На третий свист отворилась памятная калитка и из нее выполз какой-то тип, уже начавший слегка расползаться по краям по случаю надвигающихся сумерек. Вчера я был у замка тоже вечером, но заметно позже.
— Ты бы себе в задницу дунул, там тоже дырка, — недовольно буркнул тип.
— А я до своей дотянуться не могу, — простодушно ответил я. — Давай, в твою вдую.
— Чего? — он офонарело захлопал ресницами.
— А чего, — подзадорил я. — Роднее будешь.
— Заткнись! — прорычал он, когда смысл сказанного дошел до его изъеденного молью и прочими паразитами мозга. — Что-то больно ты веселый. Можно и огорчить. Это тебя, что ли, генерал приказал встречать?
— Огорчать не надо, — возразил я. — Чревато. А вот кого вам приказал встречать генерал, у вас спросить надо, натурально.
Это была, как ни странно, чистая правда. Я, конечно, договорился с Коноваловым о встрече, но ни имени своего, ни фамилии, ни даже прозвища не назвал. И фиг его, воздушного, как шарик, знает — может, он еще кого ждет. Но размытый тип удивил меня, спросив:
— Ты Мешовский?
— Пардон, Мешковский, — поправил я.
— Один хрен, — отмахнулся он.
— Это ты один хрен! — возмутился я. — А моя фамилия Мешковский. У моего папы, которого Семой звали, была фамилия Мешковский, и у моей мамы тоже была фамилия Мешковская, в девичестве — Приходько. Про бабушек и дедушек врать не буду, я их не помню — память хреновая, но моя фамилия Мешковский!!!
— Ты чего кипятишься? — удивился тип. — Подумаешь, букву пропустил. Ну, извини, коли обидел. Ты проходи, — и отошел в сторонку.
Я подозрительно посмотрел на него и сжал в кармане рукоятку пистолета. Кому как, а мне с ним спокойнее. Чем-то не нравился мне размазанный сумраком тип. Что-то в нем было такое, что говорило: не поворачивайтесь спиной! бьет, сильнее, чем током.
Но я все-таки прошел мимо него, я храбрый парень. И меня — вот счастье-то! — по темени не тюкнули. Однако во дворе я остановился и обернулся, предлагая охраннику идти если не впереди, то, во всяком случае, рядом.
Тот понял намек, встал рядом, и мы, похожие на добрых старых приятелей, но вовсе не добрые старые приятели, скорее, злые новые недруги, пошли по гравиевой дорожке, которой я вчера не пользовался по случаю ползанья на четвереньках, по направлению к дому.
У генерала все-таки был вкус. Во всяком случае, дизайнерский. Если его ботанические познания начинались и заканчивалось астрами, то двор он оформил неплохо, даже используя для этого одни только астры. Уютно и вполне респектабельно. Особенно на фоне многобашенного строения.
В замок я тоже попал не так, как вчера, а через дверь. Получил прекрасную возможность вблизи рассмотреть место ночного обитания большинства представителей дворцовой стражи, и воспользовался ею. Опять же, уютно и вполне респектабельно. Камин с вертелом. Журнальный столик, правда, изрядно обшарпанный и, не смотря на полировку, производящий впечатление заляпанного жиром. Кресла — не жесткие, но и не мягкие, как раз такие, чтобы можно было сидеть с удобством, но особо не расслабляться. Тумба с телевизором и видеомагнитофоном. Козел с ружьями, чего можно было ожидать в таком месте, как ни странно, не было.
Зато в наличии присутствовали три человека, один из которых имел на голове ослепительной белизны повязку. Я только мельком мазнул по нему взглядом, но сразу узнал того типа, который вчера так упорно и так безрезультатно боролся с собственной ширинкой, а напоролся на рукоятку моего пистолет. Человек предполагает, а Бог располагает, что поделаешь.
Вчерашний травмированный тоже посмотрел на меня, но, в отличие от моего, его взгляд был откровенно навязчив. Видимо, соображал — видел меня где-то, или я ему таки приснился. Ни до чего не додумавшись по этому поводу, человек с повязкой снова уставился на экран телевизора и занялся более привычным для себя делом. Однако громкий голос моего провожатого, явно рассчитывавшего привлечь к себе внимание, снова заставил его посмотреть на меня, на этот раз откровенно враждебно.
— Мешковский! — произнес провожатый таким тоном, каким рыболов, снимающий с крючка рыбу, говорит: «Есть одна!».
Если он рассчитывал на всеобщее внимание, то он своего добился. Теперь взгляды всех троих церберов изучали меня, как потенциальную мишень. И под этими взглядами я почувствовал себя несколько неуютно. Как карась на сковородке. Ощущение того, что рано или поздно тебя употребят, к приятным отнести трудно.
