Несмотря на принятые меры, менты наверняка снимали сходняк на камеру. В последнее время они научились делать подобные операции очень профессионально. Святой покрутил головой: интересно, откуда может вестись съемка? Ага! В пятнадцати метрах возвышается склеп. Судя по надписям, в нем покоились останки купца первой гильдии и членов его семьи. Очень неплохое прикрытие. Святой отчетливо представил себе, как, восседая на мраморных плитах, молоденький сержантик разглядывает его бороду через окуляр видеокамеры.
У самой изгороди машина – грузовичок с фургоном. Махонькое окошечко развернуто в сторону кладбища. Очень может быть, что там также прячется специалист по съемке. Конечно, с одной стороны, как будто бы далековато, но сейчас такая оптика, что и на расстоянии в несколько десятков метров на лице объекта можно рассмотреть прыщик.
Неожиданно взгляд споткнулся. В последних рядах воров Святой рассмотрел знакомое лицо. Человек, стоявший у каменного креста, очень напоминал Аркашу Печорского. Рядом с ним стоял парень помоложе и что-то торопливо говорил ему.
Печорского Герасим знал по свердловской пересылке, их там судьба свела в одной хазе. По каким-то причинам администрация не спешила отправлять его на этап, и он крепко засел в аквариуме. Даже успел обзавестись личным барахлишком, что так ценно для каждого бродяги. Объединившись с несколькими блатными, он безжалостно обирал мужиков, которые вытаращенными глазами смотрели на эти жесткие порядки. Тех, кто покрепче, обыгрывали в карты, в чем Аркаша Печорский был абсолютный мастер.
Святой, недавно только коронованный и впервые попавший на свердловскую пересылку, в лице Печорского встретил сильного, не знающего пощады врага. Святой не однажды слышал от законников со стажем, что первый год им приходилось отстаивать свой титул кулаками. Случалось, что иные не выдерживали. Не каждому корона бывает впору. И тогда за неудачником крепко, как плевок, закрепляется обидное прозвище – «прошляк».
Герасим спокойно перешагнул порог камеры. Поздоровался и, услышав вялое приветствие, негромко, но со значением произнес:
– Я за вора.
На него посмотрели с интересом, как бы оценивая, а действительно ли он соответствует высокому титулу. Самому последнему урке известно, что коронованный даже вышагивает не так, как остальные заключенные. Но тонкое, даже аристократичное лицо Герасима, видно, впечатления не произвело. По мнению подавляющего большинства, на веках законного непременно должно быть вытатуировано «не буди», а на гладко выбритом черепе обязана красоваться наколка в виде паука, плетущего паутину, да и плечи не помешало бы иметь пошире.
Святой усмехнулся, подумав о том, что многие зэки пытаются рассмотреть у него во рту золотые коронки. Но зубы у Герасима были на редкость крепкими, такими не то что сахар грызть, а колючую проволоку перекусывать можно.
– И что с того, – недружелюбно отозвался тощий, словно жердь, парень лет двадцати восьми. – Как твое погоняло?
Жердяй, как назвал его про себя Святой, по-хозяйски раскинулся на нижних нарах, заложив руки за голову, и с едким прищуром наблюдал за новичком, казалось, нерешительно застывшим у порога камеры.
– Святой.
– Ишь ты, – губы говорившего скривились в презрительной улыбке, – что-то мы о таком святоше не слыхали.
Раздались сдержанные смешки, пока еще робкие. Зэки все еще присматривались, но чувствовалось, что если события так будут развиваться и дальше, то они с удовольствием примут сторону Жердяя.
Многие, вытянув шеи, с интересом ожидали продолжения. Похоже, что длинный умел устраивать спектакли.
Все ждали реакции Герасима, но его лицо оставалось непроницаемым, как будто разворачивающееся действо не имело к нему никакого отношения. Он понял, что тюремная почта немного подвела и весть о его прибытии на пересылку придет с опозданием. Обычно тюрьма встречает вора с почетом и, кроме обязательного грева, предоставляет ему в хате лучшее место. Сейчас же придется самому позаботиться о себе.
– Вот как? Придется тогда напомнить.
