Слепцов положил перед собой рапорт и поставил в углу размашистую подпись.
– Вот, – подвинул он лист помощнику, – прошу вас передать этот рапорт по соответствующим инстанциям.
Дубинин осторожно взял бумагу, вложил в бывшую при нем «докладную» папку.
– Есть, товарищ генерал.
Однако остался стоять у самого стола.
Слепцов помолчал, барабаня пальцами по столу и глядя то на часы-куранты, то на окно, за которым лениво занималось серенькое московское утро.
– Что еще, подполковник?
– Мне кажется, товарищ генерал, давать ход рапорту, пока Морозов на задании, преждевременно, – несмотря на серьезный риск подвергнуться немедленному требованию написать такой же рапорт, заявил Дубинин. – Быть может, по возвращении…
– Вы правы, подполковник, – перебил его Слепцов. – Пока он на задании, мы несем за него ответственность. Но как только он выйдет из игры, сразу же передайте рапорт наверх. И не вздумайте медлить, надеясь на мое снисхождение! Не дождетесь!
– Понял, товарищ генерал. Разрешите идти?
– Идите, подполковник.
Дубинин развернулся и четко вышел, радуясь, что хотя бы одни сутки на спасение Морозова у него по меньшей мере имеются.
Каракас, 20 сентября, 0.40
Оставшись в одиночестве, Торрес какое-то время сидел неподвижно. Рука, вооруженная карандашом, что-то машинально чертила по листу бумаги. Но глаза были устремлены на карту.
Что-то принесет завтрашний день? Сумеет ли русский что-нибудь раскопать? Подозрительный он тип. О чем он говорил из туалета, так и не удалось расшифровать. Одна короткая фраза на русском языке, почти неразличимая из-за шума воды. К чему такая предосторожность? Неужели он работает на третью сторону? От такого проходимца всего можно ожидать.
Генерал нажал кнопку селекторной связи.
– Да? – послышался голос министра.
– Простите, господин министр, за беспокойство в столь поздний час…
– Говорите, генерал.
Торрес нагнулся ближе к переговорному устройству и негромко произнес.
– Я боюсь, господин министр, что мы можем потерять контроль над ситуацией.
– В каком смысле?
– Надежда на русского агента слабая. Честно говоря, я не верю, что он сможет узнать подробности покушения.
– И что же?
– Во избежание выхода ситуации из-под контроля у нас остается один вариант: не позднее завтрашнего утра арестовать Рамеро и его приспешников. Их имена нам известны. Таким образом, мы предотвратим покушение, лишив заговорщиков руководства.
Торрес отодвинулся от микрофона, не отводя, однако, от него глаз. Если министр с ним согласен, завтра же, а то и сегодня ночью, с заговором будет покончено. Прекратиться эта пытка с ожиданием удачи, которая идиоту Морозову никогда не улыбнется. Он, кстати, спит сейчас без задних ног, и его, как и всякого человека без совести, нисколько не волнует, что на кону стоит судьба миллионов людей.
– Я думаю, генерал, – заговорил министр, – с арестом заговорщиков надо повременить.
– Но, господин министр… – подался к микрофону Торрес.
– Если мы ликвидируем заговор внутри страны, это отнюдь не означает, что ЦРУ откажется от своих планов в Эквадоре, – усталым, но твердым голосом продолжил министр. – Если они подготовили покушение, они постараются его осуществить. Тем более что у них есть шанс убить сразу трех неугодных им президентов. Вы согласны со мной, генерал?
– Да, господин министр.. – вынужден был принять точку зрения собеседника Торрес.
– Поэтому мы должны во что бы то ни стало узнать все возможное о покушении. А это мы можем сделать только с помощью русского. Поэтому Рамеро пока трогать никак нельзя. До тех пор, пока русский находится рядом с ним, у нас есть надежда. Вы со мной согласны, генерал?
– Да, господин министр.
– Тогда не будем спешить. Время есть. Президент летит в Эквадор завтра вечером. Учения начнутся на следующий день. Мы должны успеть.
– Да, господин министр. Хотя было бы лучше, если бы президент отложил поездку.
– Вы же знаете, этого не будет, – возразил министр.
– Знаю, к сожалению.
– Нам всем надо отдохнуть, генерал. Время позднее, и мы вряд ли поможем делу, если будем всю ночь делиться друг с другом своими опасениями.
Министр шутил, но Торрес понял, что тот ничего не имеет против прекращения переговоров хотя бы до утра. Дела делами, но и государственные мужи нуждаются в периодическом отдохновении от оных.
