее фиксатый опер понимал, что прижать Крытого ему не удастся.
– Ладно, это еще не все вопросы к вам, Григорий Иванович, – имя и отчество положенца мент произнес голосом, полным нескрываемого сарказма. – Открылись новые обстоятельства по делу ограбления церкви, и есть веские подозрения считать, что вы к этому причастны!
– Надо же! – рассмеялся Рублев. – И каким же местом я там причастен?
– У нас есть все основания полагать, что вы – заказчик! Ваше сегодняшнее состояние – лучшее тому подтверждение!
– Это как же?
– Зря смеешься! – снова взъярился опер. – Все очень просто. Покушение на тебя состоялось сразу после ограбления! Видно: не поделился ты, Григорий Иванович, с подельниками-то? А?
«Уж больно он буром прет, – и не думая отвечать на вопрос и подивившись откровенной борзоте, столь очевидно проявившейся в голосе старлея, подумал Крытый. – Неужели Леве я так круто мешаю, что он готов на все, чтобы я свалил отсюда?! Но почему, я же в его дела никогда не лез? Или все же где-то наши дорожки перехлестнулись?!»
– Кстати, у нас и свидетели есть! – продолжал напирать опер, стараясь придать значимость своему голосу.
– Свидетели чего? – сохраняя прежний тон, переспросил положенец. – Прямо того, как я не поделился?
Наглый ментяра уже порядком ему надоел, и Крытый медленно начинал приходить в состояние тихого бешенства.
– Слушай, ты меня утомил... – устало проговорил опер.
– А уж как ты меня! Кстати, у меня скоро процедуры.
– Крытый, как ты думаешь: наркоту или незарегистрированный ствол у тебя в особнячке найти можно? – задумчиво протянул опер.
– А не пошел бы ты подальше, гнус мелкий? – не выдержав такого нахальства, четко отпечатал Рублев.
Старлею показалось, что Рублев дошел до кондиции и его скоро можно будет легко сломать.
– Или лучше твою мокрощелку с героинчиком задержать? – ударил он по самому больному месту.
Фиксатый не ожидал от Крытого столь стремительной атаки. Вернее, он не ожидал от больного вообще никаких действий. Но эти самые действия последовали, причем довольно быстро!
Крытый буквально слетел с кровати, и его кулачище врубился в офонаревшую физиономию мента. Фуражка с кокардой улетела в открытое окно, а сам опер здорово впечатался в раму. Стекло звонко тенькнуло, но, на удивление, не разбилось. Крытый одним движением здоровой руки поставил борзого ментяру на ноги и, коротко размахнувшись, врезал еще раз. Впрочем, теперь Григорий просто отвел душу, вполне хватило и первого удара – фиксатый был в полной отключке.
Немного погодя Рублев успокоился. Он понимал, что теперь уже в больнице ему нельзя оставаться ни в коем случае.
Нужно было срочно уходить.
«В больничной пижаме я далеко не уканаю!» – невесело подумал он.
Высунувшись в коридор, Рублев быстро огляделся по сторонам.
«Ментяру этого сучьего раздеть?» – мелькнула в голове злая мысль, но Григорий тут же откинул ее. Его шмотки все равно бы не подошли по размеру Крытому. К тому же положенцу западло было надевать мусорской прикид.
В коридоре, на счастье, никого не было. Крытый плотно закрыл за собой дверь и заглянул в смотровую. Еще накануне, на процедуре, он заметил там платяной шкаф.
Закрыв за собой дверь на защелку, он занялся обследованием шкафа. И с этим, что называется, повезло: там висело несколько рубашек, какие-то обычные брюки, джинсы. Только с обувью была проблема.
«Ладно, пока надо шмотьем заняться!» – решил Рублев и, испросив мысленно прощения у хозяев, подобрал себе более-менее подходящую по размерам одежку.
Быстро переодевшись, Крытый тем же маневром, как и попал в смотровую, выбрался из нее. Теперь в коридоре он был уже не один. Спиной к нему медленно дефилировала парочка: мужчина примерно его габаритов, одетый по-больничному, и женщина. Крытый тут же вспомнил, что мельком утром видел, как этот человек выходил из крайней палаты. Добраться до нее не составило Рублеву никакого труда. Так Григорий обзавелся сандалиями и, больше не задерживаясь, по запасной лестнице спустился на первый этаж.
Женщина, сидевшая у входа, чуть рассеянным взглядом проводила мужчину в майке и джинсах, с загипсованной рукой, быстро удаляющегося по направлению к двери. Посмотрела, но ничего не сказала и вновь уткнулась в лежащую перед ней газету.
Рублев оказался на улице. Был поздний вечер, и вскоре должно было стемнеть.
Совершенно не зная, куда идти, Крытый в глубоком раздумье, спустился к морю. Некоторое время он шел по набережной, размышляя над вновь возникшими обстоятельствами. Положенцу было совершенно непонятно, где он мог встрять в интересы Засоркина, поскольку личной неприязни между ними никогда не было. Наоборот, если не друзьями, то уж приятелями они считались точно!
