В этом пункте полковник испытал нечто вроде угрызений совести. Действительно, ничего нового… А пора бы!
— Все будет выполнено по стандартной схеме, — сухо сказал он. — Полеты. Фигуры высшего пилотажа. Государственный триколор… Бомбу на губернатора я не сброшу.
— Вот-вот-вот, — обрадованно зачастил Рокотов, рядившийся под очкарика-службиста. — Этот ваш триколор. Вы используете для этого…
— Это не только мы используем, — презрительно ответил полковник Корнеев. — Это же делают и французы, и итальянцы… Желаете отхлебнуть из баков? Там краска для распыления.
Вот оно!
Баки!
Краска для распыления!
— Только если закусочка за мой счет, — поклонился Влад.
Командир эскадрильи впервые внимательно посмотрел на этого хлыща.
В конце концов, человек на работе. Он выполняет задание, и видно, что он не слишком этому рад. Он никого ни в чем не обвиняет… хотя с этой публикой нужно держать ухо востро.
Чего ему нужно? Осмотреть аксессуары, ангары? Допуск есть, так что…
Тон Корнеева помягчел.
— Простите за резкость, — сказал он вынужденно. — Здесь шастает много…
Он не договорил, но Рокотов вцепился в недоговоренное:
— В том-то и беда. Я службист, вы сами понимаете. Мне только взглянуть, с чем вы полетите…
Корнеев помягчел еще больше.
— А закусочка? — спросил он неожиданно. — Я понимаю, у нас серьезный режим, но…
Он уже почти пожалел, что раскрылся перед этим гэбистом. Но тот настолько радушно откликнулся, что идти на попятный было нельзя.
Гость похлопал себя по сумке:
— Все предусмотрено, товарищ Корнеев! Двадцать минут вашей доброй воли — и здесь начнется пир горой…
Пир горой — явление не такое редкое, но и не такое частое на авиабазе. Полковник Корнеев подобрел еще больше, усы его распушились.
А спортивная сумка Рокотова изрядно полегчала.
Он уже прошел не один блокпост… Имя Ясеневского далеко не на каждого оказывало магическое действие.
Они приблизились к ближайшему самолету.
— Ну… тут вот у нас шасси, — благожелательно объяснил Корнеев.
— Я догадался, — кивнул Рокотов. — Но хочется в закрома…
— В закрома, стало быть… Так парашютами вы не интересуетесь?
— Не особенно.
— Добро…
Полковник, испытывая неожиданные голод и жажду, провел незваного гостя в закрома. Там в глазах у малоопытного Рокотова потемнело от двигателей, запчастей и прочих устройств непонятного ему назначения.
— Хлам все, — угрюмо сказал Корнеев, пнув первую подвернувшуюся железку.
Влад не стал возражать.
«Богатырям» виднее.
Его намного больше интересовали емкости с разного рода жидкостями. И в третьем ангаре Рокотов таковые обнаружил.
Семь новеньких алюминиевых бочек, зачем-то прикрытых брезентом. На каждой — нагло-красная маркировка: «фирма „Ассоль"».
— Вот! — воскликнул Влад, бросаясь к бакам, как к старым друзьям. — Вот же! Что это такое, товарищ Корнеев?
Тот уже ждал чего-то подобного.
Эти бочки ему самому не глянулись с самого начала.
Едва увидел. Потому что не сам согласовывал.
— Это красители, — с усилием вымолвил он. — Триколор, понимаете? Самолеты летят и распыляют нейтральное вещество… Красящее. Окрашивающее небеса в цвета российского флага.
— Очень патриотично, — с чувством отозвался Рокотов. — По-государственному, сразу чувствуется. Нейтральное, говорите?
— Нейтральное, — сдержанно кивнул полковник Корнеев. — Желаете отнюхать?
— Не желаю, — с живостью отозвался Влад. — А вы?
Внезапно полковник Корнеев ощутил, что и у него нет ни малейшего желания отнюхать содержимое баков. Он не знал, как сокрыть этот факт.
Визитер, однако, не настаивал.
— «Ассоль», — проговорил он задумчиво. — Вы уже имели дело с этой фирмой?
Корнеев напрягся.
Фирм было много. С какими он имел дело, а с какими — нет?
— Надо справиться у снабженцев, — проворчал он.
— Надо! — радостно подхватил Рокотов.
У снабженцев, к которым пошли, дело запуталось еще больше.
Фирма «Ассоль» народилась совсем недавно и специализировалась в выпуске лакокрасочных изделий — типа тех, что победоносно распыляли над русскими городами «Русские богатыри».
