– Как знать, – усмехнулся Родриго.
Роман, разозлившись, хотел откровенно послать его к черту. Но в этом миг послышались торопливые шаги, и в комнату влетел синьор Рамеро.
– Прошу прощения, Майкл, за долгое отсутствие, – затараторил он, – но накопилось столько вопросов, что мы еле расстались с Фернандо. Что вы? Не устали? Быть может, вы хотите пройти в свою спальню? Она готова.
– Да, пожалуй… – поднялся Роман.
Поднялся и Родриго. Кивнув хозяину, он быстро ушел в одну из боковых дверей.
– Манеры… – пробормотал Рамеро.
Впрочем, он тут же забыл о Родриго.
– Кстати, дорогой Майкл, – интимно проговорил он, беря Романа за локоть. – Как вы предпочитаете спать? В одиночестве? Или вам нужна женщина?
Роман на секунду задумался. Представил, что их разговор сейчас слушает Долорес. Отомстить ей за сцену в аэропорту? Мелко. Долорес лишь сыграла роль, которую он ей отвел, и сыграла, сама того не зная, превосходно, за что наверняка получила нагоняй от Торреса. Стоит ли добивать ее, заставляя быть свидетельницей своих сексуальных похождений в стане врага? Подобного предательства, даже сознавая его маскировочную сущность, Долорес ему не простит. А он в глубине души надеялся на повторение минувшей ночи.
– Нет, Мануэль, – сказал Роман с похвальной твердостью, – благодарю. Я что-то устал. Будет лучше, если я проведу эту ночь наедине с подушкой.
Глаза Рамеро сощурились.
– Тогда, – проворковал он дружеским тоном, сжимая локоть Романа, – быть может, вы нуждаетесь в ласке иного рода? Я пришлю вам красивого мальчика. Или, если хотите, двух. Они совсем юные, но такие искусники. Вы не пожалеете, дорогой Майкл.
Такого поворота Роман не ожидал. Он представил, как прыснула где-то Долорес, услыхав это предложение, и едва не выдернул свой локоть из горячей руки Рамеро.
«Не ждет ли он, что я приглашу его разделить со мной постель?» – подумал он.
– Спасибо, уважаемый Мануэль, – сказал Роман, мягко высвобождая свой локоть. – Но до развлечений подобного рода я еще не дозрел.
– Как знаете, – не огорчился Рамеро. – Ваша спальня на втором этаже. Спокойной ночи.
Роману показалось, что в глазах хозяина промелькнул какой-то огонек. Но что он мог означать, осталось для него загадкой.
Он поднялся на второй этаж, где слуга-индеец показал ему спальню – пышно убранное помещение с гигантской постелью в алькове. На ней мог бы разместиться целый «табун» мальчиков, и, если взять в расчет необычайную гостеприимность хозяина, нетрудно было предположить, что нечто подобное здесь порой и происходило.
Роман погасил люстру и оставил гореть небольшой ночник. Вышел на балкон, вдохнул густого, напитанного сладостью цветов воздуха. Некоторое время стоял без движения, вслушиваясь в окружающие его звуки. Ничего особенного он услышать не хотел, просто настраивал свой «колокольчик». Затем вернулся в комнату, быстро разделся и лег под одеяло.
Но сначала позаботился о модуляторе. Спал Роман чутко, однако никто не мог поручиться, что ему не подсыпали снотворного. Поэтому, прежде, чем лечь, он достал модулятор и спрятал его под матрас. Во всяком случае, если Романа будут перекатывать с боку на бок, он почувствует это в любом состоянии.
– Кажется, угомонились, – сказал один из специалистов по прослушиванию.
Он снял наушники и с хрустом потянулся, не смущаясь присутствием генерала Торреса и майора Эсперанце.
– Точно, – подтвердил второй, покручивая ручки настроек. – Тишина.
Он вопросительно посмотрел на генерала.
– Отбой?
Торрес положил на стол наушники и поднялся.
– Один остается на посту. Второй может отдохнуть.
Он быстро вышел из операторской и направился в свой кабинет.
Долорес торопливо шагала следом, продолжая думать о том, как поступил с ней Роман. Предал, иначе это не назовешь. Не только выставил ее идиоткой, но еще и поставил под угрозу всю операцию. Чудо еще, что его не разоблачили до этой поры. Конечно, он ловкий малый. И чувствует себя среди заговорщиков, как рыба в воде. Слушая его разговоры то со своим американским «патроном», то с гостями Рамеро, Долорес невольно завидовала самообладанию Романа. Пожалуй, признавалась она себе, среди наших агентов такого не сыскать. А как он разделался с обкуренными отморозками? И это после того, как выпил целую бутылку рома! И ведь ни капли ни хвастал, будто все, что он делал, было чем-то само собой разумеющимся. А какой он был любовник. О-о… Тут глаза Долорес затягивались мечтательной пленкой, и она, забыв о предательстве, вспоминала такие подробности, от которых учащалось дыхание и увлажнялись ладони.