Хранители главного тела областной гражданской авиации, наверное, догадывались, кто я есть и какую роль сыграл во вчерашнем хипеше. И теперь, как гончие, были нацелены на меня, раздразнившего их охотничьи инстинкты. Очень, понимаете ли, жалели, что нет команды «Ату!».
Но у меня в кармане был пистолет, и они видели это — брюки оттопыривались совершенно недвусмысленным образом, так что трудно было ошибиться и принять это за потенцию. Ни фига, пусть подумают, прежде, чем бросаться по следу. Я — дичь зубастая, одного-двоих обязательно за собой утащу. Если повезет, даже всех. Их тут не так много.
Сообразив, что атмосфера накаляется до непредсказуемого градуса, провожатый схватил мой локоть и потащил за собой. Наверх — туда, куда я вчера благополучно добрался и без его помощи.
— Это ты вчера тут наследил? — с плохо скрытым любопытством спросил он, когда стало ясно, что наших слов никто из оставшихся внизу не услышит.
— Много будешь знать, стариком скоро сделаешься, однако, — туманно ответил я. — Тебе что — сказали, чтобы ты по дороге меня вопросами угробил?
— Нет, — буркнул он и обиженно заткнулся.
Я облегченно вздохнул. Никакой потребности в общении, тем более с этим расплывчатым типом, я не испытывал. Молчанье — золото.
На втором этаже дорогу нам неожиданно перебежала давешняя Анна. Куда она бежала, не знаю, но, увидев меня, резко затормозила и уставилась, как на привидение. Я подмигнул ей в сторону охранника, и она слегка расслабилась. Охранник же ее внезапную остановку истолковал по-своему:
— Что, Анечка, нового человека увидела? Это Мешковский. Есть подозрение, что во всех наших вчерашних неприятностях виноват именно он. Тебе это интересно?
— Ын-нет… — сказала она, запнувшись. Потом развернулась и побежала дальше. Провожатый счел своим долгом объяснить мне:
— В этом доме, понимаешь ли, слишком редко бывают гости. А это — генеральская дочка, ей шестнадцать лет и давно пора трахаться, как всей нормальной молодежи, а папаша ее под замком держит. Строгий папаша. Вот она и оборачивается на каждое новое незнакомое лицо.
Это у меня-то незнакомое лицо? Скажу тебе по секрету, ты глуп, как паровоз, гражданин охранник. Но вслух я сказал другое:
— Ну, да.
И уже сам заткнулся на всю оставшуюся дорогу, чем провожатый, любивший, видимо, хорошо и со вкусом поболтать, остался шибко недоволен. Но утешать его я не стал. Страдать от этого, в конце концов, будет его желчный пузырь, а не мой.
У генеральских помещений опять, как и вчера, сидели двое. Правда, не тех картежников. Те проштрафились и, я думаю, попали в немилость. Сегодняшние сидели за тем же столиком, но с очень каменными лицами, похожие на шизиков, впавших в ступор. Даже при нашем появлении они оттуда не выпали, хотя, я сильно подозреваю, что, появись я здесь один, реакция оказалась бы совсем другой. Так что провожатый был для меня, как визитная карточка — позволял поддерживать реноме в глазах окружающих.
Только вот меня бесила его привычка докладывать всем и каждому, кто я такой. Не разочаровал он меня и на сей раз, громогласно объявив:
— Мешковский!
Но эти церберы даже ухом не повели. Наверное, воспитывались у хорошего дрессировщика, который умело сочетал метод пряника с методом кнута. Результаты оказались восхитительны.
И без того обиженный мной расплывчатый тип разобиделся еще больше, не получив своей пайки внимания на этом посту. Стал темным, как время суток за окном. Я даже слегка посочувствовал ему. Но все равно ни слова не сказал. Перебьется.
Зато я выкинул милую хохму, когда он провел меня через генеральскую спальню по лестнице в его кабинет, куда вчера мне так и не довелось сходить, не смотря на старательные наставления Аннушки. Набрав полную грудь воздуха, я сработал под охранника:
— Мешковский!
Натурально, я сам не ожидал, что получится так хорошо. Вот не вру. А получилось. И расплывчатый из серого стал темно-вишневым, когда генерал, сидевший к нам спиной, обернулся и, грозно нахмурившись, сказал:
— Асхат! Твои вопли за километр слышно! Я работаю! А ты, в конце концов, охранник, а не мажордом.
Провожатый смерил меня ненавидящим взглядом и попытался оправдаться:
— Андрей Ильич, вот честное слово…
— Уйди! — прогромыхал, как бомбардировщик, гражданский авиагенерал. — Мы с тобой позже побеседуем.