Герасим сделал несколько шагов, заставив расступиться стоящих на его пути узников, и вплотную приблизился к Жердяю. Обнаженный по пояс, тот выглядел невероятно худым, только руки, жилистые, со вздувшимися венами, источали немалую силу. Неожиданно нога Жердяя чуть приподнялась. Герасим легко увернулся, а Жердяй, подкинув свое тело, пнул ногой пространство, где еще секунду назад находилась голова Святого. Герасим опередил длинного всего лишь на миг и, выбросив ладонь вперед, ткнул двумя пальцами ему в горло. Тот, закашлявшись, свернулся в комок. Ухватив Жердяя за загривок, Святой со всего размаху опустил его лицом на металлическую подпорку. Кровь брызнула на стоявших рядом зэков, и те разом отпрянули, освобождая место для драки. Стиснув зубы, Святой молотил ослабевшее тело и с правой, и с левой руки, а когда Жердяй, потеряв сознание, скатился на пол, посмотрел на свои разбитые руки и жестко потребовал:
– Полотенце!
Кто-то из близстоящих протянул ему полотенце, и он вытер с пальцев кровь. Вернув испачканное полотенце, он сдержанно поблагодарил и, встретив угодливое выражение лица, отвернулся.
На нарах около окна сидел дядька лет пятидесяти. Судя по наколкам, из блатных. Самое подходящее место, где должен располагаться вор. Встретившись с ним взглядом, Святой без особого нажима потребовал:
– Тебе бы на другое место перейти. Раненый я, – показал он разбитые костяшки.
Неожиданно дядька широко заулыбался, показав полный ряд золотых зубов.
– Ну что я, без понятия, что ли? – и, свернув постель, отошел к соседним нарам…
Избитым зэком, как потом выяснилось, был не кто иной, как Аркаша Печорский.
Так что у Печорского было немало причин, чтобы недолюбливать Святого. Странно было видеть его сейчас среди законных, которые не принимали Аркашу в свою среду из-за многих грешков, что он успел накопить на чалках.
Святой подвинулся к Шаману, чтобы поинтересоваться, какая нелегкая занесла Печорского на сход, но неожиданно увидел, что тот исчез. Уж не померещилось ли ему часом? Герасим даже привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть стоящих поодаль, но Аркаши Печорского среди них не было. На том месте, где он только что стоял, топтался положенец из Норильска с жестким погонялом Кнут. Не было Печорского и на аллее. Такое впечатление, что он растворился среди многочисленных крестов. Если на кладбище действительно был Аркаша Печорский, тогда можно объяснить взрывоопасный сюрприз, прицепленный к двери номера Святого.
– Уже год тебя нет с нами, – вышел вперед Барин. – За это время многое изменилось, но мы тебя не забыли, бродяга. – Голос у казначея был глуховатым, чуть надорванным, и, когда он говорил, казалось, что он давится от горя слезами. – Жаль, что ты не можешь видеть, сколько уважаемых людей пришло на твою годовщину. А все потому, что ты правильно жил, по понятиям, а это дано далеко не каждому. Виноваты мы перед тобой, что говорить, не уберегли! Но тех, кто преждевременно оборвал твою жизнь, мы непременно найдем и накажем!
Святому вновь показалось, как в самой середине толпы мелькнул затылок Аркаши Печорского, но, как он ни вглядывался, так ничего больше и не увидел.
С кладбища уходили организованно. Похоже, что Рафа был очень педантичным малым и распланировал предстоящий сход по минутам. Любезные мальчики с накачанными плечами ненавязчиво напоминали о том, что продолжение будет проходить в одном из банкетных залов гостиницы.
Напоминание было встречено с пониманием. Колонна с включенными ближними фарами растянулась на добрые полтора километра, и растерянные автоинспектора, принимая ее за правительственный кортеж, немедленно давали «зеленую улицу».
Банкетный зал соответствовал предстоящему торжеству. Изысканность убранства, белоснежные скатерти, сверкающие от обилия света столовые приборы, переливающееся стекло. Без сомнения, здесь поработала целая команда дизайнеров. Водки на столах не было. Все это потом. Прежде всего дело.
Расселись по привязанности, с улыбкой попирая протокол, установленный ранее Рафой. Центральный стол оставался пуст, это для организатора и тех, кому предстоит вести сход. Два сдвинутых стола заняли вперемежку долгопрудненские и балашихинские законные; напротив – одиннадцать воров из Москвы держались могучей кучкой, как будто выросли в одних яслях и питались из одних тарелок. Но многим из присутствующих было известно, что они никак не могут поделить крупный гостиничный комплекс в центре столицы и отношения их осложнились настолько, что они готовы были порезать друг друга столовыми приборами. Но внешне все выглядело вполне благочинно, как в церкви во время службы. У противоположной стены, сбившись в клубы по землячеству, сидели свердловчане и челябинцы, облюбовав дальние столы, под высокими бра расположились тюменцы и пять воров с Дальнего Востока.
