– Больше ничего интересного. Но, если вы думаете, что в шкатулке были какие-либо еще украшения или драгоценности, то сразу скажу, как раз в данном дневнике об этом все предельно четко сказано. Только шкатулка и медальон.
– Ну, что ты, Миша, – отмахнулся майор, – я-то тебе верю. Это хорошо, что там все четко и предельно. Очень хорошо. А то не поверить могут другие. Так что, эта книжица отличное для тебя подспорье.
– Да, но я… – замялся Родин.
– Что, не хочешь с ним расставаться? – в точку подметил следователь.
– Так точно. Я считаю это очень личным.
– Но ведь не своим личным.
– Нет. Я хотел отыскать родственников этого человека и передать им. Это же не представляет никакой материальной ценности.
– Понимаю твое стремление. Но я тебе только что озвучил, какую ценность это представляет в данном случае именно для тебя, Миша. Но могу дать совет, – улыбнулся он краешком губ и снова почесал нос. При этом выражение его лица сделалось хитрым. – Ты отксерь все эти записи. Хорошее словечко, да? И этим отксеренным как раз и сможешь распоряжаться по своему усмотрению. А оригинал придется все-таки приложить ко всему прочему. Ну, вот фотографию этой красотки тоже, по ходу, себе оставь. Можно и в подлиннике, если уж не терпится.
– Ясно. Спасибо. А я что-то сам и не догадался так сделать, – немного засмущался Родин.
– Зато ты много о чем другом догадываешься. Как ты, кстати, вообще на этот таинственный бункер напал?
– Да, в полу там нечто подозрительным мне показалось. Вот и решил поковырять от нечего делать, – скромно отмахнулся он.
– От нечего делать другие на твоем месте кроссворды разгадывают. А ты молодец. Так и не надумал пока к нам? Мое предложение в силе. Теперь в еще большей. Скоро ведь настаивать начну, – сказал Филатов и вдруг неожиданно громко расхохотался.
– Нет. Пока еще поковыряюсь где-нибудь, – посмеялся и Михаил, а потом, резко посерьезнев, попросил: – А вы, Сергей Владимирович, не поможете мне по вашим каналам найти вот этих, – и ткнул пальцем в блокнот.
– Ну, если тут отражена реальность, то, думаю, проблемы не составит. Кто тут у тебя? – и он приготовился записывать.
– Сутулов Алексей Владимирович. Тысяча девятьсот девятнадцатый год рождения. День – семнадцатое мая. Последнее место жительства в нашем городе по улице Тулупной, семнадцать. Квартира под номером восемь. Это была коммуналка. До этого воспитывался в детском доме под номером один. И еще: Сутулов Павел Алексеевич. Тридцать девятого года рождения. Его сын. Вот он как раз может быть еще жив. Или…
– Пациент скорее жив, чем мертв, – пробурчал Филатов, уже набирая какой-то номер по внутреннему телефону. – Петь, найди-ка мне по-быстрому… – и продиктовал то, что только что записал. – Ну, обоих вряд ли выйдет. А вот Павлушу пошукай. И родственников его ближайших. Ага. Жду, – положил трубку на рычаг и снова хитро прищурился на Родина: – Ладно, сейчас и дневник этот отксерокопируем. Хм, прямо Санта-Барбара какая-то. Ты меня и самого заинтриговал этими Сутуловыми. Жаль, читать про них некогда. Вон мое чтение, – кивнул он на свой стол, заваленный бумагами. – А эту рукопись снеси пока в соседний кабинет справа. Там Танечка сделает тебе все в лучшем виде. Скажи, я велел.
– А вы что же, и сам бункер смотреть не станете? – догадался Родин, удивляясь полному отсутствию любопытства со стороны майора.
– Ну, когда, Миша?! Вот если бы ты там труп нашел, тогда другое дело. Трупа там нет, надеюсь?
– Трупа нет.
Филатов доходчиво и с юмором развел руками. В этот момент дал о себе знать телефонный аппарат. Он снял трубку и что-то молча и быстро записал.
– Годится. Спасибо, Петя.
Протянул листок Родину:
– На, следопыт.
На листке был адрес: Мичурина, 96, к. 18.
– Спасибо большое, Сергей Владимирович, – просиял Михаил. – Но у меня еще один вопрос к вам.
– Еще один бункер?! – продолжал шутить Филатов, явно чувствуя скорое расставание с Родиным.
– Было бы неплохо, но тут другое. Как бы сделать так, что осветить в прессе этот момент может определенный человек? Ну, я… – немного замявшись, начал он.
– А я пока еще не уверен, что это можно предать скорейшей огласке, – снова перешел на серьезный тон Филатов. – Для начала нашим сотрудникам и самим все изучить нужно. Я вот сообщу тем, кто с тобой работать будет… А ты, кстати, уже готов сегодня им этот бункер представить?
– Ну, да. Затем и пришел. Я сегодня туда в двадцать ноль-ноль на смену заступаю.
– Прекрасно. Вот в двадцать ноль-три к тебе и зайдут. А ты этого своего… Как бишь его? В известность поставил?
– Хаджакисяна?
– Да.
– Нет. И не собирался.
– Правильно. А то недосчитаешься своих драгоценностей, как и того титана. Ну, все, Миша, – снова привстал с места майор и, почесав кончик носа, подал Михаилу руку, – ступай. Мне больше некогда с тобой заниматься. Показания еще раз дашь тем, кто сегодня туда прибудет. Но уже по форме, с бумажками и подписями. Это уж не приватный разговор будет.
– А им можно доверять? – несколько сомневаясь, спросил Родин.
– А чего там? Боишься, диван утащат? Нельзя, товарищ Родин, в такой степени не доверять мили… тфу, полиции. Никак не привыкну, мать их ети!
Михаил остался доволен работой Танечки, вернее ксерокса, которым она умело пользовалась. Теперь у него был дубликат дневника, оригинальная фотография Анны и адрес ее потомков. К тому же еще есть время с ними встретиться. Ему не терпелось сделать это как можно скорее, но все-таки сейчас на повестке дня оставалось более важное дело. После того как майор Филатов поинтересовался об осведомленности Хаджакисяна – генерального директора «Зоринки» – про данную ситуацию, Михаил подумал, что должен все-таки доложить об этом. Но не ему. Чикову. Своему работодателю. Вот он должен об этом знать.
Евгения Сергеевича на месте не оказалось, но был шанс, как сказала секретарша, увидеться с ним через полчаса. И Михаил решил подождать, сидя в приемной. Чтобы убить время, снова раскрыл серый блокнот и начал читать заново, надеясь найти то, что мог пропустить.
