– К вашим позициям? – удивленно повторил Берса. – А что, здесь уже есть американские войска?
– Ты понял, о чем речь, – с раздражением сказал Томсон. – В условленном месте мы разместим подготовленное подразделение, которое встретит их огнем. Потом на место боя приедут журналисты, которым будут показаны тела и документы.
– Значит, те люди, которые встретят нас на той стороне, тоже не знают реального положения дел?
– Они уверены, что просто угонят технику и дадут интервью, – пояснил Томсон. – После этого им обещано гражданство Польши.
– Глупцы! – воскликнул Берса. – Даже несведущему человеку понятно, что в Польше не будут прятать таких людей. Это глупо. Рано или поздно о них узнают!
– Им выплатили по пятнадцать тысяч долларов и обещали еще.
– Кто поверит, что русские берут на войну свои документы?
– Кому надо, тот и поверит, – ответил Томсон. – Тем более что все тела будут обезображены. Кровь производит сильное впечатление на европейского зрителя и отключает всякую способность думать.
– В таком случае последний вопрос, – заговорил Берса, следя за реакцией американца. – Как будет выглядеть мое спасение?
– Вот об этом ты и должен будешь позаботиться сам, – ошарашил его Томсон. – Тебе придется действовать по обстоятельствам.
На этом разговор был закончен. Чеченец выбрался из машины, и она двинулась восвояси.
– Строиться, – скомандовал разбитыми губами Гниляк, с опаской поглядывая на Берсу.
– Принято решение отправить вас в тыл противника для выполнения первой боевой задачи, – проговорил Берса, дождавшись, когда Гниляк встанет в строй. Я вас учил, и мне придется и отвечать за то, как вы справитесь с делом.
– А что за задача? – неожиданно спросил Мосляк.
– Заткнись! – одернул его Гниляк. – Скажут.
– Я рассчитывал, что сумею сделать из вас достойных воинов, – вновь заговорил Берса. – Но не все в моих силах. Больше это зависело от вас.
– Если мы плохо готовы, значит, надо еще учиться, – осторожно сказал Люгер.
– Нет времени, – ответил ему Берса. – Поэтому я вынужден пойти с вами.
Бойцы переглянулись.
– Не удивляйтесь, – продолжил Берса, довольный произведенным впечатлением. – Я ведь несу ответственность и перед вашими матерями. Как мне потом спать, есть, пить, если я буду знать, что недоучил вас и вы из-за этого погибли!
Глава 34
Неотвратимая необходимость
Когда Вахид выглянул в коридор, санитары уже вкатывали тележку в операционный блок. Он дождался, когда за ними закроется дверь, и стал шарить по стене рукой. Теперь Вахид не боялся, что кто-то проснется и поднимет тревогу. Было ясно, что если в палате и остались раненые, то они без сознания. Возможно, им укололи наркотик.
«А если не раненые? Вдруг здесь работают вирусологи, а это зараженные подопытные?»
Однако он вспомнил, что на лицах санитаров не было масок, и мысленно отругал себя. Наконец Вахид нащупал выключатель и надавил на кнопку. Его взору открылись четыре кровати, на двух из которых лежали люди.
Вахид подошел к мужчине, лежащему у окна. Нижняя часть его лица, белая, как кожа ребенка, зияла порезами и разительно отличалась цветом от верхней, почти черной от загара.
«Кто-то небрежно побрил его, – сделал он вывод. – Зачем?»
Вахид тронул шею мужчины. В нем все еще теплилась жизнь. Он приподнял веко. Все ясно, раненый был в состоянии глубокого наркотического опьянения. Уже не таясь, Вахид отбросил простыню. Этот человек лежал на клеенке и был абсолютно голый.
Его грудь тоже была выбрита, а на животе красовались три гигантских пореза с небрежно наложенными швами. Один, на боку, заклеен пластырем. Странно, ран от пуль и осколков у него не было. Вахид перевел взгляд ниже и увидел почти зажившие пулевые отверстия на ногах.
«У Зелимхана тоже были перебиты ноги, – вспомнил он, и тут его осенило: – Как я сразу не догадался! Ранения в конечности, без повреждения внутренних органов, а разрезы в области почек, печени и поджелудочной железы! Да их попросту разобрали на органы! – Вахид посмотрел на свои ноги, и по его спине пробежал неприятный холодок. – Значит, и мне уготована та же участь? Не выйдет!»
Вахид бросил простыню и перешел к следующей кровати. Здесь та же картина. Молодой парень имел точно такие швы.
«Вот уж точно, кому война, а кому мать родна!» – подумал Вахид и развернулся к выходу.
