– Итак, коллеги, прошу высказаться. Нет ли у кого информации, которая пока что не стала общим достоянием?
Да, у меня как раз такая информация была, но я сомневался, стоит ли ее оглашать в присутствии Вени.
Коллеги делиться секретами не спешили. Немного посомневавшись, я все-таки принял решение и поднял руку, как примерный ученик на уроке ботаники.
– Мы тебя слушаем, – поощрительно кивнул Петрович.
И я честно, без утайки, рассказал про «светлячок».
Коллег этот момент чрезвычайно заинтересовал, а Веня ожидаемо впал в депрессию: тотчас же утратил конструктивный настрой и принялся привычно ныть «нет-нет, не может быть… он не такой… он не мог… он добрый мальчик… какой, в ж…, «светлячок»?! Он ни разу в жизни даже травку не пробовал…»
– А что такое «светлячок»? – заинтересовался Домовитый.
– Это «синтетик», совсем недавно изобретенный одним из местных «гениев», – дал справку доктор. – Сильнейший галлюциноген длительного действия, практически не исследован, так что о системных состояниях говорить пока что не приходится: реакция и побочные эффекты могут быть какими угодно. В том числе и… гхм… чрезмерное возбуждение, сопряженное с агрессией и частичной или полной утратой контроля…
– Поклянись, что не врешь! – слезно потребовал Веня, прожигая меня насквозь ненавидящим взглядом. – Поклянись кровью матери, что не оговариваешь моего бедного мальчика! Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты врешь?!
О боже… Меня ты тоже прикажешь расстрелять? Я все более склоняюсь к версии «сумасшедший Веник»: похоже, у вас это вполне себе фамильная черта.
– Клянусь кровью матери (а никто ведь не уточнял, чьей именно матери). Если хотите, можете протестировать меня на «полиграфе». Не подумайте, что это издевательство над вашими чувствами, но когда мы шли на аудиенцию и встретили Веника в зале, он был уже под кайфом. Поэтому он и не узнал меня…
– Ты, маленькое мерзкое чудовище! – с ненавистью процедил Веня. – Ты оговорил моего сына в присутствии Верховного!
– Возражаю! – возмутился я. – Как раз таки в присутствии Верховного я про «светлячок» ни слова не сказал, вы не заметили? Я щадил ваши чувства, решил не подставлять вас под удар, поэтому сказал об этом только сейчас.
– Это легко проверить, – Ольшанский черкнул пару строк на своем листке. – Опросим пост на воротах, посмотрим запись. Если Веник выходил, мы это узнаем. Телефоны Веника «накрыты»?
– Да, – немного поколебавшись, ответил Веня.
Замечательно. Это называется «никакого мониторинга»?
– Это хорошо. Алекс упомянул, что Веник с кем-то говорил, перед тем как выйти из усадьбы…
– Ладно, я дам вам этот разговор. Вообще, если надо, можем посмотреть звонки за весь вечер.
– Да, не помешает. Вениамин, держи себя в руках, сейчас я задам неприятный вопрос доктору… Прошу понять правильно, это для того, чтобы сразу отсеять ложную версию…
Тут Петрович без обиняков спросил, может ли нормальный человек, будучи под воздействием психоактивного препарата, наподобие «светлячка», устроить резню, которую мы наблюдали в усадьбе.
Прежде чем выдать вердикт, доктор некоторое время думал – то ли из деликатности, то ли из чувства профессиональной ответственности. Все напряженно ждали.
Для меня же все было очевидно: я сразу вспомнил, как Веник носился по парку и агрессивно дубасил аниматоров. Причем, прошу заметить, дубасил с явным наслаждением. Так и хотелось заявить «виновен», но в связи с присутствием нервного папаши я скромно промолчал.
Доктор проявил деликатность и в итоге ловко перевел стрелки:
– Повторюсь, препарат не исследован. Можно ожидать какой угодно реакции. Мог ли человек под воздействием препаратов такого типа утратить контроль и впасть в буйство? Ответ положительный, но нас больше интересует другой вопрос. С какой эффективностью будет действовать человек, находящийся под воздействием препарата? Думаю, это вопрос к специалистам. Сформулирую: мог ли Веник – юноша средних кондиций и совершенно неподготовленный к такого рода «экстриму», в эйфории носиться как угорелый по всему дому, резать всех подряд и убить при этом двоих сильных мужчин?
Степа не задумываясь заявил, что это маловероятно. Юра с готовностью поддержал:
– Не знаю, как в бассейне, но на «кухоньке» его бы как минимум пару раз вырубили. Там была толпа здоровенных бухих мужиков, это надо просто, ну, очень шустрым быть, чтоб так лихо разобраться с ними. Не уверен, кстати, сам бы я там справился или нет. Тем более впотьмах, да еще в такой уе…щной маске.