Но затем она ловила мрачный взгляд Торреса – и сразу все становилось на свои места. Наглец беспардонно влез в операцию, злоупотребив доверием принимающей стороны, и даже не счел нужным поставить в известность свое московское начальство.
Когда генерал Торрес, созвонившись с генералом Слепцовым, узнал, что они имеют дело с отъявленным разгильдяем, который привык действовать исключительно наобум, не сообразуясь ни с чьими доводами, он едва не учинил международный скандал, требуя немедленного отзыва сего анархиста. Остановило его только то, что извлечение Морозова из операции грозило еще худшими последствиями, чем внедрение его в ряды заговорщиков, и, скрепя сердце, Торрес приказал оставить все, как есть.
Но уж Долорес досталось за двоих. Сначала Торрес отстранил ее от дела. Затем, сменив гнев на милость, призвал к себе и устроил такой нагоняй, что она тут же написала рапорт об отставке.
Рапорт Торрес не подписал, спрятав его в стол. Зато как-то сразу успокоился и перестал поминутно перечислять прегрешения Долорес перед государством и лично перед ним, генералом Торресом. Его доверие к ней простерлось до того, что он стал брать ее на прослушивание разговоров в доме Рамеро, а этой милости удостаивался далеко не каждый.
Долорес долго гадала, отчего произошла такая перемена. Затем поняла. Она единственная успела хорошо узнать капитана Морозова, что могло помочь Торресу принять верное решение в случае обострения ситуация. Таким образом, она стала кем-то вроде эксперта по характеру русского агента, и это в известной степени помогло ей вернуть и даже упрочить потерянное было навсегда место в строю.
Она не знала, благодарить ей Морозова за все эти метаморфозы или проклинать, ибо ее отношение к нему было столь же неоднозначным, как неоднозначен был он сам. Но пока, слыша его имя, она лишь хмурила брови и мечтала при встрече высказать ему все, что она о нем думает.
Сев за стол, Торрес нажал кнопу селекторной связи.
– Я слушаю, – немедленно отозвался министр.
– Пока все тихо, – доложил Торрес.
– Что русский?
– Лег спать.
Министр помолчал.
– Они не готовятся его схватить и допросить?
– Пока таких приготовлений не замечено, – сказал Торрес, покосившись на Долорес, бесшумно занявшую место в уголке.
– Что-нибудь стало известно о покушении? – спросил министр.
– Пока ничего, господин министр, – сказал Торрес. – Вы… доложили президенту?
– Да, я докладывал ему.
– И что он сказал?
– Как мы и ожидали. Посоветовал нам побыстрее арестовать заговорщиков и не мешать ему делать большую политику.
– То есть поездку он не отменяет?
– Нет, генерал, не отменяет.
– Но вы сказали ему, что покушение намечено в Эквадоре?
– Конечно.
– И он не поверил?
– А вы как думаете?
Генерал машинально провел рукой по столу, словно стирая с него пыль.
– Но, господин министр, вы же понимаете. Если мы не успеем узнать подробности заговора, это может привести… э-э…
– У вас еще есть время, генерал, – оборвал его министр. – Работайте. Что, кстати, сообщает эквадорская служба безопасности?
– А что она может сообщить? Работают. Проводится тотальная проверка территории и всех лиц, причастных к учениям. Эквадорцы утверждают, что мы можем не беспокоиться. У себя дома они никакого покушения не допустят. Тем более, на своего президента.
– Вот видите. Не стоит паниковать. Проводите операцию согласно плану.
– Угу, – вяло отозвался Торрес.
– Все, генерал, до утра.
– До утра, господин министр.
Только закончился разговор с министром, как позвонили из Москвы.
Генерал Торрес долго не брал трубку, придумывая, что бы это сказать поехиднее. Не придумал, решив, что найдет подходящие слова в ходе разговора.
– Я слушаю, – нарочно ответил он по-испански, хотя до этого они общались с московским коллегой только по-русски.
К удивлению Торреса, генерал Слепцов заговорил на его языке без малейшего акцента.
– Какие новости, господин генерал? – спросил Слепцов.
– Плохие, – без обиняков заявил Торрес. – Вернее, никаких. Ваш Морозов, как и следовало ожидать, ни на что не способен, кроме обжорства и пьянства.
Вышло даже обиднее, чем он ожидал. На том конце трубки надолго замолчали, видимо, борясь с желанием прекратить разговор.