– Вы правы, господин министр. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Торрес поднялся из-за стола, подошел к шкафу, достал бутылку коньяка и без всякого выражения на лице выпил полную рюмку. Глянул было на карту, затем махнул рукой, выключил свет и решительно направился в соседнюю комнату – к заветному дивану.
Вилла Ла-Плайя, 20 сентября
Проснулся Роман от заливистого птичьего пения.
Дверь на балкон он не закрыл и теперь имел возможность в полной мере насладиться этой, наверное, самой шумной достопримечательностью своего райского обиталища.
Делая вид, что ворочается под одеялом (камеры он вчера не обнаружил, но она запросто могла быть запрятана в одном из углов комнаты, среди резных панелей), Роман сунул руку под матрас и нащупал гибкую полоску модулятора. Прибор на месте – уже хорошо. Значит, он все еще Худлум.
Прихватив на всякий случай модулятор с собой, благо в кулаке тот был совсем незаметен, Роман принял душ и оделся. Модулятор так же, как и вчера, был уложен в боковой карман пиджака, откуда извлекался легко и незаметно.
Пока Роман гадал, можно ли выйти из комнаты или надо дождаться какого-то сигнала, вроде удара гонга, дверь растворилась и на пороге возник синьор Рамеро, одетый в дорожный костюм типа сафари.
– Доброе утро, Майкл, – без улыбки приветствовал он своего гостя.
– Доброе утро, Мануэль, – отозвался Роман, гадая, что означает такая перемена в поведении хозяина.
Но так как за спиной Рамеро не было видно его опричников, Роман решил, что на сегодня у них много дел и именно этим вызвана вполне понятная озабоченность главы заговорщиков.
– Прошу завтракать, – пригласил синьор Рамеро.
Роман, видя, что тому не до разговоров, молча последовал за ним.
За завтраком присутствовали, помимо Романа и хозяина, секретарь Рамеро и неизменный Родриго. Как видно, он управлял своим невидимым штатом прямо из резиденции будущего властителя Венесуэлы.
– У меня к вам просьба, Майкл, – обратился Рамеро к сидевшему рядом с ним Роману.
– Да, Мануэль? – отозвался тот, наслаждаясь паштетом из кролика.
– Меня восхищает ваша выдержка, Майкл, – с легким поклоном сказал Рамеро. – А также выдержка ваших шефов. Но мне и моим сторонникам хотелось бы знать, когда все-таки вы планируете… э-э…
– Я понял вас, Мануэль, – безмятежно проговорил Роман, сделав приличный глоток вина из стоящего перед ним бокала. – И обещаю вам, что не далее как сегодня постараюсь дать максимально точный ответ на этот вопрос.
От его внимания не укрылось легкое отвращение, промелькнувшее на лице Рамеро. Стало быть, хозяин виллы не питает к посланцу ЦРУ того уважения, которое он так старательно пытался выказывать весь вчерашний день.
Или это пренебрежение лично к нему, Роману Морозову, – к тому самому человеку, который кроется под личиной Майкла Худлума? Что, если заговорщики разоблачили его и держат за болвана, преследуя какие-то свои, неведомые ему цели?
Предположение было малоприятным, если не сказать тревожным, и следовало его немедленно проверить.
Но как?
Устроить заговорщикам небольшую провокацию?
Рискованно. Можно переиграть и выдать себя с головой. Подмога подоспеет не скоро. Если подоспеет вообще. Ибо у взбешенного Торреса вряд ли есть желание спасать русского агента, перешедшего ему дорогу. Значит, надо терпеливо ждать, пока заговорщики не проколются каким-нибудь образом сами, и тогда уже принимать решение: либо продолжать игру, либо сигать в кусты.
Впрочем, возможно все это лишь сильно преувеличенные опасения, не имеющие под собой серьезного основания. Один косой взгляд еще ничего не значит. В конце концов, Рамеро мог плохо выспаться и быть несколько на взводе, что вполне естественно накануне таких дел. Набрякшие под глазами мешочки и сильнее прежнего обозначившиеся у рта морщины весьма красноречиво свидетельствовали в пользу этой гипотезы.
Неторопливо пережевывая каждый кусок и отдавая должное превосходному вину, Роман припомнил разговор Рамеро с Галвером, слышанный им на диске Алека Ранка. Кажется, испанец разговаривал со своим американским покровителем не слишком почтительно. Дерзил, огрызался… Во всяком случае, на задних лапках не стоял. Ну еще бы, ему, человеку с такой родословной, пресмыкаться перед какими-то там америкашками. Да, он нуждается в их помощи. Но не настолько, чтобы забывать о том, кто он и кто они. И вчерашнее его обхождение можно истолковать лишь желанием дать понять гостю, с кем он, собственно, имеет дело.