Все дружно посмотрели на «вещдоки», аккуратно сложенные на соседнем столе: упакованные в целлофан маску с клювом, балахон и прочие аксессуары.
Веня окатил Степу с Юрой почти осязаемой волной благодарности и неожиданно впал в конструктив:
– А мы можем провести следственный эксперимент?
– Не вопрос, – кивнул Петрович. – Давайте проведем…
* * *
Угадайте, кому поручили играть роль маньяка?
На этот раз никакой «дедовщины» не было, а логику эксперимента Петрович обосновал в два счета: я ближе всех к Венику по параметрам. Примерно такого же сложения, немного сильнее, немного лучше подготовлен.
Очень не хотелось облачаться в страшную маску.
Одно «очко» треснуло (Степа подбил музейным фонарем), снаружи маска была хорошо забрызгана кровью, и вообще, эта дрянная штуковина мне жутко не нравилась. Меня от нее почему-то бросало в дрожь.
– А разве… нам не надо делать экспертизу ДНК? – заботливо напомнил я.
– Не надо, – Петрович был беспощаден. – Я взял материал с балахона, в том месте, где укусила такса. Остальная кровь нас не интересует.
По звонку Вени секьюрити притащили нам фонарь. Публика рассредоточилась по кабинету, мне вручили серебряную ложку для обуви, дали фонарь, нахлобучили маску и выключили свет.
– Работай, маньяк!
На первой же минуте эксперимента выяснилось, что работать (быстро двигаться и орудовать ножом) в таком виде и в таких условиях невероятно трудно.
Во-первых, «очки» сильно затрудняли обзор даже при включенном свете, а в темноте и при скачущем свете фонаря я чувствовал себя почти слепым.
Во-вторых, здорово мешал «клюв». Примерно в половине случаев, когда я кого-то «резал», то задевал жертву «клювом». От этого маска съезжала в разные стороны – в зависимости от вектора сопряжения «клюва» с жертвой – и приходилось ее постоянно поправлять, иначе ничего не было видно.
В-третьих, почти все «жертвы» в процессе контакта успели выписать мне по паре под…опников (pardon, my French), настолько неуклюж я был в этой дурацкой маске и при пляшущем свете фонаря.
По итогам эксперимента были сделаны два вывода:
– тот, кто устроил резню, долго и упорно тренировался в сходных условиях, в момент совершения преступления четко контролировал ситуацию… – и обладал поистине дьявольской ловкостью.
Первый пункт, сами понимаете, исключал внезапное сумасшествие и спонтанное буйство, равно как и яростный берсеркский припадок, вызванный приемом психоактивного вещества.
После эксперимента одухотворенный Веня позвонил начальнику СБ и спросил о результатах поисковых работ (секьюрити метр за метром прочесывали дом в поисках Веника и Ивана).
Результатов не было.
– Веника можете не искать, – уверенно заявил Степа. – Я вам говорю, его подменили до аудиенции. Тот человек в зале, когда мы шли в библиотеку – это уже не Веник.
В рамках проверки обеих версий мы прогулялись в операторскую. Там был еще один пульт, не такой, правда, грандиозный, как в кабинете хозяина дома, но вполне рабочий, с множеством небольших экранов и системой управления. Мы проверили запись и выяснили, что Веник покидал усадьбу как раз после нашего разговора. Через некоторое время вышел Иван. Веник вскоре вернулся, а Иван – нет.
Все, что было на записи, подтвердили секьюрити, дежурившие в это время на воротах. Действительно, молодой господин выбегал пообщаться к подъехавшему приятелю, о чем секьюрити в установленном порядке сразу же сообщили Ивану. Иван вроде бы уехал с Вениковым приятелем (обратно он не пришел), а сам Веник вернулся. Вот, собственно, и вся «привратная» история.
Мы оделись, взяли фонари и всей толпой прогулялись к тому месту, где, предположительно, стояла машина приятеля Веника.
Так, про погоду вам надо? На оперативную обстановку она не влияет (Степа сказал, что «стилеты» не оставляют следов), но если кому хочется лирики, извольте: кружился легкий снег, волшебными блестками переливавшийся в лучах наших фонарей и устилавший пустую дорогу невесомым белым покрывалом.
– Это бессмысленно, – предрек Степа, когда мы обнаружили на обочине люк. – Если тут работали… эмм… «диверсанты», то там ничего нет, кроме дерьма вперемешку с кислотой.
Мы со Спартаком открыли люк и отшатнулись: снизу шибануло резкой вонью, от которой сразу запершило в горле и полились слезы из глаз. На миг мне показалось, что это ловушка и нас травят каким-то ядовитым газом.
