— Ладно ваньку валять, Эдик.
Аракелов неожиданно захохотал, запрокинув голову.
— Вот это да! — хлопнул он себя по колену. — Ну, Света!.. Удивил ты меня, Алик, ей-Богу, удивил!
Севостьянов смотрел на него исподлобья, силясь понять, играет он или действительно ничего не знал о шантаже.
— При твоих капиталах квартира и тачка — сущий пустяк. За те десять лет, что ты золотишко по всей стране «намывал» да камушки собирал, — капля в море, так что не прибедняйся.
— Двести тысяч баксов в Швейцарском банке тоже пустяк?
Аракелов осекся. Недоверчиво посмотрел ему в глаза.
— Какие… двести тысяч?
— Которые она от твоего имени потребовала на свой счет положить.
— Света?! — сыграть такое изумление, которое выражало лицо чекиста, было невозможно. — Ты… ты, что же, хочешь сказать, что у нее есть счет в Швейцарском банке?.. И когда же ты его открыл?
Севостьянов чуть косанул на дверь в соседнюю комнату.
Это не ускользнуло от опытного взгляда Аракелова. Не сводя глаз с хозяина квартиры, он незаметно опустил руку в карман пальто.
— В среду ночью в Бресте груз накрыли. Язону сообщили из Франкфурта, что на наши склады наложен арест. Кто-то заложил, я знаю, кто… Язон рассказал об этом Свете, а утром она явилась ко мне. Сам понимаешь, я — агент КГБ. Если Язон…
— Это я понимаю. Ай да Света! Ей бы в ГРУ работать!.. Недооценил девушку, недооценил… Где тут у тебя телефончик?
Севостьянов показал глазами на радиотелефон. Аракелов подошел к серванту, стал так, чтобы видеть Севостьянова, и набрал гостиницу. Светлана сняла трубку. Этого было достаточно, чтобы убедиться, что она на месте.
В стекле серванта отражалась дверь в соседнюю комнату. Большая медная ручка чуть шевельнулась и стала опускаться вниз. Аракелов резко повернулся и навскидку выстрелил в приоткрывшуюся дверь. В соседней комнате рухнуло тело. Перебросив «кольт» в левую руку, Аракелов направил его на Севостьянова.
— Не двигаться! — он подошел к двери и распахнул ее ногой.
Рука мертвого человека, оказавшегося за ней, сжимала рукоятку «магнума».
— Не везет тебе с охраной, Алик, — сочувственно сказал Аракелов. Подойдя вплотную к Севостьянову, он схватил его за воротник, выволок из-за стола и сильным ударом сбил с ног. Глушитель уперся в подбородок лежащего. — Сколько груза было в прошлой партии?! Говори, гнида, быстро!!
— Шесть… слитков… по двенадцать… кило…
— А на складах?!
— На складах ничего не было… начинка на склады не попадает… уходит сразу… к получателю… Пусти… больно…
Аракелов ослабил захват.
— В Бресте начинку нашли?
— Нет. Там восемьсот туб по полторы тонны. Надо знать номера.
— А если проверят?
— Проверить не успеют. К делу подключились люди Язона.
— Кто?
— Я не знаю.
Аракелов сильно ударил его в лицо. На какое-то время Севостьянов лишился чувств.
— Врешь, сволочь! Ты кого в субботу веничками в парной охаживал?!
— Они… уладят…
— Кто?!
— Погорельский и Дьяков.
— Кто работает на Язона от нас?
— П-пусти!.. — слезы градом катились из глаз Севостьянова, смешиваясь с кровью из разбитого носа.
— Кто работает на «Руно» от ФСБ?!
— Червень… Полковник Червень в совете акционеров…
Аракелов отпустил его. Подойдя к бару, налил стакан коньяку, но пить не стал.
— Вставай, гнида! Рожу умой и выпей. Трясешься, смотреть противно.
Севостьянов перевалился на бок, встал. Тяжело дыша, поплелся в ванную.
— Дверь не закрывай!
Долго лилась вода из крана, омывая подставленную голову. Вернувшись в комнату, Севостьянов схватил трясущейся рукой стакан, опорожнил в два глотка.
— Сядь, — Аракелов дождался, когда хозяин успокоился. — Теперь послушай меня внимательно. Все твои художества, с того самого дня, как ты купил этот «вальтер», у меня в сейфе. И ограбления банков, и восемь налетов в Ростове и области, и касса в порту. Про твою «золотую лихорадку» я не говорю — у кого скупал, кому продавал и прочее. Сам понимаешь, «вышак» тебе обеспечен. Ты у Язона под колпаком. Если я проговорюсь Червеню, что ты — мой человек, тебе выпустят кишки. Но я могу тебе помочь.
Севостьянов долго сидел с закрытыми глазами.
— Сколько? — спросил он сипло.