Он уже был в коридоре, когда мысль о том, что Зелимхан может пока еще быть живым, вынудила его остановиться. Вахид оказался перед непростым выбором. С одной стороны, он обязан помочь родственнику. В противном случае ему до конца жизни придется нести этот грех, а потом предстать перед Аллахом. С другой – приказ.
Немного поколебавшись, он вошел в следующие двери и щелкнул выключателем. Здесь было трое доноров. На ближней к нему кровати лежал Зелимхан. Он тоже был тщательно выбрит, открыл глаза и посмотрел на него осмысленным взглядом.
– Ты?! – едва слышно просипел брат.
– Здравствуй, – выдавил из себя Вахид.
– Но как ты здесь оказался? – проговорил Зелимхан одними губами.
– А ты? – спросил Вахид, вглядываясь в валившиеся глаза и удивляясь тому, как за считаные дни может постареть человек.
– Посмотри! – Зелимхан с трудом, словно свинцовую, приподнял руку и сдвинул простыню в сторону.
Увидев гигантский порез на боку, Вахид сжал кулаки.
– Почему ты в сознании? – спросил он.
– Некогда объяснять. Уходи немедленно! Они уже забрали у меня почку и сейчас собираются вырезать еще что-то. Ты спросил, почему я в сознании. Так вот знай, они еще не все у меня взяли. Поэтому мне делают лишь половину укола. Эти шакалы говорят, что любая химия опускает цену на органы. У остальных просто не подходит сердце. Они обречены.
«Какое кощунство! – Вахид стиснул зубы. – Если рассуждать по логике этих нелюдей, то и барана надо резать не сразу, а по частям. Тогда и мясо будет всегда свежим!»
– Чеченцев они боятся забирать, крадут только раненых. А те мусульмане, которые едут из Европы, сразу попадают на стол! Ты понимаешь?
– Да! – подтвердил Вахид, размышляя, как быть дальше.
– В соседней палате курдские женщины. Это просто бизнес. – Он облизал пересохшие губы. – И мы с тобой тоже. Помнишь груз из музея?
Зелимхан за короткий срок на собственной шкуре понял, что ИГИЛ является всего лишь огромным механизмом по зарабатыванию денег.
– Тихо, – попросил Вахид и слегка наклонился к нему. – Мы уйдем вместе.
– Не выйдет! – Зелимхан сморщился, но тут же снова взял себя в руки. – Я все равно не выживу. Мне даже дышать больно. А что будет, когда обезболивающее перестанет действовать?
– Не говори глупости! – повысил голос Вахид. – По дороге я найду наркотик, а в Турции отдам тебя в лучшую клинику.
– Ты не знаешь, – Зелимхан втянул ртом воздух, словно он был раскален. – Нас там не ждут.
– Тебе нельзя говорить. – Вахид огляделся. – Где твоя одежда?
– Зачем она мне? У меня хотят забрать сердце.
– Что ты такое говоришь?
– Не перебивай! – Голос чеченца вдруг окреп, в глазах появился гнев. – Ты должен убить меня!
– Не смей даже думать об этом!
– У меня телефон. Там номер брата Аслана. Передай ему, что я умер как мужчина, – шептал Зелимхан. – И еще скажи, пусть даже не думает идти воевать. Ты же видишь. Ничего хорошего. О каком халифате речь, если даже здесь на всем делают бизнес? Я совершил глупость. Мои близкие не одобряли моего решения и собирались вернуться на родину. Скажи, теперь им снова закрыта дорога домой?
– Почему? – удивился Вахид.
– Я слышал, что родственников таких людей, как я, на родине не принимают, – проговорил Зелимхан и покрылся крупными каплями пота.
– Это неправда, – заверил его Вахид. – Я позабочусь о том, чтобы их не спрашивали за тебя.
– Но ты сам в таком же положении. Не обещай.
– Будь спокоен, – заверил его Вахид и слегка наклонился к лицу Зелимхана. – Я позабочусь о том, чтобы твои родные вернулись на родину.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Зелимхан.
– Я не тот, за кого себя выдаю. Твой отец – родной брат моего отца…
– Ты шутишь?
– Зачем мне врать? – с тоской спросил Вахид. – Асланбек его зовут.
– Как это понимать? – Несчастный вдруг просветлел лицом и улыбнулся задрожавшими губами: – Брат! Вахид! Отец много рассказывал о тебе.
– Я здесь для того, чтобы такая зараза, как ИГИЛ, не распространялась по миру.
Удар ножа в самую грудь Зелимхана поставил точку в этом разговоре. Вахид вытер лезвие о матрац и некоторое время сидел, глядя на улыбку, застывшую на губах. Потом он встал, закрыл покойному глаза и натянул простыню на лицо.
Крыша за ночь немного остыла. Луна скатилась к горизонту и стала больше.