Полковник Корнеев пришел в ярость и вызвал заместителя по тылу:
— Мандавошка вас забодай! — орал он. — Где вы, чудо-юдо, нарыли этих поставщиков?
Качеством продукции он уже не интересовался. Его заботила надежность и проверенность поставщика и производителя.
Как и Рокотова.
Последний лишь вышел на связь с Ясеневским, после чего получил добро на обещанное застолье.
— Я сейчас к вам присоединюсь, — пообещало начальство, любившее застолья — даже под пир во времена чумы. По тону Влада он понял, что тот уже наполовину справился с задачей.
— Мне нужны опытные химики! — вдогонку прокричал Рокотов. — Немедленно!
К слепоте привыкаешь неожиданно быстро.
Наверное, так происходит потому, что она кажется временным, преходящим дефектом. Вчера было видно, нынче нет — ну что же, пройдет.
Как будто порезал палец.
Примерно те же чувства испытывал и Коротаев, хотя умом понимал, что в его случае ситуация необратима. Он обречен на вечную ночь.
Правда, он все-таки верил в это не до конца.
Найдутся, сыщутся выдающиеся врачи — глазные Бакулевы и Акчурины; не сыщутся здесь — черт с ними. Он достаточно состоятелен, чтобы искать их на Юпитере и Марсе.
Он уже был готов согласиться на трепанацию черепа, против которой еще недавно так бурно протестовал, — если она предоставит ему хотя бы малейший шанс.
Но сильно подозревал, что трепанацию эту ему сделают абсолютно бесплатно и вовсе не в лечебных целях. Рано или поздно. И не в больнице.
И тут впервые он ощутил нечто вроде укола жалости к себе — вернее, к миру. Он любил эту красную звезду, Марс, но больше никогда ее не увидит.
В известном смысле это была метафора — вечная ночь, и небеса не случайно распорядились именно так, избрав для бывшего начальника службы безопасности именно такую участь.
Некоторые заслуживают ночи в мире ином, а некоторые — уже на Земле.
Впрочем, и у Коротаева был какой-никакой ангел-хранитель. Нет, не стоит так говорить об ангелах: какой-никакой. Все-таки это ангел.
Сколько времени прошло — часы? сутки? — а все сохранившиеся органы чувств Коротаева немедленно принялись за работу.
Темечко воспринимало чувствительную информацию, височные доли — слуховую, лоб напряженно готовился к действиям, а зрительная доля мозга и рада была бы воспринять информацию зрительную, изнемогала по ней, но не могла. Оптический сигнал не достигал ее.
— Чешется, — пожаловался он вдруг, указывая на повязку.
Вертолетчик не услышал и не отреагировал.
Зато штатный нейроофтальмолог метнулся к нему со всем участием, хотя пациент не мог лицезреть этого участия.
— Чешется, сука! — рявкнул Коротаев, и тут вздрогнул даже пилот.
В ответ на это доктор забрал в объемистую, судя по всему, горсть коротаевское ухо и вывернул так, что слепой заорал на весь вертолет.
— У меня предохранители повылетят, — сказал пилот, не оборачиваясь. — Нет, Земля, это я не вам. Конец связи.
— Так, — объявил доктор, усаживаясь поудобнее и полностью осваиваясь в сложившейся ситуации. — Еще одна «сука» или какое иное слово того же пошиба, к вашему дефекту прибавится новый. Я знаю, что чешется. Вы разве не из военных? Не можете потерпеть?
В камере Коротаеву приходилось терпеть еще и не то, но здесь сыграл фактор неожиданности.
— А клятва Гиппократа? — Он нашел в себе силы скривить рот в улыбке. — И где же он, ваш Гиппократ?
— Вы зря иронизируете над медициной, — заметил врач. — Сейчас я сделаю укол, и вам станет легче. Но марафету не ждите.
Лицо Коротаева исказилось.
— А-а-а, — протянул доктор, — это ставит все точки над i. Вы в курсе, куда направляетесь?
Врач излагал очень самоуверенно, наглости у Коротаева поубавилось.
— Догадываюсь, — буркнул он.
— Правильно. На бурильную установку. Кстати, как на ваш взгляд — пребывание там после проведения акции хорошо отразится на состоянии вашего здоровья? Может быть, к вам даже вернется зрение?
Коротаев содрогнулся, представив себе подземные ядерные взрывы.
Нет, этот доктор вовсе не прост. Его чин позволяет ему, невзирая на белый (белый?) халат, рассуждать о материях, в которых не до конца разбирался и сам пациент.
— Ну и? — пробормотал он.
— Скорее всего, репродуктивная функция тоже пострадает, — с сожалением заметил врач. — Не берусь отрицать и возможную онкологию…