— Много, Алик. Откуда отправляется следующая партия?.. Только предупреждаю, не говори, что не знаешь. Мне с тобой в «кошки-мышки» играть надоело, я не для этого сюда пришел.
Севостьянов снова замолчал.
— Вопрос повторить?
— С Товарной-Смоленской. Из четвертого пакгауза.
— Когда?
— Если Погорельский и Дьяков все уладили — сегодня.
— Когда?
— В 21.45.
— А если нет?
— Задержат до среды.
— Какая там охрана?
— Двенадцать человек.
— Вооружены?
— Револьверы, «стечкины», в пакгаузе два «АКМа».
— Номера туб с начинкой?
Лицо Севостьянова покрылось испариной. Этого вопроса он ждал и боялся больше всего. Как только он даст на него ответ, станет ненужным Аракелову.
— Оглох?
— Этого… не знаю.
— Врешь!
— Не знаю.
— Разве не ты начинял тубы?
— Я. Но маркировал Язон. Лично.
— Всегда?
— Нет, обычно мы вдвоем. Но после последнего провала…
— Сколько их всего?
— Триста.
— Что за начинка?
— Самородки и камни. В двух футлярах.
— Всего?
Севостьянов криво усмехнулся и посмотрел на Аракелова.
— Там один сапфир в 237 карат, за которым десять лет гоняется Интерпол. Этого «всего» твоим внукам и правнукам хватит.
— Кто отправляет груз?
— Я. Перед отправкой Язон должен мне назвать номера.
— Теперь вряд ли он тебе их назовет.
— Груз получают и реализовывают мои люди. Таковы условия нашего партнерства. Иначе он бы от меня давно избавился.
— Его там не будет?
— Будет Петров. Это его телохранитель, из ваших.
— Барракуда?
Севостьянов поразился осведомленности Аракелова. Кивнул.
— Кто сопровождает груз в пути?
— Та же охрана до Бреста. Потом — смена.
— Когда позвонит Язон?
— В восемь.
— Другими словами, в восемь ты будешь знать номера туб?
— Да.
Аракелов встал, выглянул в прихожую. Охранник, кряхтя, пытался подняться.
— Оставайся дома. Я тебе позвоню. Ты понял меня, Алик?
— Понял…
— Не вздумай слинять. Когда этот придурок оклемается, пусть уберет труп. В восемь я буду у тебя. Ты мне — номера, я тебе — досье.
Севостьянов демонстративно ухмыльнулся.
— Знаю, что не веришь. Но другого выхода у тебя нет.
Аракелов ушел. Севостьянов молча наблюдал за тем, как Журавлев, цепляясь за косяк, встает на ноги.
— Больно, Сережа?.. Ничего. Вечером я предоставлю тебе возможность расквитаться с ним.
Ночью, когда Эдик привез ее в «Славянскую», он о чем-то поговорил с распорядителем из ресторана. Чувствовалось, что этот человек был с ним хорошо знаком.
«Пусть он будет уверен, что я здесь и никуда не собираюсь исчезать», — Киреева встретила «гарсона» развязной походкой завзятой алкоголички. Щедро расплатившись, издала восторженный возглас, поцеловала бутылку «Камю» и принялась отвинчивать пробку. Но как только дверь за официантом затворилась, тут же забыла о бутылке.
Если Аракелов примется за Алика, тот несомненно расскажет ему о банковском счете. Брать этого подонка в долю она не собиралась, хватит того, что отработала на него столько лет! Теперь, когда возврата к Пименову больше не было, Эдику она станет не нужна. С миром же и благодарностью он ее не отпустит, это точно: слишком много ей известно о делишках птенца гнезда Дзержинского «с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой». Впрочем, насчет последнего ирония была неуместной: голова у Эдика действительно всегда оставалась холодной. Он никогда не руководствовался эмоциями. Мозг — под стать компьютеру. Рассчитывал Эдик ходов на десять вперед, и если не утопил ее до сих пор в городской канализации, значит, собирался использовать. Вполне возможно, как аргумент в предстоящем споре с Язоном. Сдаст в обмен на какую-нибудь информацию или за мзду — верная смерть. Наверняка гориллы уже получили приказ: «Найти и обезвредить».
Нет, ни Язону, ни Аракелову места в ее жизни больше не было. Спасение утопающей — дело рук самой утопающей.
Светлана осмотрела себя в зеркало. Опухшие глаза… на лбу — царапина… Косметичка осталась в сумочке вместе с ключами. Пальто и джинсы удалось застирать, никаких пятен, вполне пристойный вид. Она налила полстакана коньяку, оставила на столе. Включила воду в ванной. Осторожно выглянула в коридор и, убедившись, что он пуст, вставила ключ с внешней стороны замка. Видимость присутствия сэкономит минут пять-десять.
